Раздел I
Русь – Византия – Константинопольский патриархат: основные вехи истории

Крестившись (X в.), Русь вошла в семью христианских народов, стала полноправным субъектом международной политики и мировой истории. Так была подготовлена почва для расширения русско-византийских дипломатических, религиозных и культурных контактов, в ходе которых она активно усваивала систему духовных ценностей средневекового византийского мира. Церковь, находившаяся в постоянном контакте с Византией, открывала русскому обществу христианскую цивилизацию. И на всех этапах этого исторического взаимодействия отношения Руси и Византии во многом определялись расстановкой политических сил в Европе.

Территория Руси была одной из митрополий (греч. μητρόπολη – область, находящаяся в канонической власти митрополита). В древности она именовалась епархией (ἤ ἐπαρχία), которой он руководил. Как отмечал Г. Подскальски, «в константинопольском патриархате была учреждена Русская епархия – 62-я по счету (перед Аланией, где в 997/998 гг. известен митрополит Николай)»¹, а «на Русь из Константинополя от византийского патриарха – главы христианской церкви – был прислан митрополит, которому со временем были подчинены одиннадцать епархий: Белгородская, Новгородская, Черниговская, Полоцкая, Владимирская, Переяславская, Суздальская (Ростовская? – Е. М.), Туровская, Каневская, Смоленская, Галицкая. …В начале XIII в. от Галицкой епархии отделилась Перемышльская кафедра, а еще две кафедры – от Владимиро-Волынской епископии. Это были первые шаги на пути разделения Северо-Восточной и Юго-Западной Руси…»²

Если между епархиями и митрополитом возникали противоречия, то обращались для их разрешения к патриарху. «С V века патриархами стали именоваться архиепископы первенствующих церквей, т. е. Римский, Антиохийский, Александрийский, Константинопольский и Иерусалимский. Но преимущество константинопольского патриарха над прочими началось только с Халкидонского собора (451 г.), на котором отцы церкви издали специальное правило «Кормчую книгу Халкидонского собора, правило XXVIII», по которому константинопольский патриарх был поставлен одинаковым с Римским папой и получил верховную власть над всеми восточноевропейскими и малоазийскими епархиями, включая епархии у варваров по берегам Черного моря. Кроме того, патриарх получил право рукополагать всех митрополитов в подвластных ему епархиях»³.

Власть и могущество патриарха еще более возросли в период правления императора Юстиниана I. В грамотах и императорских указах он стал именоваться «Вселенским»; располагал собственной резиденцией в столице – Константинополе, которая стала центром определенной области или «патриархата», подобно Антиохии, Александрии, Иерусалиму; имел право «крестоводружения» (ставропегиум) при закладке церкви или монастыря; пользовался значительными преимуществами в праве высшего суда в делах церковных; созывал на соборы митрополитов своих диоцезов, а митрополиты, в свою очередь, приглашали на епархиальные соборы подвластных им епископов; наконец, при короновании императоров совершал миропомазание. Титул патриарха в византийские времена полностью звучал следующим образом: «милостию Божией Архиепископ Константинополя – Нового Рима и Вселенский Патриарх». Он был косвенным отражением представления о вселенской миссии патриархии⁴.

Митрополитами, присланными на Русь из Византии, по большей части были греки (с середины XI в. короткое время – русин Илларион). Выражение «приѣха на митрополию Русскую митрополитъ (N), родомъ Гречинъ» широко распространено в русских летописях. Император Византийской империи как глава христианского мира формально обладал властью и над русскими митрополитами. Однако, как отмечал А.А. Васильев, «осуществление полномочий митрополита в значительной степени зависело от князя, который на тот или иной момент времени занимал великокняжеский престол»⁵. Верховная власть и авторитет митрополита в глазах епископов и удельных князей были чрезвычайно высоки. Киевские, позднее владимирские, а также московские владыки не раз выступали в качестве посредников в разрешении дипломатических и военных конфликтов между князьями, способствуя сохранению мира на Руси. Их вклад в дипломатическую историю несомненен. Со временем православная церковь в лице митрополитов стала мощным инструментом дипломатии и объективным фактором центростремительных тенденций.

Византия, где церковь была подчинена императору, а отношения церкви и государства юридически регулировались «теорией симфонии», изложенной в VI новелле Кодекса императора Юстиниана, в сознании русских православных людей долгое время была высшим наставником и примером, ведь именно в Константинополе находилась резиденция патриарха. Это обстоятельство значительно расширило международные связи средневековой Руси, способствуя увеличению количества политических, торговых, культурных контактов, в том числе путешествий русских в Константинополь и на христианский Восток, главным образом в Палестину и ее религиозный центр – Иерусалим. Митрополиты посещали Константинополь для участия в соборах по приглашению вселенских патриархов и с другими целями. Не только церковные иерархи, но и представители княжеских семей отправлялись в паломничество в Царьград (например, княгиня Анна Всеволодовна, дочь киевского князя Всеволода Ярославича в 1089—1090 гг. и др.); брачные союзы русских князей и их дочерей с византийской правящей элитой, ставшие частым явлением в политической жизни Руси уже в XII в., предопределили еще один вид русского присутствия в Константинополе.

Развитию русско-византийских контактов во многом способствовала и разветвленная система речных путей сообщения. Заинтересованность Руси в торговых связях с Византией и иными странами средневекового мира по Волжскому, Донскому, Днепровскому, Днестровскому пути усиливала ее дипломатическую и внешнеполитическую активность в прилежащих к ним регионах. Благодаря коммуникативной подвижности купцов, паломников, дипломатов (светских и церковных) здесь постоянно завязывались узлы международных отношений, которые с течением времени сменялись новыми комбинациями политических интересов, не только рождая «друзей» и «врагов», но и расширяя сферы международного влияния Руси.

Черное море – перекресток евразийских торговых путей (Великого шелкового пути и пути «из варяг в греки») – приобрело для развития международных экономических и церковно-политических связей с Византией исключительное значение. На берегах Понта в результате взаимодействия различных культур (античной, средиземноморской, генуэзской, венецианской, византийской, степной) возникли крупные торговые центры, портовые города, привлекавшие купцов из различных стран (Судак – Сурож; Феодосия – Кафа; Азов – Тана и др.), развернувших активную торговлю восточными и европейскими товарами⁶. Северо-Восточная Русь не стала исключением и в силу целого ряда политических, экономических и конфессионально-культурных обстоятельств оказалась тесно связана с Черноморским бассейном.

Распад некогда единой Древней Руси и начало удельного периода русской истории (30-е гг. XII столетия) привели к перемещению древнерусской государственности из Киева на северо-восток (сначала во Владимир-на-Клязьме, а затем в Москву)⁷.

К сожалению, уже в XIII столетии динамичное развитие Руси было осложнено нашествием Батыя. Не сумев дать должного сопротивления и отпора кочевникам на юге, к 1240 г. большая часть Юго-Западной, Южной и Северо-Восточной Руси была завоевана ордынцами, которые оказали доминирующее влияние на весь последующий ход русской истории, в том числе и на русско-византийские церковные связи⁸. Благодаря политике веротерпимости и лояльности к церкви (ярлыки, выдаваемые ханами русским митрополитам, давали льготы и преимущества, освобождали от податей, создавали условия для сохранения имущества церкви, судебной власти в делах церковных и возрождения государственности)⁹ Орда невольно способствовала возвышению Москвы и укреплению власти митрополитов, одновременно ослабляя влияние патриарха Константинопольского на русскую иерархию.

С конца XIII в. Москва, Тверь и Нижний Новгород стали лидерами в смысле внешнеполитических, экономических, культурных амбиций и устремлений русских земель. Важно отметить, что в силу особенностей географического расположения эти политические центры Северо-Восточной Руси были удалены от мировых морских и океанских путей, что ставило их в невыгодное положение с европейскими странами (Германия, Швеция, Дания), чьи территории примыкали к теплым морям и испытывали на себе благотворное межцивилизационное влияние. Этим обусловлено постоянное стремление русских регионов-лидеров выйти на международную арену, пробиться к мировым центрам цивилизации, овладеть выгодными торговыми путями, наладить дипломатические контакты с Византией и ее столицей – Константинополем, с Балканами, со странами Передней и Малой Азии.

Разорение и общее ослабление русских земель после нашествия привело к тому, что Русь, за исключением, пожалуй, Смоленска, Новгорода Великого, Пскова, Полоцка, Турова и Пинска, оказалась втянутой в орбиту ордынской внутренней и внешней политики, играя роль «буфера» между Ордой и Европой. Одним из результатов этих процессов стало не только ухудшение международной обстановки, но и активизация политических противников Руси на юго-западе и северо-западе. Уже к началу XV в. Русь потеряла часть своих территорий: юго-западными землями овладели Польша, Литва и Венгрия; Литва присоединила Полоцкую землю и Смоленское княжество (1404 г.). Русь с трудом контролировала устье Невы и защищала Карелию, западную часть которой отторгла Швеция. Ценой больших жертв и усилий удерживали Псков, отражая вторжение рыцарей Тевтонского ордена. В сложившихся условиях набегов Орды, опасности нападения Швеции, Тевтонского ордена и Литвы великие князья Московские (Даниил, Иван Калита, Дмитрий Донской и их преемники) уже с 30-х гг. XIV в. инициировали процесс собирания русских земель. Объединительный процесс шел постепенно и сопровождался столкновением политических интересов Руси, Орды, Великого княжества Литовского.

Борьба региональных князей за лидерство в вопросе собирания и последующего объединения русских земель заняла целых два века и особенно активно велась между наиболее населенными и богатыми княжествами Северо-Восточной Руси – Московским великим княжеством и Тверским великим княжеством. Тверь при этом искала опору и помощь в Литовском государстве. К литовской же помощи прибегали в борьбе с московским влиянием не только северо-западные русские земли (Псков, Новгород, Смоленск), но и юго-восточная Рязань¹⁰. С самого начала XIV в. рязанские князья вступили в борьбу с московскими, потеряли Коломну (1301 г.) и вследствие своего взаимного соперничества, особенно борьбы Пронска с Рязанью, подпали под сильное влияние Москвы. С вступлением на великокняжеский стол Олега Ивановича (1351 —1402) началась эпоха наибольшего могущества Рязанского княжества. История Рязанского княжества при преемниках Олега Ивановича представляет собой постепенный переход от самостоятельности к окончательному подчинению Москве. В ходе этой борьбы представители Москвы и Твери активно опирались на политический и идеологический авторитет Константинопольской патриархии и патриарха.

На время с середины XIV и до середины XV в. приходится самый интенсивный период взаимоотношений, обмена документами, посольствами между Константинопольским патриархатом и Москвой, где к тому времени уже постоянно находилась резиденция митрополита, что стало решающим фактором в противоборстве с политическими соперниками великих князей Московских. Исследователи насчитывают не менее 125 путешествий в Византию русских в это столетие, известных по документальным свидетельствам¹¹.

Являясь основным проводником византийской политики за пределами империи, патриархат выступал важной политической силой, влиявшей на различные аспекты жизни как средневековой Руси, так и всей Восточной Европы. Имперские власти стремились выделить приоритетный центр, опираясь на который можно было бы влиять на ситуацию в восточноевропейском регионе. С момента крещения Руси таким центром была кафедра митрополита Киевского и всея Руси, постоянным местопребыванием которого с 1333 г. стала

Москва. Придерживаясь основной политической линии по сохранению единства церкви и централизации власти, Константинопольский патриархат чутко реагировал на все изменения политической и конфессиональной ситуации в подвластных ему регионах. Однако реализация этой политики проходила в сложнейших для Византии внешнеполитических и внутриполитических условиях: внутренние гражданские войны, нарастающие религиозные конфликты, а главное – усиление натиска со стороны турок-османов заметно ослабляли империю, заставляя проводить политику лавирования и часто идти на компромиссы. Церковь играла роль связующего звена между Византией, княжествами удельной Руси (Московским, Тверским, Нижегородским, Ростовским, Рязанским и др.), Великим княжеством Литовским, Золотой Ордой, поддерживая то одну, то другую «партию силы», а митрополия «Киевская и всея Руси» (1390—1460) рассматривалась в Константинополе не только как сфера влияния Константинопольского патриархата, но и как дополнительный источник ресурсов для слабеющей Византийской империи.

Известный исследователь истории Византии, историк и богослов отец Иоанн Мейендорф отмечал, что «в XIV— XV веках за власть на Руси боролось несколько политических центров, и каждый стремился поставить своего кандидата митрополитом Киевским, или, со временем, – выделиться в особую митрополию»¹². В течение указанного периода столкновение местных интересов с централизаторскими тенденциями Византии было основным содержанием исторического процесса в Восточной Европе. Смягчение церковной политики Византии по отношению к Руси не означало, что от принципа назначения греков на кафедру далекой, но важной митрополии совершенно отказались. По словам все того же И. Мейендорфа, «перечень митрополитов поражает этническим разнобоем: Алексий (русский, 1354—1378 гг.). Смута, последовавшая за смертью Алексия, привела к усилению византийского контроля при Киприане (из болгар, 1389—1406 гг.), Фотии (грек, 1408—1431 гг.) и Исидоре (грек, 1436—1441 гг.)»¹³. Стихийной формой протеста против влияния греков и произвола власти константинопольской иерархии стала ересь стригольников (Новгород Великий, Псков)¹⁴.

Со второй половины XIV в., то есть уже со времени княжения великого князя Михаила Александровича (1368— 1399) вплоть до присоединения княжества к Москве (1485), Тверь в ожесточенном противостоянии и соперничестве взяла курс на проведение самостоятельной политики (до 1375 г.) и по отношению к Москве, и по отношению к близкой к ней и географически, и династически Литве, но при этом поддерживая с последней активные внешнеполитические и торговые связи. Направляла она послов и в Константинополь, что в полной мере в своих интересах использовали и тверские князья, и патриархи. Напротив, союза с Литвой придерживался рязанский князь Олег Иванович (1351 —1402), а в первой четверти XV в. эту же политику продолжил его сын Федор Ольгович (1402—1427). Исследователь XIX в. Д.И. Иловайский писал об этом так: «Исторiя Рязани въ XIV и XV вв. представляетъ замѣчательную аналогiю съ историею Твери. Здѣсь вторую половину XIV в. также наполняетъ видная личность Михаила Александровича, выступающая съ такими же стремленiями, какъ Олегъ Рязанскiй; послѣ его смерти видимъ тѣ же усобицы между Тверью и Кашиномъ, какъ между Рязанью и Пронскомъ, то же колебанiе между Москвою и Литвою. Когда на время ослабла сила притяженiя со стороны Москвы, оба княжества примкнули къ Литвѣ, гдѣ еще властвовал грозный Витовтъ»¹⁵.

Нижегородское великое княжество (1341), территория которого включала в себя собственно Нижегородское, Суздальское и Городецкое княжества, с 40-х гг. XIV в. и вплоть до присоединения к Москве (1392), а также во время борьбы суздальско-нижегородских князей против Василия I поддерживало активные контакты с Великим княжеством Литовским и ханами Золотой Орды¹⁶. На северо-западе, севере и северо-востоке оно граничило с Владимирским великим княжеством, Галицким, Ростовским и Стародубским княжествами, на западе – с Муромским княжеством по реке Оке, на юго-западе и юге – с мордовскими землями, находящимися под контролем ордынцев. Развитие торговли в Поволжье, поддержка со стороны Орды и Новгорода Великого позволили нижегородским князьям Константину Васильевичу (правил в 1341 —1355 гг.) и его сыну Дмитрию вести борьбу с московскими князьями за великое княжение владимирское.