Глава пятая, банкетная

Сколь ни мудра поговорка «не родись красивой, а родись счастливой», для Кати пока сознание собственного очарования было основополагающим. Как ни крути, встречают-то по одёжке, поэтому Катюша считала свою привлекательную внешность определяющим фактором в жизни, использовала её и наслаждалась восхищёнными взглядами. Да и как можно было её за это судить, если, едва родившись, Катя постоянно слышала: «Ангелочек! Красотулечка!» и прочие лестные эпитеты, если и в детском саду, и в школе, и теперь, в институте, ей многое прощалось и дозволялось именно благодаря хорошенькому личику. Хоть и головка на плечах была не глупенькая, но внешность использовалась пока, пожалуй, чаще.

Вот и сейчас, старательно укладывая волосы, подводя глаза, подбирая одежду, Катюша подсознательно предвкушала, как поразит нового знакомого.

Выйдя, наконец, из спаленки на бабушкин строгий суд, Катя предстала перед ней во всём своём блеске.

– Ну, как у тебя внучечка?

– Хороша, спору нет! – Анна Степановна не могла не оценить внучкиных стараний. – Звезда, да и только! Но я думаю, тебе не стоит особо стараться. Вадим на Галку не надышится, на других и не глядит.

– Да где здесь у нас другие-то? Выбора нет, вот Галинке и повезло.

– А ты злая! – поразилась бабушка. – Неужто позавидовала подружке? Напрасно. И выбор здесь есть, особенно сейчас, всякие понаехали, студенточки грамотные, штучки столичные. Просто Вадим умный человек, он увидел золотую Галкину душу, она у нас редкой доброты и сердечности девушка.

Катя слегка устыдилась. Разумеется, бабушка была права, но ведь Катюша привыкла считать себя самой-самой лучшей, и то, что Галка опередила её в личном счастье, Катю царапнуло и заставило позавидовать. Но собственное отражение в зеркале, откровенное платье, блеск глаз, белизна зубов опять убедили её в собственной неотразимости и подняли настроение. Назначенное время приближалось, Катя попрощалась с бабушкой и пошагала к соседнему дому. Из окна слышалась музыка, и доносились вкусные запахи. Галинка рано научилась готовить, достигла в этом деле большого мастерства, и Катя с удовольствием потянула носом: вкусно поесть она любила.

Подруга встретила её радостной улыбкой. Стол уже был парадно накрыт, в глиняной кринке красовался букет лохматых пионов, а сама хозяйка – в простеньком платьице и совершенно без косметики. И, как всегда, без зависти восхитилась:

– Опять несказанно хороша! Да вот кавалер-то у нас всего один.

– Да я не для кавалера принарядилась, – покривила душой Катя. – Просто вроде званый вечер, положено при параде быть.

– Ну какой там званый вечер! – отмахнулась Галка. – Просто отметим твой приезд и знакомство. Правда, я волнуюсь что-то.

– А я-то как волнуюсь! Не каждый день лучшая подруга с женихом знакомит. А где, кстати, жених?

– Он пунктуален до невозможности. Сказано в восемь, значит, войдёт ровно в восемь.

И точно, едва старые Галинкины настенные часы принялись с чахоточным хрипом отбивать восемь ударов, раздался стук в дверь, и жених предстал перед девицами.

– Дверь тихонько отворилась, и в светлицу входит царь! – продекламировала Галинка, смущаясь и розовея. – Вадим Вадимович, Дымыч, мой дорогой и любимый человек! А это – Катенька, самая лучшая и любимая моя подружка!

– Здравствуйте, красавицы! – Жених вручил Галке позвякивающий пакет, поцеловал невесту в щёчку, галантно наклонился к протянутой Катиной руке.

Катюша сумела приветливо выговорить:

– Здравствуйте! Очень рада знакомству!

Но внутри всё её существо вопило и кричало: «Почему?! За что?!» Зависть затапливала душу. Очкастый, лысоватый, заумный ботаник, который представлялся в воображении, оказался мужчиной её мечты! Высокий широкоплечий атлет (ну просто классическая скульптура!), копна пшеничных, слегка вьющихся волос, выразительное лицо. А глаза! Большие, яркие, зелёные, как крыжовины у бабушки в саду. Брови и ресницы темнее волос, словно подкрашенные, россыпь веснушек на переносице, чётко очерченные губы – портрет из галереи, оживший идеал! Одежда, как вторая кожа: трикотажная рубашка и вельветовые джинсы сидят, как влитые, ботинки без единой пылинки (и это на деревенских тропинках). Пахло от него чем-то вкусным и явно недешёвым. Да, с таким в любом обществе не стыдно показаться! И это – жених Галинки! Да она и незаметна на фоне такого мужчины! Смятение, зависть боролись в Катиной душе с добрым отношением к подруге. Но что она могла поделать, если сразу, моментально захотела такого же счастья для себя. Кое-как сумела всё-таки сдержаться и затараторила весело:

– А стол-то ждёт! И кушать хочется. Предадимся низменным радостям пианства и чревоугодия. И поводов у нас достаточно, и закусь на столе, и призывный звон бутылей я слышала.

– Конечно, пора к столу! – подхватила и Галинка. – Что ж это мы всё церемонимся. Усаживайтесь, устраивайтесь и начнём!

– Да, милые дамы, начнём наш чудный вечер! – Вадим поставил на стол бутылки, открыл шампанское. – По первой за знакомство!

И пошло-поехало! Поначалу они благопристойно отпивали по глоточку. Глоточков набралось много. За дружбу, за любовь, снова за знакомство, за молодых, за Катю, опять за любовь. Пребывающая в стрессовом состоянии, Катюша пила, не задумываясь и не отказываясь, окончание банкета помнилось ей смутно. Вадим провожал её до дому, и, находясь под воздействием возлияний, Катя отчаянно с ним кокетничала и едва ли не тащила на сеновал. Практически трезвый кавалер отводил её руки, пытавшиеся обнимать, говорил что-то бодряще-утешительное, вежливо простился и удалился, оставив не совсем адекватную Катерину в расстроенных чувствах. В платье и босоножках она вползла на сенное ложе, укуталась лоскутным одеялом и провалилась в сон.

Глава шестая, похмельная

И проснулась Катя расстроенная. Вспомнила вчерашние прегрешения: «И чего это меня занесло?» Вначале-то всё шло чудесно и вполне прилично, они много шутили, болтали о том, о сём, вспоминали разные смешные истории. А потом Катя принялась строить глазки, Галка, вероятно, заметила и переживала. Дальше – и того хуже, приставать взялась к чужому мужику! Вадим Катеринины приставания отверг, и спала она в платье и даже в обуви. Ужас! Кроме душевной сумятицы, обнаружилась и головная боль. «Вот только похмелья мне не хватало!» – охая и постанывая, Катя в мятом платье, с босоножками в руках, прошлёпала в дом. Первым делом зачерпнула кружку ледяной колодезной воды, выпила жадными глотками. От умывания этой же бодрящей водой в голове прояснилось и посвежело, и телу полегчало, но забравшийся вчера в душу колючий ёжик зависти закопошился и выставил иголки. «Ах, какой мужик!» – Катя была собой недовольна, но поделать ничего не могла. Так хорош был Вадим, так её привлёк, таким был (по Катиному разумению) для неё подходящим, а принадлежал другой! Ах, если бы другая была не Галинка! Тут бы Катю было не остановить, но причинять боль доброй, бесхитростной подруге, которая действительно достойна счастья, Катюше совсем не хотелось.

Но как же её задевало, что простушка Галка «за печкой» сыскала такого парня, а красавица Катя в многолюдном городе никого подобного обнаружить не смогла. И всё-таки, и всё-таки… Для Вадима она, Катюша, куда более подходящая пара, нежели Галинка. Катя завидовала, злилась на себя, злилась на Вадима за его обидное к ней равнодушие, и стыдилась этой злобы. Да ещё Галка! Эгоизм в Кате был, всегда хотелось получать самое лучшее, но подлой-то она не была!

Организм потихоньку оживал и запросил завтрак. Зная, что бабушка внучку голодной не оставит, Катюша полезла в печку, достала ещё тёплые оладьи, пышные, румяные, какие могли состряпать только заботливая бабушка и её верная помощница-печка. И самовар ещё не остыл. Аппетитные оладушки с мёдом, ароматный чай с травками доставили удовольствие и оживили страдалицу. Сил прибавилось, но грусть всё не отступала, и Катя решила прогуляться, навестить лес, проведать папоротники. Для неё, коренной горожанки, общение с природой было лучшим способом поправить настроение, и не раз Катюша этим пользовалась в моменты душевного смятения. Покопавшись в кладовке, она выудила старые спортивные штаны, пёстрый самовязанный свитерок, сунула ноги в резиновые сапожки, нахлобучила кепочку с пуговкой, ещё дедушкину. Глянула в зеркало – Гаврош, да и только, к тому же очень бледненький Гаврош. И лицо было хмурым, пришлось Кате старательно поулыбаться самой себе, возвращая радостное выражение, чтоб бабушку не пугать. Бабушку ещё нужно было найти, доложиться, отпроситься, возможно, выслушать воспитательную речь: скрыть вчерашние грехопадения вряд ли удастся.

Бабушка нашлась в огороде, пропалывала грядки до жары. Выполнение Катиного обещания быть Тимуром, да ещё и с командой, пока откладывалось, но Анна Степановна и не собиралась загружать внучку, понимая, что юность быстротечна и то, что судьба готовит, неизвестно, да и возможности отдыхать всласть в дальнейшем может и не представится. Катя быстро заговорила, покаянно склонив голову:

– Бабуль, пусти в лес. Я потом отработаю.

Бабушка явно поняла, что внучка вчера загуляла, но воспитывать не стала. Усмехнувшись на Катюшин внешний вид, лишь сказала чуть язвительно:

– Сбросила городскую шкурку, Котёнок? Из принцесс в золушки? Давай я тебя пугалом подряжу!

Катя уже по-настоящему улыбнулась в ответ:

– Вернусь, поговорим! Смотря почём заплатишь.

– Я подумаю, сколько такая пугалка может стоить, – тоже улыбнулась Анна Степановна. – Пройдись, конечно, лесовушка, да возьми беркушку, колосовики пошли, может, найдёшь гриб-другой, чего попусту бродить. А к обеду возвращайся.

– Постараюсь! Но ты особенно не волнуйся, если задержусь, свой режим не нарушай. Я очень-очень по лесу соскучилась, хочу со всеми поздороваться.

Бабушка прекрасно понимала внучку. Именно бабушка, тогда ещё молодая и сильная женщина, водила крошечную девочку по окрестным местам, показывала потаённые уголки, учила распознавать растения, собирать грибы и ягоды, просто любить и ценить всё, что растёт и цветёт вокруг. Сама Анна Степановна до сих пор постоянно наведывалась в леса, бродила среди деревьев, наслаждалась редкостным покоем и безмятежностью. Катюша лишена была этого долгие месяцы, проводя их в бетонном, суетном, тесном городе, и сейчас ей следовало всласть надышаться, налюбоваться тихой прелестью среднерусского леса.

Катя сдёрнула с головы кепочку, помахала ею на прощание, дурашливо поклонилась. Забежала в дом за корзинкой (та самая беркушка) и ножиком, и, вооружившись, зашагала в «джунгли».

Глава седьмая, лесная

Лесной уголок, куда направлялась Катюша, редко посещался окрестными жителями, а уж тем более заезжими отдыхающими. Несколько километров считались большим расстоянием, грибные и ягодные места можно было обнаружить куда ближе. К тому же едва заметная тропка проходила по болотцу, где ютились шипучие гадюки, чувствовавшие себя местной властью и совсем не ласково встречающие непрошенных гостей. Охотников общаться с ними находилось мало, шлангоподобные гады надёжно охраняли покой старого леса.

Когда-то эта тропинка, по которой сейчас легко ступали Катины ножки, была проезжей дорогой, ведущей в лесную деревушку, давно исчезнувшую с лица земли. В этой деревеньке в давние времена жили предки Анны Степановны, а значит, и её, Катюшины, далёкие родичи. Женщины их семьи не забывали дорогу к остаткам родового гнезда, и Катя хорошо знала эту дорожку, наведывалась туда, где много лет назад стояли рубленые из огромных деревьев избы. Избы эти ставились на здоровые валуны, размером с целого кабана. До сих пор замшелые огромные камни указывали расположение домов, где когда-то жили, любили, радовались и печалились далёкие-далёкие предки.

Лес с каждым годом всё старательнее прятал прошлое, но совсем стереть не мог, из года в год Катя безошибочно находила старый фундамент бывшего дома. Дом давно исчез, но у Анны Степановны сохранилось кое-что из бывшей в нём раньше утвари. Большущий, с хитрым узорчатым ключом замок до сей поры исправно запирал бабушкин сарай, несмотря на столетний возраст. Остались древние, тёмные иконы, кованая ажурная лампадка, фигуристая керосиновая лампа. Остались и продолжали служить верой и правдой. Исчезла деревенька, пропали дома, но сохранилась память, и Катюша, сидя на шершавой спине валуна-кабанчика, всегда ощущала себя хранительницей этой памяти и чувствовала некую ответственность за сохранность воспоминаний в ней самой, в её будущих детях.

Вспоминая, размышляя, обдумывая, Катя шлёпала по дорожке, не замечая расстояния. Вот и болотце чавкнуло под сапогами. Гадюки не показывались, видно, не думали о возможных посетителях и расслабились. Преодолев болотце, тропинка пошла в горку, и вот он, край волшебного леса, куда так стремилась Катюша.

Просторная поляна, окаймлённая берёзами и елями, чья тёмная игольчатость и нежная ажурная зелень так красиво подчёркивали друг друга, вся заросла могучими папоротниками. Это огромное папоротниковое море вздыхало, шелестело и перешёптывалось, ветер гнал зелёные волны. Картина, достойная кисти художника! Эта картина всегда поражала Катю, заставляла её замирать в восхищении: затаив дыхание, она подолгу наблюдала за лёгкими переливами кудрявых листьев, слушала их нежный шелест.