Глава четвёртая

После десяти секунд задумчивости, выпустив белесое облако выхлопа, двигатель наконец завёлся… Голубой «Москвич», выпятив зад, отъехал от бордюра и, описав на влажной земле колёсами букву «С», вырулил в сторону арки. Старый автомобиль Зорькину в складчину подарили друзья. На свадьбу. Ждать дня бракосочетания не стали, подарили заранее, и Ванька вот уж неделю как наматывал счётчик километража по свадебным хлопотам вместе с будущей женой Викой Краснощёковой. Несмотря на суеверное «нельзя дарить заранее», – роскошный по тем временам подарок будущим молодожёнам пришёлся кстати. Он помогал решать предсвадебные проблемы, а в свободное от забот вечернее время позволял наслаждаться автопрогулками. Нарезав несколько кругов по закольцованным вдоль небольшого городского озера дорожкам, Ванька притормаживал в тени старой плакучей ивы, где влюблённые, скрытые раскидистой кроной ветлы могли предаваться любовным утехам. Вика позволяла жениху многое, доводя его до исступления, но невинность свою продолжала блюсти.

Ежедневно в два часа дня Ваня заезжал за Викой. Терпеливо ждал у подъезда и, когда красивая и нарядная невеста появлялась на крыльце, галантно распахивал перед ней дверцу автомобиля. После пропущенных с разрешения невесты двух дней – на мальчишник и отходняк после него, накопилось сразу несколько дел. Сегодня они должны были доплатить оставшуюся сумму за кафе, развесить по стенам шары и нарисованные Викой и её подругами свадебные плакатики, а так же забрать из химчистки Ванькин костюм. Список дел хранился в бардачке голубого «Москвича» в виде розового переливающегося обложкой блокнота. Садясь в машину, Вика первым делом доставала блокнот и зачитывала намеченные «на сегодня» планы. В конце дня исполненные обязательства вычёркивались, и блокнот возвращался назад в свой тайник.

Заметив на лобовом стекле птичий помёт, Ванька чертыхнулся и заглушил мотор. Самому ему на это фиолетово, но Вике такое «украшение» вряд ли понравится.

Он вышел из машины, достал из кармана носовой платок и принялся оттирать со стекла чёрно-белую кляксу.

– Это на счастье, – услышал позади себя Ванька и оглянулся.

Рядом с ним стояла и улыбалась… переписчица. Он едва узнал её. Сегодня девушка была без очков, вместо уродливого кренделя на затылке лицо обрамляли волны мягких разлетающихся на ветру волос. Яркость голубых глаз подчёркивал нежный румянец щёк. Губы блестели розовой помадой. Она была хороша. От неё исходил какой-то особенный флюид. Флюид женственности. Чёрт, он ведь даже не знает, как её зовут.

– Привет! – завихрастые кудри запрыгали пружинками.

– П… П… Привет, – заикал Ванька.

– Твоя?! – Лола кивнула на автомобиль.

– Мой, – уточнил Ванька.

– Я тоже мечтаю научиться машину водить. – Лола погладила капот. – Когда-нибудь.

– Ты переписывать пришла? – Ваньку осенила спасительная мысль.

– И это тоже… – Она улыбнулась как-то по-особенному, чуть вызывающе, так, что он сразу догадался – здесь она по его душу. – Покатаешь?

Ванька оглянулся, на лавке у подъезда сидели две старухи и в упор разглядывали Ваньку и его знакомую.

– Садись, – Ванька кивнул на дверь, скомкал грязный платок, запихнул в карман джинсов.

Лола торжествующе посмотрела в сторону приподъездных свидетельниц, грациозной походкой обошла машину и, распахнув дверцу, царственно опустилась на пассажирское сиденье.

На этот раз автомобиль завёлся сразу и торопливо выскочил из двора, плюнув углекислой струёй в сторону любопытных старух.

Пока Ванька мчал по городским улочкам, Лола, опустив стекло, ловила горячими губами свежий августовский воздух. В этот момент она была счастлива как никогда. Подрулив к заросшей кустарником стороне парка, Ванька заглушил мотор. Сердце Лолы заплясало чечётку.

– Как тебя зовут? – спросил Ванька, не поворачивая головы. Его руки продолжали держать руль.

– Лола.

– Надо поговорить, Лола. – Ванька оторвал руки от руля и зажал их между коленями. – То, что случилось… Ну… Это не со зла, понимаешь. Я не знаю, что на меня нашло. Шампанское дурное, какое-то…

– Ты что?! – Она попыталась заглянуть ему в лицо. – Я тебя не обвиняю. Я… Я рада… Я…

– Извини, меня. Я не должен был… И я не подозревал, что ты девственница.

– Да ты что? Думаешь, я жалею. – Тонкая рука коснулась его щеки, попробовала повернуть к себе лицо, но он увернулся и заговорил торопливо, чтоб она не успела перебить.

– У меня есть невеста. Я женюсь. Через два дня. Это серьёзно. Мы поженимся и уедем отсюда. Я её очень люблю.

Она не могла слушать. Каждое слово превращало её сердце в отбивную. Горло перехватило. Она тяжело задышала и закрыла руками лицо. Она не плакала, просто не хотела видеть этот мир, мир который без очков она и так почти не видела.

– Ну нет, только не реви. – Он погладил её спину, но она дёрнулась от него, ударившись коленкой о «бардачок». От удара крышка откинулась, и на пол вылетел розовый блокнот.

Ванька наклонился, подобрал блокнот, положил его назад в «бардачок» и захлопнул крышку.

– Могу я что-то для тебя сделать?

– Да, – сухо ответила Лола и оторвала руки от лица. – Купи мне мороженое.

– Что?! – удивился Ванька. – Мороженое? – Он глянул в сторону парка. – Сейчас, подожди.

Он вышел из машины и пошёл по аллее, огибающей парк.

10 минут. У неё было 10 минут. Может 15, но не более. Лола вынула из сумки очки, надела, толкнула коленкой крышку бардачка и из открытого зева достала розовый блокнот. Пробежала записи глазами. Закрыла и положила блокнот в сумочку. Потом оглянулась и, не заметив никого поблизости, быстро стянула с себя трусики. На белой ткани просматривались розовые следы потерянной вчера невинности. Торопливо запихнула трусики в «бардачок» и захлопнула крышку.

Когда из-за поворота с мороженым в руках показался Зорькин, Лола открыла дверь и, придерживая руками юбку, выбралась из машины.

– Вот. – Ванька протянул мороженое.

– Ммм, крем-брюле! – улыбнулась. – Спасибо! Люблю крем-брюле.

– Мир? – неуверенно спросил Ванька.

– Ага, – лизнула мороженое. – Ну ладно, я пойду.

– Может тебя подвезти куда-нибудь? – косясь на часы, спросил Ванька.

– Не надо. Я уже приехала. Пока. – Лола крутанулась на каблучке и пошла, покачивая бедрами, прочь.

Глава пятая

Бесчисленные стада скрученных жгутом свинцово-серых облаков меланхолично проплывали мимо крохотного, запылённого временем окошка старого барака, времён, как шутил Ванька, первой империалистической.

– Вот это да! Как ты такое провернула?! Как тебе только в голову пришло? А если бы он не простил?

Рита Петрова в голубом прозрачном пеньюаре восседала на огромном немецком чемодане, обклеенном «переводилками» с некрасивыми немецкими девушками. Девушки были красивыми ровно до момента появления в жизни Алексея Петрова Риты и, конечно, соперничать с ослепительной русской красотой не могли.

– Простил? Ха! За что? – Лола два раза присела, разминая боль в коленях.

– Ну как?! Ты сорвала ему свадьбу!

– Он сам себе её сорвал. И прекрасно это понимал. Да и она хороша. Невинная овечка. Испытание устроила. Целочку свою берегла. С ней и осталась. Так что никто не в накладе.

– Ну, знаешь, я до свадьбы с Лёшкой тоже не спала. – Рита обижено выпятила сочную губу.

– Ты – другое дело, не сравнивай, ты в другом городе жила, у вас романтика и всё такое. – Лола подобрала с соседнего чемодана свёрнутый в рулон дивандек, тряхнула. – Тяжёлый, зараза. Помоги!

Всколыхнув волну оборок, Рита встала с чемодана и, подхватив с другой стороны края дивандека, накрыла им полуторный диванчик. Диван-книжка – единственная мебельная собственность четы Зорькиных служила для сна одновременно обеим парам. И Зорькиным и Петровым. Так уж получилось.

К месту службы, пригородный посёлок Виденицы, обе пары приехали с разницей в три дня. С жилплощадью в гарнизоне была напряжёнка. Зорькины приехали первыми. Им пообещали настоящее «своё» жильё в виде комнаты в старой коммуналке, но… через неделю. «А пока поживите в бараке. Временно. Как только комната освободится, сразу переедете», – заверил начальник жилищной службы Печкин.

Прибывшим в гарнизон позже Петровым свободного жилья не нашлось. На то, чтобы снять комнату у какой-нибудь поселковой старухи, не хватало денег. Но, как говорится, не имей сто рублей, а имей друга Зорькина. А Зорькин – он ведь последнюю рубаху снимет и другу протянет, даже если друг этот – так себе друг, а Лёха Петров не так себе друг. С Лёхой они одну тумбочку на двоих в казарме делили. Так неужели Ванька не разделит с Лёхой старый диван-книжку? Конечно, разделит.

– А давай к нам! – весело хлопнув Лёху по плечу, предложил Ванька. – Поживём недельку вместе, а там мы съедем, а вы останетесь.

Так и порешили.

Рита с Лолой сдружились сразу. Никаких между ними «непоняток» – делить-то нечего. Разве что неустроенность, да полуторный диван. Полтора – оно ведь на четыре не делится.

Выход нашла Лола.

– Приставим к дивану чемоданы и ляжем поперёк. Мы с Ритой посередине, мальчики по бокам.

Сказано – сделано. Только вот ноги у мужиков подлиннее будут, чемоданы они «под себя» отодвигают, а у девчат из-за этого коленки в промежуток между чемоданами и диваном проваливаются.

«Ни дать ни взять – кузнечики!» – Ваньке смешно. Девчатам не очень. Но терпят, таковы они тяготы жён офицеров.

Утром под лирический «Вечерний звон» будильника мужья отправлялись на службу, а жёны, отодвигая чемоданы, перекладывались на диван поудобнее, доспать в комфорте. Только доспать не получалось. Начиналась обычная барачная жизнь: стук-бряк, мат-перемат и другие звуки жизнедеятельности обитателей ещё двенадцати клетушек. Вот такое оно общежитие – кричат, дерутся, пьяный сосед гоняется за соседкой, что-то по пути бьют, сносят развешанные по стенам тазы и кастрюли, срывают с батарей половые тряпки, лупят ими друг друга, потом грязные и мокрые затихают на время, чтобы через полчаса как ни в чём не бывало вместе пить и закусывать чесночной колбасой. Запах чесночной колбасы настолько сильный, что пробивает собой все остальные ароматы. А их немало – это и испарения хозяйственного мыла из выворок с бельём, и тошнотворные миазмы со смесью едкого хлорного порошка из единственного на всех туалета, и гнилостные выдохи пищевых отходов из не вынесенных с вечера мусорных вёдер. Весь этот «букет» всасывается в замочную скважину комнаты, где Лола и Рита наводят порядок, сопровождая утренний моцион историями из своего не далёкого прошлого.

– Но всё равно. Ты же не могла рассчитывать на то, что он на тебе женится после этого.

– Почему? Как раз могла. И рассчитала. Я всю жизнь прожила в этом городе и знаю, что курсанты, все поголовно, женятся сразу по окончании учёбы, никто не хочет ехать к месту службы в одиночестве. Каждому нужна баба, которая будет делить с ним тяготы военной службы. Обустраивать быт и всё-такое. Как мы с тобой. На момент окончания училища все уже имеют невесту из местных.