Мать Андрея, видя, что тот мало-помалу осваивается с новой жизнью, возрадовалась и стала потихоньку подыскивать сыну невесту. Выбор ее остановился на девушке Люсе, скромной и работящей медсестре из соседнего подъезда, но этим планам не суждено было сбыться. От прежних роскошеств Андрей оставил себе одну слабость – раз в месяц ходить в казино. Здесь он и познакомился с Аллой Игоревной Осинской. Та была несказанно удивлена, узнав в игроке напротив охранника из своего офиса, и неожиданно заинтересовалась им. Интерес оказался взаимным и бурным, и уже через полтора месяца пара сочеталась законным браком. Покладистый характер Краснова, привыкшего слушаться маму, не вошел в противоречие с властной натурой Осинской, и они отлично поладили. Андрей с наслаждением вернулся к красивой жизни – великолепный дом, новая одежда, дорогие безделушки и прочие радости снова завертелись вокруг, давая ощущение безграничных возможностей.

Осинская сочла, что ее муж не может работать охранником, и тот немедленно уволился, но, чтобы он не сидел без дела, заставила его записаться на курсы дизайнеров интерьера, на которые тот, впрочем, не ходил. Теперь Алла Игоревна гордо заявляла всем, что ее Андрюшенька – творческая натура и будущий гений дизайна. Андрюшенька, который не умел рисовать и в жизни не отличил бы модерн от барокко, согласно кивал и с умным видом повторял заученную фразу о том, что арт-деко в наше время уже не тот. Почему именно арт-деко стал “не тот”, и что вообще такое этот самый арт-деко Краснов ответить бы не сумел, но, по счастью, никто его об этом не спрашивал.

К сожалению, у этой красивой жизни были и свои минусы. Несмотря на видимый достаток и благополучие, Алла Игоревна была хозяйкой прижимистой и строго следила за расходами супруга, давая ему лишь то, что по ее мнению ему было необходимо. Нетрудно представить, что здесь их мнения не совпадали. Да и то сказать – сейчас все так дорого! Чашка кофе в итальянском ресторане стоит чудовищных денег, за разбитую фару Тойоты пришлось отвалить целое состояние, а про многочисленные мелкие расходы и говорить не стоит. В общем, денег Краснову вечно не хватало, а источник денег – обожаемая супруга – был весьма капризным. Могла дать, а могла и оставить без гроша за какую-нибудь дурацкую провинность.

Андрей подъехал к дому и нажал кнопку автоматического открывания ворот. Пока створки медленно разъезжались в стороны, он оглядел темные окна.

“Алла давно спит,” – подумал он, поморщившись. – “Хорошо бы она не проснулась, а то начнется – где ты шлялся, опять всю ночь играл в карты, бла-бла-бла-бла…”

Он припарковал машину на дорожке, не заезжая в гараж, и проскользнул в дом, стараясь производить как можно меньше шума. Поднявшись на цыпочках по лестнице он замер перед дверью в супружескую спальню и прислушался. Внутри было тихо. Надежда пробраться незамеченным окрепла. Краснов хотел шагнуть внутрь, но обнаружил, что все еще держит в руках плащ. Он про себя чертыхнулся, досадуя, что не оставил его в прихожей, и швырнул плащ на стоявшую поодаль кушетку. Плащ до кушетки не долетел и упал на пол рядом, но поднимать его Андрей не стал. Он неслышно пробрался внутрь, на ходу стягивая с себя пиджак и брюки.

Ему почти удалось бесшумно добраться до кровати, но в последний момент металлическая пряжка брючного ремня предательски звякнула, звонко припечатавшись к бронзовой стойке торшера.

– Ммм?… – голова Аллы Игоревны взлетела надо подушкой. – А-а-а? Что?

Она быстро протянула руку и включила свет. Краснов испуганно замер на одной ноге, в рубашке, трусах и одном спущенном носке.

–Это я, зайка, – льстиво прошептал он. – Спи, спи!

Но Осинская спать явно не собиралась. Она зло прищурила глаза и поджала губы.

–Явился! – ее раздраженный тон не предвещал ничего хорошего.

–Ну ты же знаешь, рыбка, мы с Зеленцовым в карты… – торопливо забормотал супруг, стаскивая с ноги второй носок.

–Знаю! – взревела Алла Игоревна. – Я только не знаю, почему я из-за твоих карт должна страдать!

–Зачем же страдать, Алюнечка? – еще быстрее затараторил Краснов. – Спи себе, рыбка, не беспокойся! Я тут сейчас тихонько лягу…

–Тихонько? – Осинская яростно сверкнула глазами. – Да ты громыхаешь, как стадо слонов! Мертвого можно разбудить! Как я теперь усну? А мне с утра на работу, между прочим!

Супруга распалялась все больше.

–Алюнечка, но я же сто раз тебе предлагал – давай я буду спать в гостиной, когда возвращаюсь от Зеленцова, – заныл Андрей.

–Будешь спать там, где я скажу! Ты бы лучше вовсе не таскался к этому Зеленцову, – кипятилась Осинская.

Краснов счел за лучшее не возражать. Он молча юркнул под одеяло и затаился, по опыту зная, что спорить с женой в таком состоянии бесполезно, а Алла Игоревна продолжала негодовать.

–Теперь я не смогу уснуть! Мне придется выпить снотворное!

Андрей зарылся в подушки еще глубже.

Осинская, продолжая поносить на чем свет стоит мужа, карты и Зеленцова, вылезла из постели и, накинув халат, направилась на кухню за аптечкой.

–Может, я принесу? – решился высунуться из-под одеяла супруг.

–Сама справлюсь, – рявкнула Алла Игоревна и прибавила шагу на пути к лестнице.

Лучше бы она этого не делала. Плащ, небрежно брошенный Андреем и так и не долетевший до кушетки, по-прежнему валялся на полу, но в темноте женщина не заметила его и зацепилась ногой за рукав.

–А-у-у-у… – раздался ее приглушенный вскрик и следом грохот падающего тела.

Андрей испуганно подскочил на кровати.

–Алюнечка? – встревоженно позвал он и, не дождавшись ответа, выскочил из спальни. В коридоре было темно и Краснов принялся торопливо шарить рукой по стене в поисках выключателя.

–О-о-о!… – вдруг раздалось откуда-то снизу. – Какого дьявола?!

Андрей наконец нашел выключатель и во вспыхнувшем свете увидел супругу, распластавшуюся на полу возле самых ступенек лестницы. Он поспешно кинулся к ней.

–Аллочка, что случилось?

–Я упала! – яростно взвизгнула жена, приподнимаясь на локте. – За что-то зацепилась и упала!

Взгляд ее упал на плащ, бесформенной кучей валявшийся на полу, и сомнений в причине падения не осталось.

–Почему ЭТО здесь лежит?… – негодующие ноты в голосе Осинской пошли вверх по нарастающей. – Почему, я спрашиваю???…

Краснов чуть заметно вздохнул, осознав, что сейчас он получит по полной программе.

–Я могла упасть на ступеньки, скатиться вниз и сломать себе шею! – Алла Игоревна едва не захлебнулась возмущенным воплем.

“Ну не скатилась же,” – мысленно возразил супруг, внешне изображая глубочайшее раскаяние.

–Нужно быть полным идиотом, чтобы бросить здесь свой плащ!

От голоса Осинской в доме дрожали стекла.

–Боже мой! Я была в шаге от несчастного случая!

Женщина продолжала кричать, находя все более уничижительные эпитеты для сообразительности супруга. Краснов набрал полную грудь воздуха и решительно шагнул вперед. Бормоча невнятные слова извинения, он принялся лобызать руки, ноги, полы халата и прочие места, до которых удавалось дотянуться, одновременно обнимая разъяренную жену до тех пор, пока поток ее ругательств не иссяк. Тогда он подхватил ее на руки и отнес обратно в кровать, приговаривая, как он ее любит, и какая она у него красивая, прекрасная, великолепная и так далее.

Алла Игоревна наконец сменила гнев на милость и великодушно простила бестолкового мужа. Уже через несколько минут после примирения раздалось ее сонное сопение. Краснов повернулся на другой бок и тяжело вздохнул. Шансы на получение денег после сегодняшнего происшествия упали до нуля. Взгляд его невольно скользнул в коридор и дальше, на лестницу.

“Несчастный случай…” – неожиданно всплыло у него в мозгу. – “А действительно, так просто… Бац – и сломанная шея!… И больше уже не будет никаких визгливых воплей… Тьфу ты! О чем это я?…”

–И-эх! – он с шумом выдохнул, зарылся в подушку и почти сразу погрузился в сон.

***

Люба в последний раз провела мочалкой по черному блестящему боку автомобиля и устало вытерла пот со лба. Все. Машина чистая. Осинская может быть довольна. Люба подняла глаза вверх и с ненавистью глянула на окна хозяйской спальни.

–На, змея подколодная, – прошептала она, зло прищурив глаза. – Подавись!

Эх, с каким удовольствием она бы провела по гладкому боку авто не мочалкой, а граблями. Но машина – это что, бездушная железяка. Вот угостить бы граблей или шваброй саму Аллу Игоревну…

Люба вздохнула, наклонилась, чтобы поднять ведро с грязной водой, и натруженная поясница немедленно заныла. Машину она сегодня мыла в наказание за разбитый фужер, в дополнение ко всем своим остальным обязанностям по дому: уборка, стирка, глажка, готовка, сгребание листьев в саду и прочее, прочее, прочее. Работы в большом доме Осинской хватило бы на троих, но вот уже долгих четыре месяца Люба справлялась со всем одна. До нее работницы здесь не задерживались. Они обычно громко хлопали дверью в первый же месяц, не выдержав постоянных придирок хозяйки и даже не требуя платы за отработанные дни – только бы убраться подальше от скандальной дамочки.

Любе не повезло. Она уйти не могла, хотя ей этого хотелось больше всего на свете. В руках Осинской имелся такой кнут, от ударов которого Люба в страхе съеживалась и покорно исполняла все приказы зловредной работодательницы.

Совсем недавно Любина жизнь была совершенно иной, но сейчас, взглянув на эту невыразительную женщину с серьезным, даже мрачным лицом, никто из ее прежних друзей-собутыльников не признал бы в ней разбитную Любку с Шамонаихи, весело прожигающую жизнь в бесконечной череде гулянок.

К своим тридцати годам она уже обзавелась привычкой к алкоголю, четырьмя приводами в милицию и тремя детьми от разных мужей. Неудивительно, что у нее начались проблемы с представителями власти и, после нескольких жалоб соседей и визитов участкового и социальных работников, встал вопрос о лишении ее родительских прав. Несмотря на разгульную жизнь, детей своих непутевая мамаша любила и отдавать никому не собиралась, но вырваться из пьяного круговорота была не в силах.

И вот, когда до отправки ее детей в детский дом оставалась самая малость – еще одна жалоба соседей или замечание участкового – к Любе спустился ангел и круто изменил ее жизнь. То есть, это Люба считала, что к ней явился ангел. Что уж это было на самом деле – посланец небес или пары алкоголя, проникшие глубоко в мозг, сказать трудно, но случилось так, что одним хмурым февральским утром Люба проснулась на скамейке в парке. Как она оказалась в этом парке женщина объяснить бы не смогла. В неподъемно тяжелой голове шевелились лишь смутные воспоминания о каком-то небритом гитаристе и его кучерявой подруге, корчащей Любе злобные рожи. Вроде бы даже они с этой подругой подрались?… Или с гитаристом?… Черт его знает, отчетливо вспоминался лишь стакан, разбитый ею об чью-то голову…

И вдруг в Любиной голове отчетливо прозвучал чужой голос.

–Вставай и иди! – приказал голос, заставив Любу испуганно вздрогнуть, а небритого гитариста с его пассией мигом испариться.

–Куда? – опасливо спросила женщина, вскакивая на ноги и оглядываясь по сторонам, но никого не находя.

–Вперед, – властно произнес голос, и Люба рванула с места, не разбирая дороги.

–Да не туда, – неведомый голос даже крякнул от досады. – Вон туда!

Люба поспешно выкарабкалась из живой изгороди, в которую с разбегу влетела, и с изумлением увидела светящуюся полоску на асфальте, ведущую к выходу из парка. Она остолбенело уставилась на нее, не в силах пошевелиться.

–Иди же, – сердито прикрикнул голос, и женщина быстро зашагала вперед по мерцающей полосе, ни о чем больше не раздумывая.

В это время года и в этот час – около пяти утра – народу в парке не было. Не было его и на улице, куда светящаяся дорожка привела Любу. Лишь мимо промелькнула пара одиноких машин, тихо прошелестев шинами по асфальту.

–А теперь мне куда? – боязливо спросила женщина, переминаясь с ноги на ногу, но голос исчез так же внезапно, как появился.

Люба посмотрела по сторонам. Вокруг никого. За спиной остался парк. На противоположной стороне улицы стояло длинное серое здание, упиравшееся в забор. Глухое, темное и безлюдное место. Если бы не тусклые фонари вдоль дороги, вообще бы ничего не разглядеть. Озадаченная Люба уже открыла рот, чтобы погромче спросить загадочный голос куда ей идти дальше и что делать, но в это момент заметила, что она здесь не одна.

На противоположной стороне улицы на фоне обветшалого забора возникла фигура, которая быстро приближалась. Повинуясь внутреннему импульсу, Люба отступила за ближайшее дерево и пригляделась повнимательнее. В зыбком свете фонарей из сумрака все четче вырисовывался силуэт женщины, несущей ребенка. Женщина явно торопилась и нервничала. Все движения ее были резкими и неуклюжими. Внезапно незнакомка остановилась возле стены здания и замерла. Люба напрягла глаза, и брови ее удивленно поползли вверх.

На стене, не замеченный ею ранее, темнел прямоугольник с надписью “ОКНО ЖИЗНИ”.

“Это же по телевизору показывали…” – промелькнуло в Любиной голове. – “Чтобы матери, которые от новорожденных отказываются, не на улице их бросали, а в такие окна подкладывали…”

–Это что же она?… – ахнула Люба. – Она же дитятко свое туда сейчас засунет!…

Волна, в которой возмущение и жалость смешались в равной степени, захлестнула ее.

–Да как же это? – прошептала она. – Свою родную детоньку своими руками чужим людям отдать?! Куда они ее?…

–Сначала в больницу, потом в дом малютки, а потом в детский дом, – жестко произнес вернувшийся голос в ее голове. – И свою мать этот ребенок больше никогда не увидит.

В подтверждение этих слов женская фигура у окна жизни, избавившись от ноши, развернулась и быстро зашагала прочь.

–Да как она могла! – возмущенно выдохнула Люба. Поступок незнакомой женщины вызвал бурю протеста в ее душе.

–Она? – насмешливо возразил голос. – А ты? КАК ТЫ МОГЛА? У тебя самой завтра заберут детей, и ты это сделала сама!.СВОИМИ РУКАМИ. Ты сидишь пьяная в пять утра в парке и даже не знаешь, что сейчас с ТВОИМИ детьми.

–Нет!!! – Люба захлебнулась собственным криком.

Она пыталась вдохнуть, но не могла. Сердце бешено колотилось об ребра, в ушах стоял гул, перед глазами поплыли красные круги. Люба отчаянно старалась вдохнуть и наконец ей это удалось. Первый крошечный глоток кислорода проник в легкие и взорвался внутри оглушительным фейерверком. Тело обмякло, будто из спины вытащили какой-то стержень, ноги подкосились, и Люба безвольно повалилась на землю.

–Как же так?… Как же так?… – бормотала она побелевшими губами. – Лешенька… Надюша… Коленька…. Как же так?….

–Вставай и иди, – снова раздался в ушах тот же голос грозного ангела. Теперь он звучал устало. – Иди к своим детям!

Неведомая сила подхватила ее и поставила на ноги. За спиной словно выросли крылья.

–Да, – с восторгом прошептала Люба, чувствуя прилив сил. – Я бегу! Леша, Надя, Коленька, я бегу!

Она не помнила, как добралась домой, но с того дня женщину словно подменили. Гулянки были забыты, бывшие собутыльники посланы так далеко, что уже не возвращались, а ее маленькая квартира засияла чистотой и уютом. Люба устроилась на работу и трудилась не покладая рук, возвращая собственным детям то, что не додала им за годы пьянок.

Эта метаморфоза произошла с ней почти год назад и жизнь ее, казалось, наконец наладилась, но наше прошлое никуда не исчезает. Какой бы замечательной матерью не стала Люба сейчас, участковый и социальные службы еще очень хорошо помнили Любу-пьянчужку, у которой должны были забрать детей.

– Смотри, Русакова, – многозначительно покачивая бровями напоминал ей пожилой милиционер. – Ты, конечно, молодец, исправляешься…. Но если хоть один сигнал на тебя поступит, то… Сама понимаешь.

Люба понимала и старалась изо всех сил. И поначалу все шло хорошо. Первое время Алла Игоревна Осинская, к которой Люба устроилась домработницей, хлопот не доставляла, поскольку сразу же укатила с молодым мужем в отпуск на две недели. Красота! Целых полмесяца – пыль вытереть да цветы полить – считай, зарплату ни за что платят. Но, вернувшись из свадебного путешествия, хозяйка в полной мере проявила свой склочный и злобный характер. Угодить ей было нельзя. Полы не так помыла, статуэтку на полке на место не вернула, гуляш несъедобный, мыло в ванной не того запаха… Люба старательно терпела два месяца, но в конце концов не выдержала. Она уже решила объявить Осинской, что уходит, и тут случилось досадное происшествие.

–Болгарские перцы вялые, – с недовольной гримасой объявила Алла Игоревна как то утром, заглянув в холодильник, и приказала Любе: – Эти я есть не буду. Купи новые.

Та молча кивнула, а про себя порадовалась. Огромные израильские перцы, размером с голову ребенка. Хозяева их есть не будут, значит они выбросятся в помойку. Но Люба не такая дура, чтобы выкидывать такие отличные продукты. Вялые-то они совсем чуть-чуть. Лучше она заберет их домой, чтобы угостить своих малышей. Они в жизни не видели ничего подобного, вот удивятся!

Но когда Люба уходила домой, путь ей преградила Алла Игоревна.

–Открой свою сумку, – потребовала она, стоя в дверях кухни.