«Чебурашкины уши»

Это было, возле устья ручья Рогатого невдалеке от покрытого густым лесом горного хребта Борус на юге Ермаковского района. Время стояло летнее, июньское. Разбили геологи на ночь палаточный лагерь посреди горной тайги.

Поздний вечер. Только что прошла гроза. А гроза в горах – явление особое. Ливень такой, будто вода с неба рушится живой прозрачной стеной. Молнии такие, что глаза на мгновение слепнут. Гром такой, что земля под ногами вздрагивает, а слух отключается, как при контузии. В общем, после всего пережитого сразу-то и не уснешь.

И только отряд полевой угомонился в полусырых спальниках, только перестал обращать внимание на неистребимый комариный звон, как в том углу палатки, где хранились харчи, послышалось некое деловое шевеление и сопение. Палатка была вместительная, четверо – двое геологов и двое полевых рабочих – умещались в ней свободно. И продукты в мешках, местами подмоченных ливнем, сушились здесь же.

Неизвестные существа явно намеревались заняться исследованием, бережно уложенной провизии. При свете луны сквозь палаточное полотно явственно виднелась небольшая, но и не совсем уж маленькая, движущаяся тень. Мужики встрепенулись. Кто-то включил фонарик. Точно! На мешке с крупами прямо возле костлявых ступней немало повидавшего в кочевой жизни геолога-полевика, ошалело выбравшегося из своего спальника, сидело никому неизвестное животное.

Оно деловито перебирало рис, совершенно не обращая внимания на человеческий фактор. Так пересчитывают свою прибыль, так являются с прокурорской проверкой, так описывают имущество банкрота, но так никогда не воруют! То, что «оприходовал» зверёк, он чужим явно не считал, всем своим видом показывая, что людям тут делать нечего и претензии, как говорится, не принимаются.

Зверька осветили фонариком поподробнее и… пришли в замешательство. Никто не знал, что за животное копошится среди съестных припасов. По размеру оно было крупнее любой мыши, любого бурундука, любой белки и даже любой крысы, однако, и до медвежонка (по размерам) ему, всё-таки было далековато.

Не хомяк. Не суслик. Но явно – грызун. «Лицом» более всего напоминающий далекого от всего таёжного экзотического австралийского коалу. Уши – смешные, «чебурашкинские». Но ведь коал-то в тайге не водится! Тогда что же это?

Кто-то запустил в него сапогом, не сдержавшись при мысли о явном опустошении отборных съестных припасов всего полевого геологического отряда! Зверёк спокойно увернулся от сапога и на мгновение задержал особый взгляд на нападавшем. Так порой из-под очков взглядывает на провинившегося обормота школьный учитель. А далее – «складской учет» продолжил свою работу.

Наутро выяснилось, что, во-первых, несколько пачек риса и гречки совершенно пусты, а во-вторых, зверек действовал не один. Их тут было целое семейство! И дневного света они, оказывается, тоже не боятся. Сколько геологи ни пытались отвадить эти существа от своих палаток – увы, все методы убеждения были напрасны. Оказывается, их нора находилась прямо под одной из палаток, и, естественно, люди в их понимании являлись здесь всего лишь гостями, причем незваными. А в гости в приличные дома принято ходить с гостинцами.

Весь полевой сезон на ручье Рогатом можно было наблюдать такую привычную картину: сидит геолог на пенечке, записывает за сколоченным из досок столом свои наблюдения, делает абрисы всякие, а тут же, у его ног, деловито копошится непонятное существо из отряда грызунов и редкостных нахалов, перетаскивая из людской палатки очередной «гостинец».

Ну, а поскольку кровожадных охотников среди полевиков не оказалось, то и среди мохнатых «экспроприаторов» потерь не было. Увы, но и фотоаппарата в тот полевой сезон не было с собой ни у кого из присутствовавших. Так и остались лишь в памяти человеческой эти чуть удивленные круглые глазки-зернышки, упитанные деловитые бока (со складками почти как у шарпеев) и странные крупные и мохнатые «чебурашкины» уши. Так, условно, «чебурашкиными ушами» и называют их до сих пор очевидцы этой истории, когда встречаются случайно где-нибудь в городе и вспоминают о том времени.

А кто это был – да, кто ж его знает? Мы ведь на той земле таёжной – в основном гости незваные, а хозяева-то – они. Вот им и виднее: кто есть кто.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

После опубликования рассказа «Чебурашкины уши» в Интернете мне пришел отклик от читательницы и писательницы Татьяны Крючковой, который наконец-то объяснил мне: что же за зверь такой повстречался геологам в Саянской тайге. От всей души благодарю Татьяну за такую подсказку.

Итак, зверек, о котором идет речь в рассказе, алтайская пищуха. Вот что мне о ней удалось найти в иллюстрированной энциклопедии животныхАЛТАЙСКАЯ ПИЩУХА

(Ochotona alpina). Обитает в каменистых россыпях в горах Алтая, в Саянах и Забайкалье, в Восточном Казахстане; встречается в Монголии (на Хангае).Длина тела – 20—25 см. Самка имеет обычно два помета в год (реже 1 или 3), в каждом помете 1—8 детенышей. Молодые самки вступают в размножение лишь на втором году жизни. Плотность популяции составляет 2—30 особей на га. Семья пищух обычно устраивает на каменистой россыпи от 2 до 7 кладовых на расстоянии 1—3 м друг от друга, обычно в одних и тех же местах из года в год. Излюбленным кормом является хаменерион (Chamaenerion latifolium), составляющий от 44 до 75% запасов, злаки и осоки (среди них трудновыделить предпочтение каких-либо видов), предпочтительно – крупные и сочные, горец альпийский (Polygonum alpinum), родиола розовая, которая в сыром виде часто составляет основу запаса, а из кустарников предпочтение отдается черной смородине. Пищухи очень любят запасать чемерицу, хотя ее не едят.

Заяц-драчун

Ехал я как-то на попутной машине с речки Панимбы мимо Старой Еруды с её дражными полигонами да золотоносными отвалами на север, в Северо-Енисейск. Горно-таежная река Еруда протекает по северной части Енисейского кряжа, а начало своё берет с восточного склона Енашимского Полкана, высокую гордую голову которого хорошо видно с любого самолёта, когда летишь из Красноярска в Северо-Енисейск.

Полкан, а по-другому Китоврас – получеловек-полуконь славянской мифологии, аналог древнегреческого кентавра – древний хранитель славянских поселений. Селились полканы рядом с людьми, дружили с ними, по-соседски помогали, даже воевали с врагами плечом к плечу. Мифы эти были настолько стойки, что даже в XIV веке на монетах, чеканившихся в Серпуховско-Боровском княжестве изображался Полкан- кентавр…

Так что пусть не смущает никого то, что самая крупная гора в Северо-Енисейском районе носит такое «странное» имя. Людей она хранит и защищает.

«МАЗ», на котором я ехал, в те времена был одним из самых распространенных грузовых автомобилей в стране. О нем ещё у Высоцкого хорошая песня есть «МАЗ – 500». Её все шофера в Сибири одно время знали. Не гоночная машина, конечно, далеко до того, неходкая, зато надежная. А если и ненадежная, то всё равно – выбора особого-то не было.

Вот сидим мы с водителем в кабине, болтаем о чем-то помаленьку, смеркается. Дело было в начале осени. Деревья в тех местах рано начинают рыжеть, но все листочки, все лиственничные хвоинки ещё на месте, ещё не опали. И, слава Богу, сухо, дождя нет. Красивая тайга стоит, краски сочные, яркие: от тёмно-бордового до ярко-рыжего и золотистого. Всех оттенков. В общем, есть на что засмотреться.

Водитель включил фары, но в принципе дорогу ещё было видно – сумерки. И вот во время нашей неспешной дорожной беседы, как говорится, краем глаза я заметил, что между колёс что-то мелькнуло. Что именно – я, конечно, не разглядел. И, слегка растерявшись, мы с шофером остановили машину не сразу, а удалившись метров на 150 от неопознанного объекта.

Я отправился пешком по дороге в обратную сторону и, действительно, вскоре начал различать посредине неё некий предмет, вблизи оказавшийся зайцем. Зверёк стоял на задних ногах и был неподвижен, как искусное чучело. Судя по нему можно было сказать, что зайцы этим летом явно не голодали. Упитанный зайчик, очень приличный. Я поравнялся с ним и, поразмышляв мгновение, решил взять его за уши, закинуть, как вещмешок, через плечо и таким вот образом доставить в кабину МАЗа.

Увы, с этого момента ситуация вышла из-под контроля. Поднятая за уши тушка зайца внезапно ожила и заорала мне в лицо совершенно диким образом. Крик был ужасно громким и протяжным. Мало того: заяц резко и очень больно долбанул меня своими крепкими задними ногами в грудь. Удар и крик были такой силы, что заставили меня отпустить заячьи уши. Упавшее на землю животное огромными прыжками двинулось по середине дороги прямо на наш злосчастный МАЗ.

Сбитый с толку водитель, остававшийся возле машины, забеспокоился, не зная что предпринять. Заяц приближался. В смятении я почему-то крикнул ему: «Берегись!». Шофёр засуетился ещё больше. Озверевший заяц тем временем доскакал до задних колёс большегрузной машины и на мгновение замер на месте. Затем он сделал полный разворот и… ринулся теперь уже в мою сторону!

Деваться мне было некуда. Я продолжал стоять, мужественно поджидая стремительно приближающегося оппонента. Заяц, словно торнадо над прериями или самум в пустыне, промчался мимо меня по прямому, как стрела, участку лесной дороги и, так же неуклонно, никуда не сворачивая, бросился в кусты – там, где дорога делала поворот.

Позднее, обсуждая ситуацию, мы с водителем пришли к выводу, что косой просто впал в состояние столбняка в тот момент, когда над ним по дороге пронёсся наш МАЗ. А болевые ощущения, от поднятия за уши, привели его в чувство. Вот и вся история.

С той поры много воды утекло в Панимбе и Еруде. Многое в жизни изменилось. Исчезло с лица земли целое государство – Советский Союз. Дети мои выросли. Но мне до сих пор не встретилось никого, кому удавалось бы вот так же, в живой дикой природе, держать за уши живого здорового неручного недрессированного таёжного зайца.

Плыло сено по реке…

Вечерело. На дебаркадере возле поселка Бор, что находится в месте слияния Подкаменной Тунгуски и Енисея, собралась толпа пассажиров и встречающих. Собрался народ в ожидании теплохода, который должен был уже вот-вот появиться на горизонте. Были здесь и туристы, были и местные. Куда люди спешат-торопятся? Какая надобность их в путь-дорогу направила? У каждого свои причины…

Вот она, Подкаменная Тунгуска, рядом, почти напротив – за недальним лесным увалом! Широка в устье, раздольна, как песня. Не то, что в среднем течении, у поселков Усть-Камо, Куюмба, Ошарово, где доводилось бывать мне прежде.

Туда сейчас, в конце июля, ни одна баржа не поднимется: спала вода весенняя, следа не осталось от былого половодья. Весь завоз в те места проходит в короткий период конца весны, в навигацию – по высокой воде: продукты, товары всякие, запчасти. Два-три дня навигации – и вся команда, доставляющая баржами груз, становится смуглолицей, прожаренной солнцем не хуже, чем на черноморских курортах в разгар сезона. Возвращаются домой вроде как не после тяжелой круглосуточной вахты, а откуда-нибудь с Сейшельских островов. Только уставшие почему-то.