– Он никак не примет выбора Темряя… И драгость малецык это все время ощущает на себе. Всю предвзятость Огня. Надобно с ним поговорить, и верно стоило прислушаться к Отцу и не оставлять Огня обок Темряя, – единым дуновением молвил Вежды и легохонько качнул своей головой, отчего зараз в навершие его венца дрогнули золотые веки глаза и сомкнувшись укрыли под собой и склеру, и темно-коричневую радужку и черный ромбически-вытянутый зрачок.

– Многажды раз с ним толковали… и я… и Дивный… и Перший о малецыке Темряя, – даже в этом, мысленно посланном лишь Вежды, ответе слышалась нескрываемое огорчение старшего Раса.

– Я расскажу обо всем Отцу… Думаю он вмале увидится с бесценным малецыком и поговорит, да даст совет, как нужно в целом поступить, – дополнил Вежды, и теперь туго вздохнул, но как- то не просто грудью, а словно всей своей плотью… так, что заколыхалась и черная кожа на его лице, выплескивая изнутри золотые переливы света.

– Если я вас не слышу, – нежданно достаточно грубо перебивая поток мыслей старших Зиждителей, проронил Огнь уже вслух, и резко открыв глаза, в упор посмотрел на стоящего подле него Димурга. – Это не значит, что я не понимаю, о ком вы говорите.

– Мы говорим о тебе, наша драгоценность, – участливо откликнулся Вежды, и вновь огладив волосы младшего Раса, развернувшись, медленно направился к свободному креслу стоящему обок Дивного. – Отец желал с тобой встретиться, ибо давно не видел… Да и обеспокоен тем, что находясь все это время тут один, ты ни с кем не встречался. И даже не посещал маковки, где последнее время пребывал Стынь. Малецыки толковали, что ты за этот срок, не покидал ни разу Солнечной системы и ни бывал даже на Земле.

Огнь внезапно широко улыбнулся, а по коже его лица сверху вниз пробежала тонкая рябь искорок, только не ярких, а лишь едва мерцающих.

– Да? – чуть слышно поспрашал он, в первую очередь, обращаясь к Вежды. – А более малецыки Отцу ничего не сказывали? Ничего? – Димург порывисто качнул своей массивной головой, похоже, ему ее тягостно было держать на плечах. – И хотя я почасту гостил у Усача, но все верно, никак не мог покинуть систему и также не смел посетить маковку… Маковку не смел посетить, поелику боялся, что при встрече с дорогими нашими малецыками не сдержусь и как принято у гомозулей надаю затычин по их божественным головам… А с Отцом я, непременно, встречусь… Прямо нынче… днесь… не откладывая встречусь, и расскажу, по каковой причине не мог покинуть систему. – Огнь резко смолк, тот же миг закрыл очи и замер, понеже кожа его нежданно приобрела и вовсе синеватую дымчатость, а золотое сияние совсем истончилось. Небо враз подался с кресла в направление сына и нежно огладил перстами кожу его лица, тем самым вбирая в себя всю дымчатость и передавая ему столь надобное, божественное сияние. – Теперь непременно увижусь с Отцом и расскажу ему, – дрогнувшим, тихим голосом продолжил толковать Огнь, погодя. – Почему все время находился в хуруле и так утомился… Знаешь, почему, Вежды? – ноне голос младшего Раса звучал огорченно, несомненно, он жаждал найти поддержку не только в голубящих его волосы руках Небо, но и в взволнованно смотрящем на него Димурге. – А потому как ваши… наши малецыки желали слегка изменить наклон вращения планеты Земля… Не ведаю чего они хотели добиться тем самым, вызвать деформацию земной коры аль поменять полярность планеты… В целом я не стал уточнять, ибо не желая расстраивать моего дорого Отца не стал с малецыками и вовсе встречаться, посему тот вопрос выяснишь ты, Вежды… Мне же как говорится было не до того… Приходилось все время следить за тем, что летит в сторону Земли, словно пущенное с четвертой планеты… Ну, ладно, ради моего любимого Отца, будем думать менее горячно, пропущенное и не словленное четвертой планетой.

– Малецыки мне о том не сказывали, – отрывисто откликнулся Вежды, и теплота в его взоре, неприкрыто свидетельствовала о беспокойстве за состояние Огня.

– Еще бы… мне вообще порой, казалось, некие болиды летят с маковки четвертой планеты. Вже вельми четкой и направленной была их траектория, – дополнил свою прерывистую речь младший Рас. Он вновь начинал негодовать, потому и кожа его лица, в целом, как и рук, также резво приняла голубоватый оттенок. – Так, что я пришел к выводу малецыки, что-то задумали… и явственно, не ладное, возможно очередной эксперимент. Оттого Вежды, – теперь прозвучала досада, которую мог испытывать лишь младший в отношение несправедливых упреков старшего. – Я все время находился в тревоге… Потому последнее время, особенно с того самого мгновения как в систему прибыл Стынь, не мог не то, чтобы бывать у Усача, но и толком посещать дольнюю комнату, страшась пропустить на Землю… Столь нам всем Зиждителям дорогую планету какой метеорит, абы это очевидно было не предписанное общими законами систем, а искусственное вмешательство… И длилась так кутерьма, до тех самых пор поколь меня не утомила окончательно, и тогда я послал малецыкам предупреждение. После, об этом я уже догадался, таковое предупреждение послал и Усач, поколь, чтоб малецыки не чудили пристроивший свою батуру на дальнем спутнике четвертой планеты. Я Усачу не жаловался, хотя, наверно, стоило бы… Он данное шалопайство и сам приметил, посему торопливо снялся с соседнего спутника Земли и переместился на спутник четвертой планеты. Чем самым, похоже, и угомонил наших… ваших… словом милых малецыков.

– Я о том сообщу Отцу, – отозвался Вежды и его серьезное, можно молвить, даже расстроенное лицо воочью свидетельствовало о том, что ребячество братьев ему не понравилось. И данное недовольство живописалось не только в насупленных бровях, но и во всех движениях Бога, в легком покачивание головой и тревожному постукиванию перст о облокотницы кресла, вроде они были не рыхлыми, а вспять вельми твердыми. – Отец был очень занят, также как и я, и Мор, творивший Ледную Голицу Круча. Он надеялся, что Темряй будет серьезнее и сможет обуздать ребячество Стыня. Но, судя по всему малецык, еще слишком молод и сам не растерял колобродничества… Жаль, ибо Отец тому обстоятельству весьма расстроится, он итак такой утомленный… можно сказать даже потухший.

– Перший утомлен не по этой причине, – мягко отозвался Небо, и ласково огладив висок и щеку Огня перстами, задумчиво оглядел его с головы до ног. – Хорошо, Вежды, что ты прибыл к нам, оно как я желал поговорить с тобой одним о маймыре.

– Об Опече? – голос Вежды немедля дрогнул, стоило только ему назвать истинное величание Бога из Атефской печищи, лучицы Першего некогда отпавшего от Зиждителей и превратившегося в маймыра… В своенравного, нарушающего Законы Бытия Бога, не создающего, а лишь разрушающего, живущего, как сказали бы люди, грабительством посему подлежащего уничтожению.

Таковое средь Богов случалось редко… И Опечь был вторым Богом оный совершив оплошность ушел из печищи и превратился в отщипенца, маймыра.

– Да, мой милый, об Опече, коли ты желаешь его так называть, – все также раздумчиво произнес Небо. Он еще самую малость, что-то мозговал, а после повернув голову в сторону младшего Раса полюбовно протянул, – поди Огнь, моя драгость, к Дажбе… Побудь с ним… Он весьма за тобой натосковался да и Седми вмале прибудет… Потолкуешь с ним. Мне нужно поговорить с Вежды с глазу на глаз.

Огнь медленно повертал голову и удивленно да единожды обидчиво зыркнул на старшего Раса, впрочем, спорить не стал. Он неторопко поднялся с кресла и тяжелой, покачивающейся походкой направился к стене, на ходу бросив назад, вельми едкое негодование:

– Пойду в дольнюю комнату, оно как дюже утомился… Кому надобно сам придет ко мне толковать.

Густые испарения в оных сокрылся Огнь, все еще неспешно ползли по стенам, они своей перьевой лимонностью достигали свода и гулко хлюпнув, будто жаждая разреветься, немедля скатывались вниз. Но всего-навсе за тем, чтоб на миг, утонув в собратьях плывущих по полу, вновь продолжить свое восхождение к потолку. Незримая тишина какое-то время витала по зале, и все три старших Бога неотрывно глядели на ту стену, где дотоль скрылся разгневанный Огнь, вероятно прислушиваясь к чему-то.

– Дошел, – наконец пояснил, прерывая отишье, Небо.

– Он очень утомлен, что очень плохо, – вставил достаточно обеспокоенно Вежды, и резко дернув левой рукой, свершив тем движением полукруг, вместе с креслом переместился несколько левее так, чтобы можно было зреть сразу обоих Расов. – Ежели Отец его таким увидит, будет на тебя сердит Небо.

Димург сказал последнюю молвь явственно встревожено, и данное волнение касалось не только Огня, но и старшего Раса, которого он весьма любил.

– Ничего, мой дорогой, ничего, – умягчено протянул Небо и по теплому воззрился в лицо Вежды, переведя взгляд со стены на него. – Теперь по поводу Опеча, – вероятно старший Рас желал перевести тему разговора в то русло, которое его ноне волновало больше, чем недовольство старшего брата. – Итак, малецык, давеча я был у Родителя… И он мне поведал, что Отец Перший в тайне от нас снабжает маймыра, – губы Вежды порывчато дрогнули. – Ладно, ладно Опеча частью своей биоауры, потому и наблюдается это утомление. Брат и допрежь того делился с Опечем биоаурой, чтобы тот окончательно не потерял свой облик. Впрочем, когда маймыр пытался похитить лучицу, я имею ввиду Владелину, Перший потребовал от него встречи… Но Опечь от нее отказался, тогда брат на какое-то время ограничил его в биоауре. Однако погодя возобновил свою помощь. Родитель очень встревожен состоянием Першего. Как ты понимаешь, милый малецык, вскоре родится новый Бог и нам придется… Нам всем будет нужно помогать в его взращивание, а посему необходима вся биоаура. И надобно, чтобы Боги на тот момент были достаточно бодры. Потому Родитель предложил Опечу прощение, возможность сызнова вступить на Коло Жизни и попробовать вновь выбрать себе печищу, в ином случае уничтожение его произойдет в ближайшее время. Я, как только это предложил Родитель, отбыл к маймыру. – Небо на немного прервался, вельми как-то отрешенно зыркнул на сидящего подле него Дивного, и много мягче воззрился на Вежды, много тише, словно боялся, что его до срока услышат, продолжил сказывать, – честно скажу, Опечь показался мне запутанным и опустошенным. Он однозначно не желает видеть Асила и Першего, обаче был явно рад мне. Выслушав предложение озвученное Родителем он очень обрадовался… И взволнованно стал толковать, тем вроде стараясь в моих глазах оправдаться. Тем не менее, я с трудом понял его несколько бессвязную речь, вызванную очевидно напряжением и утомленностью. Впрочем, понял я одно, он не хочет вступать в печищу Атефов и Расов… И жаждет, мечтает, как и дотоль, лишь о Димургах. Он все также привязан к Отцу, только уверен, что вы, сыны Першего, его не примете. – Небо сызнова смолк, тем давая возможность неспешно переварить Вежды им выданное и неторопко огладил свою густую, златую бороду, на малость зацепившись указательным перстом в ее плотных кучеряшках. – Ты, понимаешь, любезный малецык, о чем я говорю? – вопросил он.

– Да, Небо, – тотчас откликнулся Вежды, и суетливо, что в целом не было присуще Зиждителям, кивнул, отчего незамедлительно раскрылись веки на сфероидном глазу в навершие его венца, и из него выплыла бурая дымчатая полоса света. – Я к нему отправлюсь немедля, только улажу дела Отца. Было бы прекрасно если б малецык вернулся в лоно Зиждителей… Однако, коли Опечь войдет в нашу печищу, как же тогда с лучицей? Отец, очень к ней привязан. Точнее молвить зависим от нее, он не сможет отказаться от соперничества за лучицу.

– Родитель молвил, что маймыр, – пояснил Небо, по-видимому, ожидая того волнения Вежды и оттого разком подался вперед верхним корпусом тела, дотоль возлежащим на ослоне кресла. – Он не сможет теперь быть сыном, ибо выбрал имя и путь брата. А посему на Коло Жизни приобретет всего-навсе общие признаки печищи. Так, что если ты сможешь его убедить, мой бесценный Вежды, и это поверь очень важно… Оно ты и сам понимаешь как важно, у Димургов появится новый брат. И Перший сможет продолжить соперничество за лучицу.

– Почему ты мне не сказывал о встрече с Родителем и его предложение? – наконец, проронил Дивный и черты его красивого в виде сердечка лица едва зримо вздрогнули. – И ты уверен, что маймыр вступив в печищу Димургов сохранит за собой путь брата, ведь это нарушает Закон Бытия утвержденный самим Всевышним… Потому как если мы ошибемся, и после обретения Опеча, Перший не сможет продолжить соперничество за лучицу, это его убьет… Отец вельми сильно сцеплен с лучицей, и это достаточно четко зримо… Да и нельзя забывать того, что рассказывал нам Темряй, о смури Отца, когда он думал, что лучица погибла… О смури оная чуть было не погубила его самого, его нашего любимого Отца Першего.

Небо внимательно выслушал младшего брата и легохонько шевельнул плечами, потому враз шибутно качнулась плывущая в его венце миниатюрная система, вроде жаждущая выскочить из удерживающего ее подле концов дуг голубом мареве света.

– В последнюю нашу встречу с Першим на пагоде в Северном Венце, – молвил Небо и самую толику развернул в направление брата голову, при том не выпуская из своего взора Вежды. – Я обратил внимание, что Отец утомлен, вернее даже, сказать, разбит… Я было даже испугался, что он надломлен. И посему спросил его, что с ним. Но брат сделал вид, что не услышал меня и перевел разговор на Дажбу, на малецыка абы нас на тот момент волновало его поведение. Перевел разговор, так как Перший почасту умеет делать, когда не желает отвечать. Одначе, так как утомленность была слишком зримой, я решил отправиться к Родителю, чтобы узнать от него почему Отец так подавлен и коли надобно помочь. И тогда Родитель мне все рассказал про маймыра и биоару. Родитель, безусловно, против какого бы то ни было нарушения предписаний и Законов Бытия, но всегда готов нам помочь и договориться обо всем с Всевышним… Тем самым он спасет Опеча и защитит Першего, пред коим по какой-то мне не озвученной причине, ощущает вину… Родитель пояснил, что пытался воздействовать на Першего и даже потребовал от него прекратить помогать маймыру. Обаче, брат заявил, что отдает лишь свою часть биоауры и не нарушает Законы Бытия. И еще добавил, что будет делать так все время, чтобы Опечь мог сохранить присущий Богам облик, и не превратился в отчужденца.

– Ах, Отец! Отец, – вельми горестным гласом продышал Вежды и протяжно дыхнул так, что затрепетало не только сияние кожи, но и крутнулись по коло желваки на его скулах, на миг живописав угловатые свои макушки. – Для него всегда на первом месте сыны и братья… Он всегда… все время тревожится за каждого члена печищи, не важно Атефы это, Расы или Димурги… Отец! Милый мой Отец! – додышал с нежностью и единожды мощью Вежды, чем самым всколыхал лимонные испарения, махими ветроворотами колеблющиеся по полу. – Небо, я только тебя прошу, – немедля дополнил Димург, вероятно страшась, что о происходящем станет до времени известно Першему. – Поколь я не улажу все с Опечем, при встрече с Отцом ничего не сказывай, не тревожь. Он итак расстроится из-за шалопайства Темряя, каковому хотел доверить управление Татанией и разрешить населять несколько систем его Галактики Уветливый Сувой растительным и животным миром.

– Надеюсь, в системах Уветливого Сувоя, не будет тех дивных творений Темряя, оными он жаждал населить Млечный Путь? – незамедлительно вопросил Дивный и гулко фыркнул, словно желая загоготать.

Вежды в ответ широко просиял, и резко вздев вверх плечи, отозвался:

– Таковой надеждой не надобно себя тешить… Думаю, Отцу удастся вразумить, нашего малецыка, что некие из тех дивных творений, как ты выразился Дивный, разрушат общее понимание животного мира, но, очевидно, он вряд ли сумеет переубедить Темряя… Так, что однозначно в Уветливом Сувое не все системы будут населены людским племенем, к тому надо быть готовым.

Днесь улыбнулся и Небо, лучисто полыхнула золотыми переливами света его белая кожа, вроде Темряй, творил, что-то дюже достойное али точнее говорить даже великое.

– По поводу Першего, Вежды, – продолжил он прерванное вопросом Дивного толкование с Димургом, все поколь довольно улыбаясь, отчего самую малость, трепетали волоски, прикрывающие его широкий рот с полными бледно-алыми губами. – Не беспокойся, я ничего не скажу Отцу. Ты, только, держи связь со мной. Коли Опечь согласится на твое предложение вступить к Димургам сразу пришли мне сообщение… И я вылечу к Родителю, столкуюсь с ним обо всем, поелику Он отвел малое время под сие решение. Оно как надобно, чтобы Перший был готов к появлению нового Бога, и мог полноценно вести за него соперничество, будучи бодрым и спокойным, а при таком потреблении биоауры это невозможно.

Вежды торопко кивнул, и, расправив на лице улыбку, придав толстым губам ровность и затихнув, задумался, вставленные в надбровных дугах мелкие голубые аквамарины, нежданно ярко блеснув переливом света, будто пробудили Бога от забытья.

– Впрочем, – немедля заговорил Димург. – Я прибыл к вам не просто так. Мне нужно обсудить с вами одно предложение, касаемо драгоценной нашей лучицы. – Господь прервался, обвел долгим и тем же задумчивым взором Расов и дополнил, – девочка в плоти коей живет лучица очень хрупкая здоровьем. Отец дюже расстроился, услышав доклад бесиц-трясавиц о ее состояние, и о том, что им пришлось подкорректировать, чтобы плоть продолжила жизнь… Это целый набор органов: и легкие, и почки, и печень, и что-то там еще, не помню уже. В целом Трясца-не-всипуха предлагала полную смену плоти, но Отец отказался, ибо боится таковой грубостью нарушить спокойствие лучицы… Ведь поколь не ясно, почему она выбрала эту плоть, хоть и вельми слабенькую, почему так долго тянула с вселением. На первый взгляд бесицы-трясавицы сказали, что у лучицы нет отклонений… Однако нельзя забывать, что она болела в прежней плоти, и быть может, остался какой-то сбой в предписаниях. Словом, чтобы мы смогли вступить за нее в соперничество, сейчас нужны благодатные условия роста для девочки и тогда возможно к двадцати ее земным годам станет ясно, как обстоят дела и у самой лучицы. Ежели мы нынче перенесем ребенка к нам на материк, это может не благостно отразится на плоти. Абы девочка дюже беленькая и близко не слышна кровь в ней наших отпрысков. Ноне потеря матери, людей оные ее любили, смена обстановки может подорвать только, что укрепленное здоровье. Посему ради благополучия лучицы Отец предлагает взять пригляд за девочкой до ее двадцатилетия вам, только на определенных условиях.

Небо и Дивный изумленно переглянулись, обменявшись неслышимыми для Вежды не менее взбудораженными репликами. А погодя Небо слегка качнул головой, и, не скрывая радости, произнес:

– Скажи, милый мой малецык, условия и тогда мы уже определимся, да иль нет. Ответ, как ты понимаешь, будет зависеть от условий.

Одначе, та молвь была сказана таким тоном, что становилось ясным Небо пойдет на все условия, лишь бы оставить пригляд за девочкой за своей печищей.