Цитаты из книги «Только сияй»

«Не будь занудой, Миллер. Улыбнись». Но вместо улыбки по щекам потекли слёзы. Знакомый огонь возрождался в самом сердце и теплом разливался по телу. Я не могла дышать. Не могла говорить. Не могла двигаться. Могла лишь смотреть на океан из тысяч одинаковых плакатов над головами пришедших на мой концерт людей и беззвучно плакать. Тёплый ветер принёс с собой запах океана в тот миг, когда все плакаты перевернулись на другую сторону. И там была совсем другая надпись. Совсем другая… Всего четыре слова. Я рыдала, сотрясаясь всем телом, скользя глазами по большим чёрным надписям на тысячах вознесённых к ночному небу плакатах: «Я люблю тебя, Тейт». «Я люблю тебя, Тейт». «Я люблю тебя, Тейт»… И заиграла музыка. Лёгкий ритм одинокой гитары. Кто-то играл в темноте за моей спиной. Я не видела его лица, но чувствовала присутствие Шейна всем телом. Каждая клеточка на моей коже оживала и наполнялась теплом. Звуки его гитары возносились к небу, и впервые за последний невыносимо долгий год я услышала этот низкий, магический голос с лёгкой хрипотцой: – Эй, Миллер, спой со мной. Публика засмеялась и поддержала одобрительными криками, а я, как самая последняя нюня на свете, стояла на месте, вглядывалась в темноту сцены и обливалась слезами. Голос Шейна доносился отовсюду и проникал в самое сердце, проходил сквозь меня, кружился вокруг меня, был со мной и для меня… Его голос:   Больше всего на свете люблю, когда ты смеешься. Так хочу вознести тебя к самому небу и забрать твою боль. Твой образ живет в моем сердце, и это делает меня сильным. Так хочу вознести тебя к самому небу и забрать твою боль.   Поднесла микрофон к губам и с тихими всхлипываниями запела:   Схожу с ума, когда остаюсь в одиночестве. Все становится пустым и поломанным, когда нет тебя рядом… Но ты ушла и больше не чувствуешь меня рядом…   Сделала неуверенный шаг в глубь сцены и продолжила петь:   Всё самое плохое уже пройдено. Мы можем дышать полной грудью. Так хочу вознести тебя к самому небу и забрать твою боль. Нам еще многому предстоит научиться, но вести войну больше нет смысла. Так хочу вознести тебя к самому небу и забрать твою боль.   Шейн подпевал мне, наши голоса вновь сплетались. Звуки, такие идеальные. Такие хрупкие:   Чувствовать себя сломанным, когда открывается сердце. Понимать, что сил недостаточно… Сломлен, когда остаюсь в одиночестве, Все становится пустым и поломанным, когда нет тебя рядом.   Проигрыш, и я наконец увидела его улыбку. Шейн вышел ко мне навстречу, виртуозно перебирая струны. Он смотрел на меня. Внутрь меня. В самую душу. И мы запели вместе:   Чувствую себя поломанной каждый раз, когда открываю сердце. Осознаю, что сильна недостаточно. Ощущаю себя слабой, когда остаюсь в одиночестве. Все становится пустым и поломанным, когда нет тебя рядом… Я ломаюсь, когда остаюсь в одиночестве, Всё кажется пустым и неправильным, когда ты уходишь.   Замолчала, позволив Шейну тихо закончить:   Ты ушла… Но я нашёл тебя[7].

– Куда, ты говорил, я пошлю тебя при первой встрече? К чёрту? – Слабо улыбнулась и сделала шаг вперёд. Шейн следил за мной покрасневшими глазами. Зрачки будто застыли. Дыхание замерло. – Не далековато? – улыбнулась, остановившись в двух метрах от него. Сглотнул – кадык нервно дёрнулся, зрачки ожили, забегали одновременно с тем, как подскочил мой пульс. Сердце громко стучало в груди. Его. Моё. Наши сердца… – Ты… помнишь? – Тихий шёпот сорвался с его губ. – Каждое твоё слово. И он задышал. Грудь высоко поднялась и медленно опустилась. Отвёл растерянный взгляд в сторону, сорвал с головы кепку, запустил руку в волосы, затем провёл ладонью по лицу, будто… не в силах поверить… Сделала ещё шаг к нему. Шейн смотрел на меня диким взглядом: – Тейт… что всё это значит? Что за чушь по поводу памяти? Что значит, что ты улетаешь?.. – Голос дрожал. Я приблизилась к нему вплотную и коснулась указательным пальцем приоткрытых губ. Шейн прикрыл глаза и шумно втянул носом воздух. Покалывание… Наполняет меня теплом от кончиков пальцев, впускает в сердце чувства. – Тейт… – прошептал Шейн, коснулся ладонями моей талии и плавно прижал к себе. – Хватит слов. – Мягко улыбнулась, впитывая его в себя глазами, запоминая каждую чёрточку, каждое ощущение, каждый стук его сердца. – Мы слишком много говорили. Его ладони… тёплые, на моей шее, на моих щеках, в моих волосах. – Правда… ты… помнишь… – Шейн наконец улыбнулся. Искренне, по-настоящему, без масок. Это Шейн. Настоящий Шейн. – Я нашла твою записку. Глаза в глаза. Хотелось смотреть на него до бесконечности. Звуки музыки кружились вокруг нас. Объединяли. Шейн улыбнулся шире, в глазах появился блеск. – Как же долго ты её искала… – и поцеловал меня. Горячие губы, сладкие, желанные… На моих губах. Прикосновения незабываемые, самые необыкновенные, самые чувственные. И только для меня. Я коснулась его шеи, ощутив, как новая волна огня разливается по телу. Хотела целовать его вечно. Ощущать вкус его губ на своих губах. Растворяться в нём, жить им, дышать Шейном… – Тейт… – Он оторвался от моих губ и заглянул в глаза, вглубь, в самую душу. Так, как только Шейн умеет это делать. Провёл кончиками пальцев по моему виску, убрав прядь волос за ухо, дотронулся до шеи и вновь поцеловал, продолжая шептать моё имя. Я притянула его к себе сильнее, давая понять, что больше не собираюсь отрываться от его губ. Это слишком невыносимо. Я хочу чувствовать его. Хочу быть его и только его. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Глубокий поцелуй, страстный, отчаянный, долгожданный. Никогда его не забуду.

Я помню. «Ты… любишь её?.. Да или нет, Шейн?» «Да». Да. Всего одно слово…

Это ведь обо мне они говорят? Обо мне. – Да, – уверенно ответил на вопрос Калеб. – Правда или желание, Шейн? – Правда, – тут же отозвался Шейн уверенным голосом. – А может, не надо? – жалобно заскулил Патрик на ухо Джареду. – Стихни, – ответил ему тот. Следующие несколько минут длились вечность. Искры летали повсюду, напряжение в воздухе ощущалось буквально. И я по-прежнему ничего не помнила, а значит, должна досидеть до конца и только потом пойти пить своё обезболивающее. – Тот же вопрос, – наконец произнёс Калеб, играя с Шейном в войну взглядами, и его голос вдруг надломился: – Ты… любишь её? – Думаешь, не отвечу? – невесело усмехнулся Шейн. – О, а это уже по сценарию, да? – зашипел Патрик на ухо Джареду. Калеб выдержал ещё одну паузу, больше в нем не было уверенности. Тихо произнёс: – Да или нет, Шейн? – Да, – не задумываясь, ответил Шейн, и у меня в голове случился взрыв.

Ты даже не замечаешь, какими глазами Шейн на тебя смотрит! – Какими? – усмехнулась я. – Словно хочет содрать с меня всю одежду и отыметь на глазах у всей твоей родни? Николь придирчиво нахмурилась: – Ну ты совсем дура! – Фыркнула. – Шейн смотрит на тебя так, словно барахтается в огромном океане без берегов, а ты, милая моя, его единственный спасательный круг. Впусти любовь в свою душу, глупая, – просто признай это. И тогда ты почувствуешь всю силу этого слова.

– Заткнись и слушай! Нет ничего важнее любви! Ничего!!! Ни деньги, ни слава, ни музыка, ничто из этого её тебе не заменит! Любовь – вот что делает нас живыми. Любовь – вот что нами управляет. Без любви мы никто – плоть, которая однажды сгниёт в земле и её сожрут черви. Истинная любовь так же чиста и прекрасна, как и душа. А когда любовь и душа взаимодействуют, нет в мире большей силы.

– Всё это чушь! Всё это можно изменить, можно исправить, можно даже забыть, а есть вещи, которые уже никогда не изменишь, – вот что важно! Есть слова, которые живут в сердце долгие годы, но так и не находят выхода оттуда! Есть чувства, которые ненависть и обида пропитали собой настолько, что ничего хорошего уже не осталось! Хочется выть! Хочется смыть с себя всю грязь! Хочется вернуться назад и сделать хоть что-нибудь… Хоть что-нибудь, мать твою, а не просто гнить в одиночестве и верить, что так будет лучше! Но вернуться нельзя… – Шейн тяжело дышал, грудь высоко вздымалась. – Вот что важно. Важно не допустить того, чего уже нельзя будет исправить. А всё, о чём думаешь ты, о каких-то глупых чувствах, которые однажды превратятся в пепел…

– Но он ведь извинился? – Да… мы вроде как решили проблему с телефоном. Только один человек из всех присутствующих мог понять, о чём именно я говорю. И клянусь, я точно услышала приглушённый короткий смешок Шейна. Анемона пристально поглядела куда-то поверх моей головы и спросила о следующем: – А сейчас, Тейт? Сейчас… что тебе нравится в нём больше всего? – Её глаза хитро блеснули, а я вновь серьёзно задумалась. «Что мне нравится в Шейне больше всего? Какой хороший вопрос…» «Ничего!» – вот что хотелось закричать, но сердце вновь оказалось быстрее мозга: – Мне нравится то, как он выглядит на сцене. Анемона кивнула, чтобы я продолжала. Я неуверенно вздохнула и вновь задумалась: – Мне нравится его голос. Нравится, как он поёт. Как играет на гитаре. Нравится видеть его улыбку. Нет, не ту, какую знаете вы. Та улыбка, что нравится мне… её редко можно увидеть. – Потому что она такая сложная? – Потому что она слишком настоящая. И наивная, как у ребёнка. Отовсюду вновь послышался смех. – Тейт… – А ещё мне нравится, как он пахнет. Его аромат ни с чем не сравним, – перебила я ведущую и только потом осознала, что сказала. Разумеется, все вокруг чуть скупую слезу не пустили, так растрогались, а я вот точно поняла, что переступила черту. Размытым взглядом посмотрела на Анемону, чувствуя, как спина сгорает в неистовом огне и мне непреодолимо хочется рвануть отсюда со всех ног. – Так когда ты поняла, что его любишь? – долетел до сознания следующий вопрос Анемоны, и это был явный перебор. Я молчала. Потому что на этот вопрос у меня не было ответа. – Может, в тот день, когда Шейн проводил тебя до аэропорта и вы расстались на целых четыре месяца? – Анемона реально думает, что сейчас помогает, предлагая мне вариант из фальшивой версии?! – Да! Именно тогда мы и поняли, что любим друг друга! – влез в кадр Шейн и крепко обнял меня за плечи. – И жили долго и счастливо! Ура! Я с облегчением вздохнула. Опять выручил. Вот же засранец!

– Но Шейн ведь ждал тебя, – вставляла Анемона слова из фальшивой версии. – Ждал, пока начнётся тур по США. Ждал, когда снова сможет тебя увидеть. Я смотрела в камеру, и слова вдруг сами нашли выход: – Я не думала, что снова его увижу. Более того, я этого и не хотела. Хотела забыть всё, что… – пожала плечами, – все, что чувствовала в его присутствии. Хотела забыть эти бесконечные споры и бестолковую войну. Ведь мы с ним не ладили. – Брови Анемоны высоко вздёрнулись, а я рассмеялась. – Мы совершенно не ладили! Почти ненавидели друг друга! – Я думаю, ты только что очень сильно удивила ваших с Шейном фанатов, Тейт, – широко улыбаясь, закивала Анемона. – Почему раньше никто из вас двоих не говорил об этом? Я вновь пожала плечами: – Наверное, потому… «…потому что мы до сих пор ненавидим друг друга». – …потому что это было очень личным. – Понятно, – усмехнулась ведущая. – И как долго продолжалась эта «борьба»? – Иногда мне кажется… что она никогда и не заканчивалась. – Я немного грустно улыбнулась, и Анемона с пониманием вздохнула: – Да, любовь – она такая непредсказуемая, сложная… – Больная, – добавила я нехотя и быстро растянула губы в улыбке. Все тут же рассмеялись. Только глаза ведущей подозрительно сузились. Знает ведь, что не всё тут чисто. Уверена, знает! Только играть продолжает так же, как и я. – Хорошо. – Светлые глаза Анемоны вдруг стали задумчивыми. Она коснулась пальцами своего подбородка, пробежавшись по нему ярко-красными длинными ногтями, и, не взглянув в жёлтую карточку, задала следующий вопрос: – Что тебя в нём зацепило? Что зацепило в Шейне больше всего? Теперь мои глаза сузились, пристально глядя в лицо ведущей. Младший менеджер жестами призывал ускориться, и я вдруг ощутила хорошо знакомое жжение, быстро распространяющееся от затылка по всему телу. Но обернуться не решилась. – Тейт? – Да, Анемона. – Я коротко усмехнулась и на секунду прикрыла глаза, размышляя. – Не знаю. При первой встрече Шейн убил мой мобильный, вряд ли это могло не зацепить.

– Итак, Тейт, – улыбнулась мне ведущая, – мы уже много раз слышали от Шейна историю вашей любви, но не от тебя. Когда это произошло? Когда ты поняла, что любишь Шейна? И тут щёки начали гореть, потому что мне предстояло крупно соврать – здесь уже выкрутиться не удастся. А лгунья из меня та ещё… Стыд да позор, в общем. – Не знаю, – произнесла я, дёрнув плечами. – В основном мне всегда хотелось его убить. Все восприняли как шутку – рассмеялись. – Я часто думала о нем, когда уехала в Нью-Йорк. – Говорить правду было не намного проще, уж слишком сокровенной она была. – После того случая на поле вы ведь не виделись четыре месяца? Я кивнула. – Продолжай, – улыбалась Анемона. Глубоко вздохнула и вновь посмотрела в камеру: – Я думала, он меня ненавидит. Как и думала о том, что сможет понять меня…