– Кто знает, – добившись своего, Шон снова стал милым и предупредительным. – Отдыхай пока, через два дня вылет. И прости, но теперь тебя будут охранять, – он кивнул ввалившегося в комнату амбала. – Не обращай на него внимания, считай, здесь никого нет.

За два дня Уля почти привыкла к своему молчаливому спутнику, но когда наступило время отъезда, вздохнула с облегчением.

Джипы вывезли группу за город. Прямо в степи, на серо-коричневой, завивающейся пыльными бурунчиками земле, ждал армейский вертолет.

Поднятый лопастями ветер сбивал с ног, бросал в глаза все, что смог поднять, так что пришлось спрятать лицо в сгибе локтя.

– Держись за меня! – проорал Шон. Его голос легко перекрыл шум, а сильная ладонь обхватила за талию. – Все уже в сборе, ждут только нас.

Внутри успевшего нагреться вертолета было тесно. В центре, укрыты брезентом и закрепленные специальными ремнями, лежали рюкзаки и какие-то мешки. Оборудование поценнее размещалось на особых стеллажах у бортов.

Шон толкнул Улю к сиденью:

– Пристегнись!

И сам помог справиться с ремнями, которые обхватили крест-накрест грудь. А потом дал знак летчикам.

Вертолет затрясло. Уля сглотнула – не очень приятно осознавать, что под ногами – пустота, а от вечности отделяет всего лишь усилия лопастей. Тряска не давала забыть об этом ни на минуту.

Постепенно тошнота прошла и, вывернув шею под немыслимым углом, Ульяна умудрилась посмотреть в иллюминатор.

Та же степь, покрытая причудливыми, похожими на морозный узор завитками. Кое-где её прорезали тонкие линии асфальтовых дорог, а над редкими реками поднимались мосты. Смешно прыгали вспугнутые вертолетом газели, бегали вокруг беспорядочно раскиданных юрт большие собаки, табуны лошадей пересекались с отарами овец.

Когда мышцы затекли, поменяла позу и, наконец, рассмотрела тех, с кем ей предстояло делить дни, ночи, а также взлеты и падения.

Два военных. Одинаковые, как капли воды. Судя по форме – китайцы, но Уля плохо в этом разбиралась. Её подозрения подтвердил Шон:

– Китай потребовал контроля над раскопками – все же их наследие. Эти двое будут наблюдать за порядком и служить дополнительной охраной. Ян и Юй. Они братья.

Оба склонили головы одинаковыми движениями и потеряли к Ульяне интерес.

В отличие от помощника Шона. Мужчина в возрасте глаз с неё не сводил, отчего становилось неуютно.

– Эвей, хватит пялиться, не смущай человека, – хохотнул Шон и пояснил: – Он не опасен. Как у вас говорят? Бодливой корове Бог рогов не дал?

Уля вежливо кивнула, так и не поняв, к какой нации тот относился. Не азиат и не европеец. Скорее всего – метис.

Зато четвертый спутник показался смутно знакомым. Уля просияла, когда тот представился:

– Джастин Одли!

Знаменитый археолог, разбирающийся, наверное, во всех видах керамики: от грубейшей срубной, до тончайшего фарфора! Автор сотен статей и нескольких книг, которые Ульяна зачитала до дыр. К сожалению, поговорить им не удалось, сказалось незнание языков. А Шон переводить отказался – откинулся на спинку жесткого кресла и сделал вид, что заснул.

Но часа через полтора вдруг очнулся и, выглянув в иллюминатор, указал вниз:

– Поющие Пески Времени!

На земле невидимый художник разлил желтую краску и щедро перемешал оттенки. Полукружья барханов обнимали чахлую зелень, которая напоминала скорее точки, чем растительность.

– Почему их так назвали?

– Если прислушаться, то на рассвете можно услышать, как бьют барабаны и над пустыней разносится странное пение. Но мы этого не услышим – сейчас нет времени на такие остановки.

И, видя огорчение Ули, поспешил утешить:

– Гоби скрывает много тайн. Кто знает, что мы отыщем… Уверен, пустыня покажет что-то чудесное.

Ульяне оставалось только согласиться: экспедицией руководила не она.

Желтые пески превратились в каменистую равнину, нарядные белые юрты сменились бурыми, под цвет местности. Кое-где виднелись капитальные постройки – то ли из кирпича, то ли из каких-то блоков… Позже, когда вертолет опустился недалеко от таких домов, оказалось – саман.

Их встречали.

Хорошо одетый мужчина в цветном халате, подпоясанном желтым шарфом и почему-то в шляпе; пара людей, очень похожих на Эвея, только помоложе и военные. Эти кинулись разгружать вертолет, остальные, перебросившись несколькими фразами с Шоном, повели гостей вглубь селенья.

Большие собаки лежали в стороне, лениво поглядывая на людей, а мелкие прыгали, заходясь лаем поодаль. Чумазые дети с интересом глазели на приезжих, но не приближались. В загоне орали верблюды, блеяли овцы, и в первый момент Ульяне показалось, что она потеряла обоняние.

Гостей привели в большой саманный дом, оказавшийся чем-то вроде смеси кафе и местного клуба.

В одной части располагалась кухня: саманно-каменная дровяная плита и обычная буржуйка, на которой стоял закопченный чайник с высоким носиком. Из него уже вырывался белый пар. Во вмурованном в печь котле тоже что-то кипело. Жар от огня распространялся по всему помещению, и там стояла влажная духота, как в бане.

Но нескольким местным мужчинам это не доставляло никаких неудобств. Они сидели у самодельных столиков, сделанных из огромных железных боек, на которые наварили круглые и квадратные куски металла. Неподъемные и страшные, они хорошо вписывались в интерьер, рассмотрев который Уля всхлипнула и пообещала себе ничего в этом месте не есть.

– Опасаешься? – заметил её взгляд Шон. – А что, на ваших раскопах было стерильно?

Вспомнив, в каких условиях зачастую варили кашу или суп, Уля снова содрогнулась.

– Там, по крайней мере, еда была знакомой!

– Здесь тоже ничего необычного. Разве что молочный чай. Он на любителя.

Рассаживались странно, соблюдая какой-то непонятный Ульяне порядок. Её саму попытались оттеснить в сторонку, но Шон успел вовремя – подвинул на лавке особо рьяного кочевника и усадил Улю рядом с собой.

– Не зевай! Здесь патриархат, хоть ты и гостья. Так что держись поближе.

Уля снова кивнула, глядя, как стол исчезает под блюдами, тарелками, мисками и чашечками. И каждому из гостей вручили пиалу, из рук в руки.

То, что было внутри, Шон назвал чаем. Но плавающие на поверхности кружочки жира и крупа заставили сомневаться.

– Говорил же – на любителя. Но выпить придется!

Это было нелегко. Все же молоко с жиром для Ули оказалось… слишком. И она порадовалась, что никто не протянул добавку.

А на стол тем временем поставили блюдо с бараньей головой и Шону подали нож. В помещении воцарилась тишина.

Ульяна насторожилась: похоже, это что-то из местных обычаев.

Шон на миг потерял всю уверенность. Переглянулся с Эвеем, перевел взгляд на Улю и решительно сделал надрез, что-то бормоча.

Присутствующие внимательно следили за движениями ножа, и каждый отрезанный кусок встречали одобрительные шепотки. Шон раздавал мясо окружающим, строго по старшинству, и Уля несколько раз поймала его виноватый взгляд – словно оправдывался за что-то. А потом нахмурился и резко приказал по-монгольски.

Через несколько минут перед Улей появился большой кусок мяса.

– Это почетное «женское» угощение, – тут же шепнул Шон. – Прости, голова только для мужчин.

Для мужчин, так для мужчин – в чужой монастырь со своим уставом не ходят. И Ульяна спокойно жевала то, что ей разрешалось. Оказалось, кроме бараньей головы можно все. Вот только молочную водку Шон отсоветовал – крепкая. Вместо неё подали кумыс.

Но даже он ударил в голову. И, спросив у Шона можно ли, Уля вышла на улицу – проветриться.

После духоты саманного помещения даже горячий ветер пустыни показался прохладным. Подставив ему лицо, Ульяна забрела за пределы поселка и онемела от открывшейся картины.

Широкая река напитала пустынную землю, покрыв её изумрудным ковром. Он простирался до самого горизонта, и только где-то вдалеке виднелась бурая полоса. Неподалеку бродили отары и паслись лошади, а в по-настоящему бездонном небе парили орлы.

То один, то другой срывался вниз и исчезал в траве, закогтив добычу. Ульяна залюбовалась красотой стремительных движений и не сразу поняла, что тот резкий окрик относится к ней. А через мгновение её сбила с ног непонятная сила.

***

Песок набился в рот, залепил глаза. Сверху навалилось что-то тяжелое и живое, а еще чувствовались толчки. И слышались крики.

Наконец, Улю вздернули на ноги, и она смогла немного прочистить глаза. Картинка не порадовала.

Рядом с ней стоял один из экспедиции, тот, чью национальность она так и не смогла угадать. Рубашка свисала с его плеч лоскутами, которые быстро пропитывались кровью. Его приятель не обращал на это внимания – его взгляд был прикован к небу, а в руке покачивалась ременная петля.

К ним уже бежали люди. Шон подлетел первым. Нескольких слов хватило, чтобы прояснить ситуацию:

– Беркут напал. Басан, – окликнул раненого, – быстро в юрту! Оюн, ты его подбил?

Пращник выпрямился и покачал головой. А Уля только сейчас заметила цвет его глаз – янтарные, практически желтые. Такие могут быть у кошки, но никак у человека.