27 жерминаля II года республики (16 апреля 1794 г.)

Лорд Малсбюри не любил долго нежиться в постели. Чем раньше встаешь, тем длиннее твой день, а следовательно, и твоя жизнь. Это отцовское правило он усвоил с самого детства и не изменял ему на протяжении сорока пяти лет насыщенной и полной событиями жизни, половину которой провел в путешествиях, изучая другие культуры и приноравливаясь к чужеродным обычаям, но неизменно поднимаясь с постели с первыми лучами раннего летнего солнца или в затянувшейся темноте зимнего утра. За двадцать лет скитаний по Европе на службе Его Величества короля Англии лорд Малсбюри не сделал яркой карьеры. Впрочем, карьера никогда не интересовала его. Да и к чему еще мог стремиться человек, у которого было все? Он был богат, во всяком случае, достаточно богат, чтобы удовлетворять все свои капризы. Но даже в своих капризах англичанин придерживался принципа, завещанного все тем же мудрым родителем: никогда не желать того, чего не можешь себе позволить, и немедленно удовлетворять желание, которое тебе доступно. Он принадлежал к верхушке английского общества, достаточно закрытого для того, чтобы не дать проникнуть на самую вершину тем, кто имел несчастье родиться без знатного титула. Это несчастье миновало лорда Малсбюри. Красивые женщины? О да, красивых женщин он любил и был с ними щедр ровно настолько, чтобы заставить их любить себя. Слава? А вот этот порок остался лорду неведом. Разве по-настоящему умный человек променяет славословия на истинную, уверенную, полную власть над людьми? Разве в пустой хвальбе заключено настоящее могущество? Нет, лорд Малсбюри выбрал иной путь и ни разу не пожалел о сделанном выборе: он купался в роскоши, любил женщин и боролся со скукой там, где был нужен отечеству, там, куда направляла его властная рука английского премьер-министра Уильяма Питта, там, где, не обладая ловкостью, умом и редким дипломатическим тактом, свойственными лорду Малсбюри, выжить было невозможно. Он конспирировал, подкупал, шантажировал, обманывал, обольщал, шпионил, доносил, убивал – и неизменно преуспевал там, где любой другой, на его месте, был бы разоблачен, унижен, уничтожен.

Вот уже четвертый год лорд Малсбюри жил в особняке, расположенном в живописной деревне Пасси, ближнем пригороде Парижа, откуда управлял обширной сетью английской разведки. Он вел обычную жизнь состоятельного буржуа, ничем не выделяясь среди себе подобных ловкачей, наживающихся на каждой серьезной общественной встряске.

Высокий, худощавый, с колючим орлиным взглядом, впалыми щеками, слегка нахмуренным лбом, словно вечно чем-то недовольный, он не был похож на француза. Любой прохожий без труда определил бы в нем сына туманного Альбиона, чей образ был знаком парижанам по карикатурам, продававшимся у книготорговцев вдоль берегов Сены. Но по странному стечению обстоятельств (или причиной тому необъяснимая неприметность лорда в столичной суете, при всей его необычной внешности?), он не вызывал подозрений, и ни один донос не был сделан на холодно-надменного иностранца, произносившего французские слова с неприятно-жестким акцентом.

Раннее апрельское утро было волшебным. Как иначе, если не волшебством, можно объяснить прозрачный свет, разливающийся над спящей рекой и покрывающий легкой дымкой ее берега? Утренний туман клочьями застревал в свежих кронах деревьев, а затем вновь продолжал свой путь вдоль Сены, пока снова не был схвачен в зеленый плен молодой листвы. Лорд Малсбюри вдохнул прохладный воздух и отправился пить кофе в столовую, где из распахнутого окна продолжал наблюдать за рождением нового дня. Утро было единственным временем суток, которое милорд посвящал созерцанию и размышлению. Затем начиналась обычная рабочая суета, не оставлявшая его до позднего вечера.

Суета новорожденного дня началась с полученной записки, ровные, без наклона буквы которой приятно удивили английского агента. Он прекрасно помнил этот почерк, его просто невозможно было спутать ни с каким другим, настолько изящно очаровательная мадам Демайи выводила строчки своей маленькой левой ручкой. Она звала его, обещала, что он не пожалеет о потраченном времени, писала, что сведения, полученные из первых рук от члена революционного правительства, непременно заинтересуют милорда. Софи просила прийти не раньше полудня и привести секретаря. Лорд Малсбюри нахмурился (Что за странные капризы?), но секретаря взял, и ровно в четверть первого подкатил к особняку на улице Жемчужины.

Софи хорошо подготовилась к встрече гостя: особняк был пуст. Ни одной живой души!

– Я использовала всю свою фантазию, чтобы придумать десяток неотложных дел для прислуги, милорд, – улыбнулась хозяйка, явно довольная результатом. – Мы одни, по меньшей мере, на пару часов.

– Вы, как всегда, неподражаемы, миледи, – улыбнулся он в ответ, с изысканной элегантностью приложив ее руку к губам. – Право, моя миссия во Франции давно провалилась бы, не будь вы моим верным и надежным помощником.

– Если бы ваши комплименты могли превращаться в золото, милорд, я стала бы богатейшей женщиной Европы, – брезгливо отозвалась Софи. – Увы, ваша щедрость уступает вашим похвалам.

– Миледи, помилуйте! – всплеснул руками англичанин. – Если бы я самостоятельно распоряжался доверенными мне средствами, поверьте, вы бы не знали…

– Ах, оставьте ваши фальшивые заверения, лорд Малсбюри! – голос Софи зазвенел нетерпеливым раздражением. – Перейдем к делу. Предупреждаю, что за эти сведения, – она кивнула в сторону лежащих на столике будуара бумаг, – вам придется заплатить полную цену, а стоят они дорого, ох как дорого!

– Ну что ж, посмотрим, посмотрим, – Малсбюри подошел к столу и надел очки. – Ваш почерк – само совершенство, миледи, как и вы сами!

– Ну читайте же, милорд, прошу вас, – настойчиво потребовала Софи и встала у него за спиной.

– Неплохо… совсем неплохо… – приговаривал англичанин, удовлетворенно кивая головой. – Весьма недурно… даже очень… я бы сказал…

– Недурно?! – нервно хохотнула Софи, вырвав бумаги у него из рук. – И это все, что вы можете сказать?! «Недурно»! Приказ о выплате вознаграждения десятку осведомителей Комитета общественного спасения в Англии! С именами, прошу заметить! Список американских банкиров, снабжающих деньгами военную кампанию Французской республики против Английского королевства! И наконец, проект декрета об аресте всех подданных английского короля в портовых городах Франции! И единственное, что вы нашлись сказать, – это «неплохо»?! О, милорд, никогда еще я не встречала подобного лицемерия и подобной несправедливости!

– Миледи! – англичанин изобразил муку на скуластом лице. – Право, я не хотел!..

– Это, – Софи потрясла бумагами у него перед носом, – редчайшие сведения, цена которым…

– В самом деле! – подхватил шпион. – Поговорим о цене!

– … Цена которым, – продолжала Софи, не обращая внимания на его восклицание, – по меньшей мере, сто тысяч ливров.

– О, пощадите! – театрально взмолился Малсбюри.

– Обладая этой информацией, Англия уничтожит всю сеть французской агентуры, а также спасет своих подданных, уведя их с территории республики до того, как декрет, предписывающий их арест, разлетится по Франции.

– Сто тысяч… – поцокал языком лорд, неодобрительно покачивая головой.

– Я согласна на пятьдесят, – милостиво проговорила Софи. – При одном условии.

– Пятьдесят тысяч да еще и условие?! – возмутился англичанин.

– Эти документы должны быть немедленно, в этом доме и в моем присутствии, скопированы вашим секретарем. Только тогда они отправятся в Лондон.

– Переписаны? – удивился лорд. – Все документы?!

– Все без исключения, – кивнула Софи. – Однажды я уже совершила подобную ошибку и не желаю повторять ее снова. Ни одна бумага, написанная моим почерком, больше в Англию не прибудет.

– Миледи, даю слово, вам гарантирована полная конфиденциальность… – начал было англичанин, но Софи резко перебила его.

– Таково мое условие, милорд, и оно не обсуждается. Либо ваш секретарь копирует документы, либо они остаются у меня и немедленно отправляются в камин. Вам решать.

– Как я могу отказать красивой женщине! – сдался лорд. – Джеймс!

Секретарь, оставшийся ждать в гостиной, появился в дверях, поспешно засовывая в рот дольку апельсина.

– За работу, Джеймс, – велел лорд Малсбюри, передавая ему бумаги. – Мне нужна точная копия этих документов, слово в слово. У вас не больше часа. А мы пока потолкуем с леди Демайи.

– Пятьдесят тысяч ливров! Это безумие! – громко зашипел лорд Малсбюри, когда они вышли из будуара, оставив секретаря за работой. – Прошу вас, будьте благоразумны, миледи!

– Это моя окончательная цена, милорд. Впрочем, если вы не согласны, еще не поздно… Джеймс! – громко позвала она. – Оставьте ваше занятие! Бумаги остаются здесь!

– Продолжайте, Джеймс! – крикнул лорд. – Хорошо, хорошо, я согласен, – понизил он голос, обратившись к Софи. – Правда, у меня нет при себе такой суммы. Признаться, я не рассчитывал… Остановимся на десяти тысячах сейчас, а еще сорок получите через неделю, я пришлю к вам нашего банкира Парго.

– Тогда и бумаги получите через неделю, – бросила Софи. – Вы забываете, что эти документы нужны вам больше, чем мне – ваши деньги, милорд. Проклятая английская скупость! Думаете, я стану бесплатно работать на английский кабинет? Велите вашему секретарю оставить свое занятие и убирайтесь из моего дома!

– Вы прекрасны, даже когда гневаетесь, миледи, – лукаво улыбнулся лорд, не двинувшись с места. – Наш с вами союз всегда был взаимовыгодным, и я не вижу причин изменять этому правилу. Мы ведь сможем договориться, не так ли?

– Пятьдесят тысяч, и ни ливром меньше, – упрямо заявила Софи. – Немедленно. Это мое последнее слово.

– Damn it¹! – сквозь зубы процедил Малсбюри и, поморщившись, стянул с безымянного пальца изумрудный перстень. – Он стоит тридцать тысяч ливров, – сказал он, протягивая его Софи. – Это мое последнее слово.

– Тронута вашей жертвенностью, милорд, – усмехнулась Софи, разглядывая изумруд на свет, и зажала перстень в кулачке. – Вы лично повезете бумаги в Лондон?

– О нет, этим займется мой хороший друг лорд Вентворт, граф Стаффорд. Вы, кажется, знакомы? – добавил он, впившись в Софи орлиным взглядом.

– Поль?! – англичанин готов был поклясться, что в этом возгласе было больше испуга, нежели удивления или радости. – Так лорд Вентворт в Париже?