IX

Я заперла дверь и спустилась на первый этаж. Послышался приближающийся шум улицы. Кто-то проехал на велосипеде, позвякивающем на плитке, как мой чемодан. Передо мной была Лиль. Мне казалось, что улица Бон была воплощением мужчины, а Лиль – конечно же, женщины. И в этом их пересечении было что-то откровенное, неразгаданное мной и просто надуманное моей фантазией. Я улыбнулась и свернула в сторону Сены. Как приятно, что у меня уже был знакомый маршрут.

По мосту Искусств прогуливались парочки, а перила неподалёку от него были увешаны замочками с именами и сердечками, в частой сетке которых едва ли можно было найти просвет. С внутренней стороны перил, освещённых фонарями, картина напоминала разноцветные гроздья винограда, забродившие чувства и обещания которых могли стать самым великолепным вином Франции. Со стороны реки тот же рельеф, поглощённый тенью, лишь изредка отражавший металлический блеск воды, предстал передо мной в образе переплетённых тел в одном порыве любви и наслаждения.

Я перешла на другой берег Сены и на полчаса потеряла себя в улицах, кружащих у Лувра. Мне было жаль, что я не могла пройтись по Парижу без одежды, подобно статуям, украшающим сад Тюильри. Мои чувства были обнажены, мне так хотелось слиться со всем этим великолепием парижской роскоши и таинством летней ночи. Голоса прохожих, которыми перекликались все языки мира, умиротворяли, словно шум моря.

Мимо меня быстрым шагом прошла молодая брюнетка с короткими сильно вьющимися волосами. К уху она плечом прижимала мобильный, быстро произнося слова извинения. Правой рукой она увлекала за собой девочку, на которой было очень милое платье и шляпка. Их спешка передалась мне. Я ускорила шаг и шла за ними следом, не замечая улиц и поворотов. Брюнетка закончила разговор и быстро спрятала телефон в сумочку.

– Вот видишь, папа очень волнуется, мы должны были вернуться пораньше.

– Но ты же сама говорила, что скоро зима, нужно радоваться, пока лето, – совершенно спокойным голосом ответила девочка, на вид ей было не больше пяти. В детских возрастах я разбиралась лучше.

– Ну не так же скоро, – рассмеялась брюнетка. – Иначе мы так загуляемся, что и правда вернёмся к зиме.

Недалеко от нас просигналила машина. Я вздрогнула и почти остановилась. Девочка и её мама – у меня не было в этом сомнений – быстро ушли вперёд, и я понимала, что было бы странно идти за ними и дальше.

Через какое-то время я почувствовала, что у меня начинают слипаться глаза. Я не привыкла гулять по ночам, тем более бесцельно, тем более в одиночестве. Вернувшись на берег Сены, я прошла по мосту Руаяль. С моста вдали я увидела освещённый Собор Парижской Богоматери. У меня сжалось сердце. Все эти достопримечательности мы обошли с мамой и Мишелем, мне нужно было ещё постараться, чтобы найти что-то новое. Я пожалела, что увидела всё это в возрасте, когда тебя больше поражают внушительные размеры и ветхость, чем красота и история. Мне вдруг показалось, что я не первый день в Париже, а последний. Словно я бродила по нему, чтобы попрощаться. Меня никто не ждал, и я почему-то верила, что не ещё, а уже. Это было не то, о чём мне хотелось бы думать, но мысли сами собой влекли меня в омут отчаяния и жалости к себе.

Когда я дошла до Лиль-Бон, до полуночи оставалось десять минут. Открывая дверь ключом, я глотала душившие меня слёзы, чтобы не разреветься прямо на площадке.

Я прошла в комнату, не включая свет. Шторы были не задёрнуты, поэтому света фонаря, проникающего через окно, было достаточно, чтобы не споткнуться о мебель моей скромной парижской обители.

Уходя, я не выключила планшет, и теперь он мирно спал на подоконнике среди покачивающихся штор, как в будуаре французской королевы. Я бесцеремонно дёрнула клавиатурой, и экран ослепил меня, заставив зажмуриться, как расплата за моё вторжение в этот покой.

Когда глаза привыкли, я увидела, что в скайпе висело пять непрочитанных сообщений двадцатиминутной давности. Мишель.

«Почему не спишь?»

«Или всё-таки спишь?»

«Понятно…»

«Спокойной ночи!»

«Bonne nuit!»⁵

Я, без единой мысли в голове, застучала по клавиатуре:

– Не сплю. Гуляла, только вернулась. А вы?

Я закусила нижнюю губу и прижала к себе локти, до боли сцепив пальцы рук. Мишель был в сети. Но это могла быть зависшая сессия. У них уже была совсем поздняя ночь. И он уже попрощался. Прошло две минуты. Я была на пределе.

– Натали спит. Я ждал, что ты, может быть, ещё ответишь. Не хотелось оставлять тебя одну.

Он ждал меня… Я спрятала лицо в ладони, словно он мог увидеть то счастье, которое подарили мне его слова.

– Как там у тебя? Курица не сгорела? – вспомнил он одну из моих последних реплик.

– Не знаю, я так и не смотрела. Сейчас проверю, – написала я, поднялась со стула и тут же села обратно. – А ты не уйдёшь?

– Раз ты пришла, пока не уйду.

Я почувствовала, что у меня в груди снова разгорается пламя. Я вскочила и подбежала к мультиварке, который час томившейся в режиме подогрева. От нажатия на кнопку крышка плавно открылась и мультиварка выдохнула приятным ароматом. Я аккуратно отрезала кусок курицы, которая теперь выглядела гораздо аппетитнее, чем в исходном виде, и положила его на тарелку, только сейчас осознав, что точка лёгкого голода осталась далеко позади. Мне так нравилось ощущение, что Мишель ждёт, пока я снова напишу, что мне не хотелось торопиться, поэтому я отрезала хрустящего хлеба и теперь уже наверняка убедилась в том, что сидеть на диете за неумением готовить мне не придётся.

– Bon appétit!⁶ – увидела я в диалоге, пока поглощала свой ночной ужин. Я улыбнулась. Он словно был рядом.

– Merci!⁷ Всё, я здесь, – написала я, вытерев руки о салфетку.

– Ну, рассказывай, что видела.

– Пока почти ничего нового.

– Это пока.

– Наверное.

– Так, а что там за профессор из Коллеж де Франс?

– Я не так много знаю. Он написал, что у него бывают скайп-лекции, пригласил.

– Где написал?

– В скайп.

– Вы уже общаетесь в скайпе?

– Да, а что?

– Ничего. Ты много успела за полдня в Париже. Страшно подумать, что ты успеешь за… – Мишель замялся.

– Более долгий срок, – закончила я за него.

– Я сейчас выйду, чтобы не разбудить Натали, и позвоню тебе, – внезапно написал он.

– Хорошо.

Я задёргалась на стуле, словно мне тоже нужно было встать и выйти из комнаты, чтобы не разбудить кого-то. Я представила, как Мишель берёт свой телефон и наушники, выходит на террасу, как он подходит к лавке, на которой я сидела в его рубашке, но меня там нет. Он вспоминает каждое слово, каждое движение. Если бы он не ушёл тогда, что было бы сейчас с нами? Если бы он просто ответил на мой поцелуй, а не произнёс красивую прощальную речь на перроне вокзала день спустя, где, несмотря на своё признание, он был в полной безопасности. Была бы я сейчас в столице Франции, ждала бы того, чтобы услышать его голос из динамика планшета?

Снова стандартная мелодия.

– Да, – ответила я.

– Не привык общаться с тобой в чате.

– Я тоже.

– Мне кажется, я не всё сказал тебе, когда ты уезжала.

– А что ты хочешь добавить?

– Я знаю, что та ночь после нашей встречи была для тебя нелёгкой. Но я хочу, чтобы ты знала, что для меня это была самая тяжёлая ночь в моей жизни.

– Почему?

– Я знал, что ты спросишь, почему…

Я почувствовала улыбку в его голосе.

– Но ты ведь для этого и сказал, чтобы я спросила об этом.

– Да, верно.

– Так и почему?

– Потому что впервые в жизни я хотел провести ночь не с Натали.

У меня всё поплыло перед глазами. Я не знаю, сколько продлилась эта пауза.

– Что ты имеешь в виду? – еле выговорила я.

– Я не думаю, что нужно это объяснять.

– Ты издеваешься? Что тогда я делаю здесь? – выкрикнула я, и мне показалось, что стены завращались, словно декорации в театре, которые вот-вот могли упасть, и я оказалась бы там, рядом с ним.

– Именно поэтому я здесь, а ты в Париже.

Я с трудом начинала понимать смысл его слов.

– Зачем тогда ты говоришь мне об этом сейчас?

– Для того, чтобы ты не вернулась.

– Что?.. – прошептала я.

– Я не хочу, чтобы ты думала, что это ссылка, а если ссылка, то по твоей вине. Я виноват в том, что произошло, и это мне нужно время, чтобы прийти в себя. Как только я почувствую, что всё стало на свои места, я надеюсь, что ты вернёшься.

– Как только ты поймёшь, что я тебе больше не нужна?

– Это невозможно. Ты всегда будешь мне нужна. Я имею в виду, как только я буду знать, что могу справиться с собой.

– Ты неплохо справился и той ночью.

– Я просто повернулся к тебе спиной. И я прошу у тебя за это прощения. Ты не маленькая девочка, которую нужно поставить в угол за какие-то детские шалости. И я понимаю, что то, что тогда произошло, было не так уж спонтанно.

– То, что произошло, называется одним коротким словом – «поцелуй», – мне вдруг стало смешно.

– Не всегда легко называть вещи своими именами, – улыбнулся он.

– Всё понятно. Буду сидеть тут, пока тебе не надоест странно выражаться. Et tu sais, c’était mon premier bisou⁸, – сказала я по-французски.

– Je ne le mérite pas⁹, – еле слышно ответил Мишель.

Когда погас экран с завершившимся звонком, я задумалась, почему внутри меня появилась какая-то лёгкость. Мишель прямым текстом сказал, что он будет ждать, пока его чувства не утихнут, другими словами, пока он не перестанет испытывать ко мне влечение. И это значило, что он не собирался в Париж, более того, он не собирался сближаться со мной. Все признания, которые я получила от него, были подобны приговору, из-за которого я должна была оставаться вдали от него и от дома. Но эта ясность позволяла мне свободно дышать. Я была любима и желанна мужчиной, который был моей мечтой. Это осознание дарило невероятную уверенность, жажду жизни и надежду на то, что будущее ещё не решено. Я была его тайной. А он был моей реальностью, которую мне не нужно было скрывать здесь, в Париже. Если мысль о том, что он может быть со мной здесь, пришла в голову мне, значит, и он мог подумать об этом. И я ждала его. Он знал это. Он словно спрятал меня. От себя? Но он так же мог спрятать меня и от других, мог дать волю своим чувствам и насладиться своей Лолитой, которая по собственной воле принадлежала только ему.

Мне вдруг пришла в голову странная мысль. Я почти ничего не знала о Мишеле, который существовал до встречи с мамой и мной. Как бы сильно мне ни хотелось, чтобы он отказался от своего джентльменского поведения, все его поступки пока говорили об обратном. Но если даже я в свои семнадцать оставалась для мамы закрытой книгой, то наверняка и Мишель был гораздо сложнее, чем мы представляли. Я надеялась, что если мне удастся узнать его получше, я смогу стать той, которая займёт не вторую строчку, а самую верхнюю. Мне не нужно было, чтобы он видел во мне юную Натали, я хотела стать его первой Лилией.