Мимо нас пробегает медсестра, толстая неопрятная баба, с сожженными пергидролем волосами, собранными в халу на макушке, на ее лице черные брови, которым позавидовал сам Леонид Брежнев, и густые усы аля – Буденный. Она – садистка, я тоже ее ненавижу. Давно уже замечала за ней, что любит причинять боль, и всегда при этом смотрит тебе в глаза. По ее взгляду всегда понятно, что это ей доставляет удовольствие. Не нас здесь лечить надо, а вот таких садистов, как эта женщина, называющая себя медицинской сестрой. А еще она любила орать и бить больных, ведь те не могут ей дать сдачи, только мычат и пытаются прикрыть лицо руками. Она – злая склочная баба. За ней прошли два амбала – охранника.

Пусть считает, что разговариваю с фикусом, я – сумасшедшая, что с меня взять.

Когда они прошла мимо, мы продолжили разговор.

– А у тебя, Алина, папы и мамы разве нет?

– Мама умерла, когда мне было пять лет, а отец – три года назад от инсульта, после него дом остался, бизнес, деньги на счетах, вот мачеха и не захотела делиться.

– Как можно здорового человека упечь в психушку?

– Да, запросто! Деньги решают все…

– Но ты же здоровая, или нет…

– Здоровая, здоровее тебя буду, я не лезла в петлю…

– Алина, я в петлю не лезла! И откуда тебе известно, что меня вынули из петли? – обрываю свою собеседницу.

– Здесь медперсонал болтливый! А чего тогда о тебе говорят, что ты суицидная?

– Не совершала я суицид, меня нарочно кто-то в петлю засунул, а перед этим напоил чем-то, что я до сих пор вспомнить ничего не могу.

– Значит и о тебе «любимые» родственники позаботились.

– Нет, меня любят….любили…

– Если бы любили в эту клинику не засунули бы, сюда спроваживают тех, от кого хотят избавиться.

– Что ты, меня муж любит…

– Ага, значит, муж! Ну, ну, тут таких неудачных жен пятеро, вон бродят, слюни пускают.

– Так они же больные, за ними уход нужен!

– Когда сюда попали – были здоровыми, как ты, только вот доктор Айболит постарался.

– Какой доктор Айболит? – говорю я испуганно, а сама догадываюсь, кого имела в виду Алина, и удивляюсь, что у нас похожий взгляд на людей, ведь я ему такую же кличку дала.

– Твой лечащий врач, кто ж еще, он тут препараты испытывает на людях, если неудачно, то вот в такой овощ превратишься.

– Нельзя проверять лекарства на здоровых людях, что ты такое говоришь! – я возмущена.

– Это в обычной больнице нельзя, я же тебе объяснила, а здесь платная частная психиатрическая больница, тут все можно, потому что твои родственники решили от тебя избавиться, им все равно, чем скорее получат свидетельство о твоей смерти, тем для них лучше.

– Алина, от меня никто не хотел избавляться, ты все придумываешь? – сердита на эту вздорную девчонку.

И вдруг ко мне подскакивает медсестра: Больная, вам плохо, может быть укольчик поставить…

– Нет, все хорошо!

– А почему вы тогда сама с собой разговариваете, – удивленно спрашивает девушка.

– Так, задумалась о жизни, рассуждаю, – а сама кошу глазом, вижу, как Алина уползает куда-то за кадку, и сейчас из-за кадки торчит ее тощая задница, вот ведь вредная, ничего толком не сказала, и дает деру.

Медсестра уходит, а я отправляюсь на поиски девушки. Иду по коридору, заглядывая в каждую открытую комнату, захожу в одну, оборудованную для групповых занятий, и налетаю на девушку, Алину – худенька, почти невесомая, с тонкими светлыми волосами, давно не мытыми, ее личико узкое с мелкими чертами лица, наверное, она даже была когда-то симпатичной, но сейчас об этом трудно судить.

– Ты таблетки не ешь, – шепчет она мне, схватив меня за грудки. – Когда тебе таблетку дают, ты ее за щеку положи, потом в ладонь выплюни и в карман, когда гулять будешь, в фикус в землю зарой, я там уже столько зарыла…

– Фикус ведь засохнуть может!

– Ничего ему не делается, я туда не один килограмм спрятала!

Медсестра прерывает нашу беседу, и таки уводит Алинку мыться под холодным душем.

Алинка своими рассказами усилила мое беспокойство, вызвала волну вопросов, на которые я не смогу найти пока ответ. А главное, посеяла панику у меня в душе. А что если это правда, и мой муж просто решил от меня избавиться? У меня много завистников, вдруг кто-то специально ему посоветовал эту клинику, чтобы меня превратили тут в овощ. Мысли мечется, как тигры, загнанные в клетку на арене цирка. Вот только дрессировщик из меня никудышный, никак им не могу скомандовать, чтобы они расселись по своим местам на тумбы.

Что-то подсказывает мне, что из фактов надо составить логическую цепочку, которая и приведет к правде. Вот только в этой цепочке не хватает кусков, а без них картина так и остается мутной и расплывчатой…

Глава 5 Алекс

Каждый день я гуляю по галерее коридоров и холлов, но Алинка упорно прячется за горшки с цветами, объясняя это тем, что не хочет, чтобы о нашей дружбе узнал персонал, а то нам хуже будет. У нее было так…

Рассказывать об этом она боится, поэтому я сижу в большом холле и разговариваю то с фикусом, то с огромным разросшимся гибискусом, ветви которого покрыты яркими красными цветами.

Он так широко раскинул свои ветви, что за ним можно спрятать самого толстого охранника, что ходит по коридорам клиники, поэтому Алина надежно укрыта зеленым покрывалом его яркой листвы.

– Ты пыталась отсюда сбежать? – осторожно интересуюсь я.

– Бесполезно, днем за нами следят, ночью – тоже. Закрывают на ключ дверь палаты, двери входа на этаж тоже закрыты, а двери клиники я даже не видела, мне поставили укол и привезли сюда сонную.

– И как нам быть, выплевывать таблетки мы долго не сможем, заметят, когда-нибудь до нас доберутся и превратят в овощ.

– Я тоже над этим думаю…

Вот в один из таких ужасных дней, когда от нахлынувших мыслей становилось тошно, появился он!

Если бы мы были в сказке, то я бы его описала так: царевич – королевич, глаза как яхонты горят, брови соболиные, уста сладкие…Блин…Поплыла…

Глаз оторвать не могу, ну красавец, да и только…

У меня конечно муж ничего, но с этим не сравнится, а выправка как у офицера, плечи в развороте с сажень будут, сам высокий, волосы, что вороное крыло…

Кошу глазом на Алинку, а та сидит на попе за цветком, челюсть на пол уронила, глаза пучит.

Он подходит ко мне и смотрит в глаза, так проницательно, словно читает мои мысли.

– Здравствуй Ксания! – голос его тягуч как мед, он словно проговаривает каждую отдельную букву, обволакивая ту сладкой патокой.

– Меня Ксенией зовут! Здравствуйте! – говорю я, но мой голос предательски дрожит, и где то внутри меня растекается лава желания…Совсем сбрендила, дома муж ждет, а я тут перед чужим мужиком медом растекаюсь.

– Вас зовут Ксания, вы – Феникс!

Ооооооо, приехали, а как все хорошо начиналось, а оно-то оказалось….

Значит еще один сумасшедший новенький, видимо, мы его с Алинкой еще не видели.

– Позвольте вам представиться, я – Алекс Беренгран де Тосни, граф Роккен, третий сын короля Эварда верного.

– Пи…..

Слышу я из-под куста. Ага, Алинка, наконец-то, смогла что-то сказать. И из ее уст как горох сыпется, и только «неприличные» эпитеты.

– Ко мне можно обращаться «ваша светлость», но меня бы устроило и обращение «Алекс».

– Ну, не фига себе…

Алинка вылезла на свет божий: Это как долго надо играть в компьютерные игры, чтобы так «крыша протекла»?

Удивлению Алины нет предела, ее и без того большие глаза стали огромные, рот напоминает букву «О», причем – заглавную, во всей ее позе застыло удивление и возмущение. И то правда, вот встречаешь обалденно красивого парня, а у него «крыша уехала», и не сказала куда…

Алекс удивленно смотрит на Алину своими бездонно синими глазами, не глаза, а яхонты синие, вода в озерах…Тьфу ты…

– А вас как зовут, милая девушка? – обращается он к Алинке.

– Алина, – она протягивает ему свою тощую грязную ладошку, но он церемонно склоняет голову и представляется.

– Ко мне, Алина, вы можете обращаться «ваша светлость граф Алекс».

– Ну, офигеть не жить…– отжигает Алинка.

– Я не совсем понимаю вас, не до конца выучил язык, поэтому простите мою настойчивость, но не объясните мне, что обозначают слова «пи….», «офигеть», «не фига»…

– Ээээээээ…..

– Давайте я объясню это вам в следующий раз, – беру я бразды разговора в свои руки. – Вы нам не расскажите, как попали сюда?

–О, это цель моего путешествия по мирам…

Ну, все точно, «протекла крыша» у мальчика, после игр на компьютере. А мы были рады, думали, что нашли себе сообщника.

– Я прибыл сюда, чтобы стать вашим хранителем, Феникс.

–Это чего? Ты птица Феникс?

– Алина, ты посмотри, у меня из опы еще перья не торчат? – спрашиваю ее, а сама тихонько от «нашей светлости» в сторону отъезжаю, вдруг еще кинется.

Алинка косит глазом в сторону моей пятой точки, и с удивлением смотрит на графа.

– Не замечала, чтобы из твоей попы перья торчали, хвост у тебя точно еще не вырос.

– Уф, успокоила, а то я грешным делом было подумала…

– Нет, – прерывает наш с Алинкой диалог Алекс. – Вы не о том подумали, Фениксы – это женщины, обладающие редким даром возрождения, у нас в стране их берегут и охраняют, мне, к сожалению, поздно сообщили, что ваши хранители погибли, я не успел пройти весь курс обучения на хранителя, но смею вас заверить, что буду с честью исполнять свои обязанности.

Блин, вот так и хочется взять в руки веер, сделать реверанс, поддерживая рукой шелковое платье на корсете, шаркнуть ножкой в парчовой туфельке, склонить голову с безупречной прической в поклоне, кокетливо смотря на собеседника.

Но, увы! На нас застиранные до дыр халаты, одетые поверх таких же старых ночных рубашек, чулок нам не полагается, а на ногах стоптанные тапочки, которые до нас носили еще пять поколений пациентов этого филиала «кащенко».

– Ты въехала, он это о чем?

– Не знаю? Пока не знаю…

Мы хотели продолжить разговор, но в этот момент раздался звонок к обеду, и мимо нас, шаркая ногами, потянулись больные в сторону столовой. Мы тоже поспешили.

Странно, но во время обеда Алекса не было среди больных!

Что это? Он из вновь прибывших, которых кормят в палате? А может он из буйных?

Вопросы, вопросы…

Вот у меня и так голова раскалывается от тайн в моей жизни, а тут на мою бедную голову свалился еще «хранитель».

С ним тайн стало еще больше!

Даже не знаю, может его надо бояться? Кто знает, ведь кто-то меня повесил, затянул веревку на моей шее, и я до сих пор не могу найти ответов.

Глава 6 Мы готовим побег

Весь следующий день я только и думала о красивом парне, который назвал себя хранителем. О, как бы я хотела, чтобы такой хранитель встретился мне в моей нормальной жизни.

О чем это я? У меня есть муж, тоже красавиц, почти фотомодель, девушки проходя мимо него головы сворачивают. А уж на пляже так челюсть на песок роняют. Он такой мускулистый, красивый, чуть накаченные мышцы, красивое тело с длинными ногами, светло-русые волосы всегда небрежно растрепаны, и только я знаю, сколько время он тратит, чтобы получилась такая небрежная прическа. И одевается он всегда с «иголочки». Его лучшие друзья – парикмахер, портной, а круг его общения – артисты, музыканты, дизайнеры.

Я так по нему соскучилась, мне так хочется прижаться к нему, обнять его за плечи, услышать его: Давай не сегодня….

Да, секс, к сожалению, у нас бывает редко, наверное, поэтому у нас так долго нет детей. Хотя мама и папа мне говорили, что с детьми спешить не надо, но мне так хотелось, чтобы по дубовому паркету в нашей с ним квартире бегали и топали маленькие ножки. Но детей у нас не было. А ведь мне уже двадцать пять лет.

Наверное, долгое воздержание сказывается на моих мыслях.

Но почему тот парень у меня из головы не выходит?

Они такие разные – мой муж и мой «хранитель». Муж красив, его красота богемная, тусовка такая же, а мой хранитель – это принц из сказки, его словно ваяли в Голливуде, этакий принц из Диснеевских мультиков, красивый, широкоплечий, с голливудской улыбкой в тридцать два зуба, нереальный.

Когда он появляется в коридорах клиники, у меня ощущение выпадения из реальности, словно другой мир появляется вместе с ним.

И вот я опять прогуливаюсь по коридорам больницы для умалишенных, ищу глазами его! НО его нет.

Странно все это.

На моей скамейке возле большого фикуса пристроились две старые девы. По ним сложно угадать, сколько им лет, слышала от Алинки, что сюда их спровадила родная сестра, которая не захотела делить с ними наследство родителей. Они чинно сидят на скамеечке, сложив руки на коленках, как примерные ученицы, их седые волосы заплетены в косички, на застиранных стареньких халатах нет ни одной складочки.

Мне приходится сесть на другую скамейку, и почти сразу слышу Алинкин шёпот.

– Сегодня наше место заняли старые грымзы, привет…

– Алин, так нельзя говорить, нельзя обзывать этих женщин, и они могут сидеть, где хотят.

– Ты видела сегодня этого, – Алина всегда перескакивает с темы на тему.

– Нет, а ты?

– И я нет, странно, ты это не находишь, – Алина елозит своей тощей задницей за горшком с фикусом.

– Может его привозят сюда лечиться?

– Тогда он свободный человек! А что если его попросить помочь нам сбежать, ну он же все равно псих, что ему за это будет?

– Алина, не надо людям клеить ярлыки и обзываться.

Алинка не успела мне ответить, как из-за поворота показался он…

Все так же хорош в своем строгом черном одеянии, длинная черная челка лежит волной над его прекрасным лицом, цвет глаз глубокий синий….

Ой, блин. О чем это я?

Он как наваждение. Когда вижу его, забываю все на свете, он притягивает к себе и завораживает, и тянет как магнит.

Наш граф подходит ко мне, и даже Алина вылезает из-под куста.

– Добрый день, мой Феникс, как ваше драгоценное здоровье сегодня.

– Добрый день, Алекс, спасибо, хорошо,– церемонно раскланиваемся мы.

– Фу, вас слушать противно, вы как старцы разговариваете, – шипит сзади Алина, а сама глаз с Алекса не сводит.

Вдруг с соседней скамейки вскакивают старые девы и делают реверанс: Добрый день, ваша светлость.

Мы с Алиной чуть в обморок не падаем, а Алекс только учтиво кивает им и произносит: Добрый день, Дамы.

– Слышала? Дамы! – ржет сзади Алинка, так и хочется ей дать подзатыльник, ну нельзя смеяться над больными.

– Добрый день, граф, – говорит проходящая мимо нас медсестра, и тут уже челюсть падает и у меня и у Алины.– Граф!

Значит, его тут хорошо знают, и он одет не в больничную одежду, вернее всего приезжает на лечение и уезжает домой. Как молния, мысль пронзает мой мозг. Вот он наш шанс вырваться отсюда!

– Алекс, а вы где живете? – осторожно спрашиваю я.

– О, мой дом далеко, но мой долг сейчас быть рядом с вами, Феникс, – он наклоняет голову, его голос проникновенный, от его слов в груди становится тепло, прямо слезу выдавил, но сейчас меня заботит совсем другое.

– А как ты добираешься до больницы? – задаю сакральный вопрос Алексу.

– Я передвигаюсь на колесницах популярных в этом мире, хотя в моем мире такие технологии давно в прошлом, я вынужден констатировать тот факт, что вреда для окружающей среды от них больше, чем пользы.

– Боже, он может изъясняться более доступно, а то у меня шарики за ролики в мозгу закатились,– бормочет Алина, и я толкаю ее локтем, чтобы она не мешала мне вести «светскую беседу», ведь на кону стоит наша жизнь.

– Алекс, а вы бы могли нас с собой взять, на прогулку, например? – я пытаюсь выведать пути и возможности побега.

– Зачем вам уезжать отсюда, о мой Феникс! – восклицает граф. – Здесь так чудесно, прекрасный воздух, вы живете в окружении изумрудных лесов и цветущих лугов, и сей дом хоть и не совсем соответствует вашему статусу, но обеспечивает вашу безопасность, за его пределами я не смогу оказать вам должной защиты!

– Ааааааааа, капец, – шипит сзади Алина, и вновь получает от меня локтем по ребрам, ойкает и закрывает ладошкой рот, в знак молчания.

– Граф…

– Прошу вас, просто Алекс!

– Алекс, видите ли, меня здесь тоже пытаются убить, отравить если точнее.

–Этого не может быть! – восклицает Алекс.

– Но это так, Алекс.

– Тогда конечно вас надо увезти отсюда, и чем скорее, тем лучше, я позабочусь об этом в ближайшие дни,– он задумчиво потирает изящной ладонью лоб и виски, словно гроссмейстер, что просчитывает ходы шахматной партии наперед.

Затем разворачивается и уходит.

О, мой герой, вот этого я и добивалась, и пусть там у вас в голове идут компьютерные бои, где вы главный герой и спасаете прекрасную даму, главное выбраться из этого гиблого места, пока нас не сделали «овощами». А мне уже пора начать разбираться в тех событиях, что привели меня сюда.

После ужина я шла в палату, когда за одним из поворотов коридора чуть было не налетела на доктора Айболита, который что-то обсуждал с почтенным господином в дорогом костюме от кутюр.

– Алексей Васильевич(так зовут моего доктора Айболита), вы поспешите с исследованиями, у нас время поджимает.

– Ах, Альберт Эдуардович, я не могу спешить, это может вызвать подозрение, если в моей больнице смертность увеличится.

– Алексей Васильевич, но мы поправили формулу препарата, и теперь количество побочных реакций снизилось в разы.

– И все же надо проявлять осторожность….

– Алексей Васильевич, мы вам платим очень хорошие деньги за риск!

Боже, они действительно проводят опыты на душевно больных людях. От такой информации мне становится не по себе, страшно за себя, за Алинку, даже Алекса жалко, пусть он и тронулся умом, играя в компьютерные игрушки, но ведь он тоже человек, да и всех остальных тоже…Они ни в чем не виноваты, что от них отказались родственники.

А тут нас используют как подопытных мышей.

Я осторожно вышла из-за угла, и тихой серой мышкой прошла мимо двух мужчин.

– О, это дочь Гончарова?– слышу я тихий разговор за спиной.

– Да, она.

– Знавал я ее отца, хороший был хирург, мир праху его…

Ударило по ушам «мир праху его», «был»…

Вот так, был человек – и нет его, а его дочь отправлена на опыты, если не умрет, то станет «овощем», никого это не волнует.

От ужаса ситуации у меня мурашки бегут по спине, сразу становится холодно и тоскливо. Родителей нет, и теперь защитить меня некому, остается надежда на свихнувшегося Алекса, может подговорить его, и он украдет нам ключи. С него какой спрос?

Все равно ничего ему за это не будет, а для нас с Алиной – это шанс.

Шанс остаться в живых! А для меня шанс разобраться во всем, что со мной произошло за это время.

Я захожу в свою палату, сажусь на койку и жду, жду, когда толстый охранник, брякая ключами, начнет закрывать двери палат.

Я смотрю туда, под потолок, где в узкое окошко падают последние лучи заходящего солнца. Они пробиваются сквозь листву и узкими золотистыми лучиками прорезают сумрак моей палаты. Это последнее, что я вижу перед тьмой.

Ночью у нас выключен свет, только светится маленькая дырочка-глазок на двери. Наступает тишина, которую изредка прерывают шаркающие шаги ночного охранника. Я всегда знаю, кто сегодня дежурит, их трое, у каждого своя походка, свои привычки. Сегодня должен дежурить дед Василий. Он уже стар, у него болят колени, а на руках разбухли суставы. Он сильно кашляет и шаркает ногами. А еще он добрый, если очень хочется в туалет, то можно постучать в дверь, и он проводит до туалетной комнаты. Я часто этим пользуюсь, когда накатывают ночные страхи, а деда Василия мучает бессонница, и он любитель поговорить по ночам, и наши прогулки по коридорам больницы иногда затягиваются на час, иногда и дольше. И мне не так страшно. Говорит он много о своем прошлом, о наболевшем. Сетует на горькую судьбу, что не дала ему завести семью, что разлучила с любимой женщиной, теперь у той своя семья, дети, внуки, скоро правнуки родятся, а он доживает свой век одиноким. Он говорит – я слушаю, иногда поддакиваю и качаю головой, ему нравятся такие молчаливые слушатели, как я, ведь я его не упрекаю, что он сам виноват, в своей судьбе. Он все сделал своими руками, что пил и бил свою женщину, и только поэтому она ушла, и дети в том браке не родились только потому, что избитая им женщина скинула мертвого ребенка. Но дед Василий пытается в своих рассказах найти лазейку для своей совести, поэтому рассказывает истории, каждый раз находя себе все новые и новые оправдания. Мне не жалко времени, у меня его вагон и маленькая тележка, я давно уже не слушаю его, абстрагируюсь и думаю о своем.