Глава 7

10 класс

Сентябрь

– Я сказал: пропусти, – рычу сквозь зубы. Гляжу исподлобья, кулаки сжимаю: руки так и чешутся! Давай, сука! Давай, повтори ещё раз, чтобы я убирался, мне только в кайф тебе по роже съездить будет! Мне вообще насрать на всё! НА ВСЁ!!! И НА ТЕБЯ, СУКА!!!

– Иди домой, сопляк, – ржут с меня. Вышибалы чёртовы!

Ну ладно! А я ведь просто выпить пришёл!

Просто выпить на хрен пришёл!!!

– ОТВАЛИ!!! ОТВАЛИ, СУКА! – Скрутили, твари, руки заломали.

– Спокойно, малый, сейчас до отделения прокатишься.

– Держи его! Вот резвый какой!

– Отпустите его! – какой-то знакомый голос бабский. Ааа… Светлакова. Какого хрена тебе надо?

Этот лысый ублюдок толкает в спину, так что приходится проехаться животом по ступеням и ещё раз послать их в задницу: погромче, раз не понимают, да с интонацией.

– Мы вызовем полицию, Вероника Николаевна, заходите внутрь.

– Не надо никакой полиции, – трещит, будто я не слышу! Овца. Если я пьян, это ещё не значит, что я глухой!

– Да он псих какой-то, Вероника Николаевна. Заходите внутрь. Мы сами разберёмся.

– Слышь, ты… – с трудом языком ворочаю. Шатаясь, встаю на ноги и пытаюсь подняться по ступеням.

– Пропустите его, – Светлакова смотрит на меня взглядом своим стервозным. Что, жалко тебе такое дерьмо, как я? Сочувствие своё проявляешь? Да пошла ты…

– Пропустите, я сказала!

Подхватывает меня под руку и ведёт в бар своего папашика. Раньше меня и так пропускали. Меня, Чачу, Оскара и Костяна моего. Дружищу моего. Братишку…

– Эй? – чьи-то руки обхватывают меня за лицо.

– Чё те надо? – отталкиваю Светалкову в сторону и плетусь куда-то… по идее к бару, но что-то с трудом ориентироваться получается.

Что вообще с этим местом не так? И почему всё так кружится?

– Э-э-эй! Где тут бар?!! – кричу, вращаясь на месте с раскиданными руками.

– Пошли! – Опять Светлакова. Обнимает меня, будто я сам идти не в состоянии и тащит куда-то.

– Мы в бар? – кричу ей на ухо. Смотрит недовольно и губы свои краснющие поджимает. Красивая. Но стерва. А может и хорошо, что стерва. Стервам проще живётся. Стервам никто не нужен. У стерв есть они сами, а большего для счастья и не надо!

– Так, да? Я прав?! – вновь кричу ей на ухо. – Или не прав?

– О чём ты? – смотрит едва ли не отвращением, толкает меня на что-то мягкое и приказывает сидеть на месте, пока она не вернётся.

– Это… а это не бар! – оглядываюсь по сторонам. Всё кружится, прыгает перед глазами, размазанное всё какое-то. Чёёёрт… Хреново что-то.

– Пей, – на столик передо мной опускается бутылка с водой, а Светлакова рядом присаживается. – Помочь?

– А?

– Помочь? – кивает на бутылку и морщится, так что между бровями впадинка вырисовывается; так и хочется её пальцем разгладить.

– Ты что делаешь?! – дёргается в сторону, отшвыривая от себя мою руку, а я глупо посмеиваюсь в ответ.

– Сколько ты выпил? – качает головой, вручая мне открытую бутылку с водой. Делаю глоток и фонтаном всё на пол выплёвываю.

– Фу. Безалкогольное, – отдаю бутылку обратно Светлаковой.

– Ну, да. Потому что это вода! Пей!

– Сама пей, – утыкаюсь лбом в столик.

– Яроцкий? – зовёт настойчиво. – Яроцкий?! У меня, думаешь, дел других нет, кроме как с тобой тут торчать?

– Ну, так проваливай. Чего расселась? – взмахиваю рукой и роняю её обратно на стол.

Слышу, как шумно вздыхает, поднимается на ноги и обратно для чего-то садится.

– Я вызову тебе такси.

– Катафалк сразу.

– Не смешно.

– Согласен. Катафалк – вообще не смешной был, – отлипаю от столика и приваливаюсь к спинке дивана. Смотрю, как лицо Светлаковой раскачивается из стороны в сторону… Это её штормит, или меня?

– Сколько ты пьёшь?

– Сегодня, или вообще? – улыбаюсь ей.

– И в школу не ходишь, потому что пьёшь?

– Есть сигарета?

Открывает пачку и протягивает мне. Забираю всю пачку: одну сигарету зажимаю зубами, а пачку прячу в карман.

– Потом откуплю, – бурчу, ища по карманам зажигалку.

– Ты же не куришь, – головой качает, будто я бля*ь её жестоко разочаровал!– А, точно, – придвигаюсь к ней. – Дай подкурить.

Делаю затяжку и густо кашляю. Ещё затяжку, давлюсь кашлем, но продолжаю делать это – травить себя, будто кайф от этого получаю. Может и получаю.

– Ты ещё тут? – приваливаюсь обратно к спинке дивана и смотрю на Светлакову, красивую, как всегда, ухоженную. Как кукла пластмассовая.

– Не думаешь, что завязывать пора?

Роняю голову набок:

– У тебя смена началась, или что?

– Смена?

– Ночного психолога, – смеюсь с одной из самых своих тупых шуток, а эта всё больше лицо своё разукрашенное кривит.

– Мне жаль Костю, – и вдруг выпаливает. Очень не вовремя грёбаное своё сочувствие проявляет.

– Себя пожалей, – а у меня в голове даже как-то свежее становится. Она ведь даже не знала его… А все кто знал, так и вообще – твари последние.

– Просто свали, – откидываюсь затылком на спинку дивана и закрываю глаза.

– Посмотри в кого ты превратился, Яроцкий, – ещё и упрекать меня берётся. – Пьяный, жалкий, никому не нужный.

Перекатываю голову набок и, язвительно улыбаясь, смотрю на Светлакову из-под полуприкрытых век:

– Много у нас общего, да?

– Я не пьяная, – цедит.

– Да, но в остальном-то!

– Да что ты знаешь?

О, непробиваемую принцессу за живое задели?

– Можно не быть проницательным, когда всё лежит на поверхности.

Вероника холодно усмехается и складывает руки на груди, которую с трудом маленькая тряпочка прикрывает, не оставляя места для фантазий.

– Это я-то поверхностная?

– Типа того, – вновь вздыхаю. Говорить не просто сложно – говорить в принципе не хочется.

– Где твои друзья? – спрашивает.

– Друзья? – смеюсь. – Это ты о ком сейчас?

– Где Паша, Оскар? Давай я позвоню кому-нибудь из них.

Выхватываю у неё телефон и смотрю на заставку. Свою фотку поставила. Охренеть.

– Даааа… – протягиваю весело. – Да у тебя всё ещё хуже, чем кажется.

– Отдай.

– А то что? Охрану позовёшь? Давай, я не против.

Уходит куда-то. Думаю, что за теми шкафами у входа, но нет, возвращается в компании двух бокалов пива. Один опускает на столик передо мной, ко второму тут же прикладывается.

Долго не раздумывая – ну а чего добру пропадать, – хватаю второй бокал и практически залпом осушаю.

– Уже лучше, – хмыкаю и лезу в карман за бумажником. – Ладно, мне пора. Сколько?

– Что сколько? – смотрит в недоумении.

– За пиво наше сколько?

Фыркает, отбрасывая волосы за спину, и даже взгляда решает не удостаивать:

– За счёт заведения.

– То есть за счёт кошелька твоего папаши, – достаю пару купюр и бросаю на стол. – Что? Кто-то впервые в жизни за тебя заплатил? Непривычное ощущение и всё такое? – продолжаю посмеиваться.

– А ты эти деньги сам заработал, ага, – цинично посмеиваясь, кивает на мой бумажник.

– Это – компенсация папаши в честь смерти моего друга, – прячу бумажник в карман. – Но без них я не напьюсь, увы.

– Да что с тобой не так? – головой качает.

– А с тобой? – поднимаюсь на ноги. Слегка ведёт в бок, но устоять на ногах удаётся всё же. – Иди, – киваю в сторону бара, – пора продлевать аренду друзей, а то обидятся ещё.

– По крайней мере, я не одна, – поднимается с дивана и с вызовом смотрит.

– Правда? – с горечью усмехаюсь и практически вплотную приближаюсь к Светлаковой. – А если у твоего папаши деньги закончатся, сможешь сказать то же самое? Хрен, да?.. Ты одна. Даже сейчас, в толпе людей… ты одна.

– Как и ты, – читаю по губам, и вдруг такое жгучее желание просыпается поцеловать их. Просто, чтобы забыться. Просто потому что плевать, с кем это делать. Просто потому, что две недели назад умер мой лучший друг, и мне, сука, нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы не сойти с ума!

– Как и я, – отвечаю, накрывая губы Светлаковой своими.

***

– Доброе утро. Садитесь, – Николай Генрихович открывает журнал и просит старосту назвать отсутствующих. – Яроцкий!

– Здесь я.

– Молодец. Кепку сними!

Украдкой поглядываю, как Макс нехотя стягивает с головы кепку и небрежно ерошит волосы. Простой жест – ничего особенного, а у меня вновь всё внутри расцветает, а желание улыбнуться настолько велико, что приходится немедленно спрятаться за учебником математики и раз десять подряд пробурчать себе под нос название темы, которую проходить не раньше, чем в следующей четверти будем.

– У Багряновой праздник сегодня? – слышу, как перешёптываются девчонки со среднего ряда.

– Ничего такая, – кто-то из ребят замечает, и я ещё ниже сползаю на стуле.

– Итак! Васильев идёт к доске! – объявляет Николай Генрихович, и половина класса с облегчением вздыхает. – Остальные передают мне тетради с домашней работой.

– Давай свою, – не глядя на Макса, протягиваю ему руку и получаю лишь хлопок по ладони.

– Ты серьёзно? – глаза сужает, с насмешкой фыркает и прилипает к парте щекой. – Разбудишь, когда вся эта фигня закончится.

– Фигня? Мы на уроке, – шиплю.

– Ну. А я о чём? – зевает, прикрывая рот ладонью, и набрасывает на лицо кепку.

Что-то слабо ударяет по плечу и к ногам падает скомканный клочок бумаги. Оглядываюсь и вижу, как Вероника намекающе кивает на записку.

«Попросись выйти в туалет. Надо поговорить», – написано в ней.

Хмуро смотрю на Светлакову, и та головой в ответ кивает, подгоняет.

Поднимаю руку и нехотя озвучиваю:

– Можно выйти?

– Урок только начался, Лиза.

– Мне срочно.

– У Багряновой недержание, – ржёт Кириллов.

– Сейчас у кого-то пожизненное нестояние случится!

– Смычкова!

– Я не в этом смысле, Николай Генрихович! – улыбается Зоя, пока весь класс обхохатывается с покрасневшего до самых ушей Саши Кириллова.

Через две минуты я уже стою в женском туалете второго этажа и жду, пока и Светлакова почтит его своим присутствием.

– Отпускать не хотел, – бросает с порога и захлопывает за собой дверь. Отстукивает шпильками по плиточному полу, замирает передо мной, отбрасывает за спину волосы и смотрит таким взглядом, будто я ей отчёт должна предоставить.

– Ну? – спрашивает, наконец. – Как всё с родителями прошло?

– Не делай вид, что тебя это интересует, – нехотя отвечаю. – Ты ведь не об этом поговорить хотела?

– Хм, – улыбается. – Смелее стала, да?

– О чём ты поговорить хотела?

Вздыхает спустя паузу:

– Всё о том же. Или забыла, что всё ещё в игре?

– Спасибо, но мне твоя помощь больше не нужна. – Обхожу её и направляюсь к выходу, но Вероника ловит меня за локоть и разворачивает к себе: