– А вот и Верочка. Сейчас начнем приводить тебя в порядок!

При виде моих рук Верочка огорченно покачала головой.

– Такое впечатление, что вы все время чистите свеклу, – вздохнула она.

– Угадали, – смутилась я. – Мужу врач прописал два месяца пить свекольный сок. Вот я и испортила руки.

– Боже мой! – воскликнула бабушка. – У тебя нет соковыжималки? И резиновых перчаток?

– Ничего, все поправимо! – решила успокоить нас Верочка.

Вместо двух часов она провозилась со мной почти три, но к концу этой пытки руки мои приобрели совершенно потрясающий вид. Длинные розовые ногти и почти совсем отбеленная кожа были наградой за долгие страдания.

– Какая красота! Но как же с такими ногтями можно что-то делать по дому? – растерялась я.

– Перчатки! Это прежде всего! – сказала Верочка. – И никакой свеклы! Ничего, вы привыкнете! Уверяю вас! Только имейте в виду, через две недели надо будет делать коррекцию. Позвоните мне, я к вам приеду! И обязательно мажьте руки кремом, не забывайте!

Я просто глаз не могла оторвать от своих ногтей.

Когда-то в молодости я делала регулярно маникюр, но все равно такой красоты у меня не было. Вот и сделан первый шаг на пути от чувырлы к нормальной женщине. И не просто женщине, а жене звезды Когда Вера ушла, мы с бабушкой перекусили и она сказала:

– Сашенька, детка, я не очень хорошо себя чувствую…

– Что? Что такое? – всполошилась я.

– Ничего особенного, просто мне уже семьдесят девять лет. И я хочу вечером пойти в театр. Поэтому в магазин ты уж сходи сама. Я дам тебе свою кредитную карточку, и ты купишь все, что сочтешь нужным.

– Карточку? – испугалась я. – Но я не умею с ней обращаться.

– Тут нет ничего сложного. Ты просто скажешь, что заплатишь карточкой, только и всего.

– Бабушка, а может, не надо? В конце концов, у меня все, в общем, есть, у нас в драматический театр на рядовой спектакль никто особо не выпендривается, а когда вам станет лучше, мы пойдем вместе… И потом, я вообще не хочу… Ну их к бесу, эти шмотки, лучше я побуду с вами…

– С тобой! – поправила меня бабушка.

– У меня не всегда получается, но я привыкну.

– Нет-нет, Саша, ступай в магазин, а я пока полежу, отдохну.

– Но я не знаю, куда идти.

– Мне сказали, что тут рядышком на Смоленской хороший магазин. Вот туда и пойди.

– Но там, кажется, все безумно дорого.

– Сашенька, уверяю тебя, что на хорошее платье и туфли денег хватит, – улыбнулась бабушка. – Иди, иди, деточка, а я полежу.

Казалось, она хочет от меня избавиться. Неужто ей так плохо? Но в таком случае никак нельзя оставлять ее одну.

– Бабушка!

– Иди, Саша, доставь мне такое удовольствие!

Мне ничего не оставалось делать, только уйти. Я вышла на Арбат и медленно побрела в сторону Смоленской. Мне совершенно не хотелось сейчас заниматься тряпками. Но бабушка этого требует. Она сама всегда так элегантно одета, несмотря на возраст, и ей неприятно видеть свою внучку в затрапезье, чувырлой. Значит, надо пойти и что-то купить.

Смоленский пассаж построен уже довольно давно, но я там еще ни разу не была, как, впрочем, и в других шикарных местах Москвы. Я их, сказать по правде, немного побаиваюсь. Видно, сказывается мое челночное прошлое. Но в роли звездной жены мне, наверное, придется все это освоить. Первое, что бросилось в глаза на подходе к Смоленскому пассажу, это фантастически красивые современные светильники в витрине. Боже мой, вот купить бы такую настольную лампу… или нет, лучше вон тот торшер, в виде конуса… Дура и корова, сказала я себе. Да у тебя в квартире надо менять все! От унитаза до кастрюль. А такой торшер небось полремонта стоит!

Ничего, вот начнет Глеб сниматься по всему миру, тогда и куплю себе такой торшер, только сначала сделаю ремонт. Думаешь, он будет сниматься по всему миру? – спросила я себя. Не сомневаюсь! Да покажите мне в Голливуде актера красивее моего Глеба! Я лично таких не знаю! Но мировой звезде надо соответствовать, и я решительно вошла в Смоленский пассаж. Там было шикарно. И безлюдно.

Наверное, цены умопомрачительные. Но раз бабушка настаивает, попробую! Я огляделась. Рядом был меховой магазин. Я, конечно, замерла перед ним, но входить не стала. Весна все-таки. На эскалаторе я поднялась на второй этаж. И вошла в первый подвернувшийся магазинчик. Девушка-продавщица глянула на меня и тут же утратила ко мне всякий интерес. Видно, сочла просто зевакой, которой конечно же не по карману их роскошный товар. Это было неприятно, и я сразу вспомнила героиню Джулии Роберте из моего любимого фильма «Красотка». Но меня пока никто не гнал, никто мне не хамил, меня просто не замечали. Ну ничего, сейчас эта девица заговорит по-другому.

– Девушка, – решилась я, – мне нужно платье, желательно черное.

Она повернулась ко мне:

– К сожалению, на вас ничего нет, у нас только маленькие размеры.

Я думала, она скажет, «а вы знаете, какие у нас цены?» или что-то в этом роде, но такое…

– А какие у вас размеры? – растерянно пробормотала я.

– Не больше сорок шестого.

– И куда же мне обратиться?

– Попробуйте заглянуть вон туда. – Девушка указала на магазин напротив.

– Спасибо.

– Только там все очень дорого, – сочла своим долгом предупредить продавщица.

В невежливости ее не упрекнешь, но все равно мне было противно. Не махать же перед ее носом бабушкиной кредитной карточкой. И я пошла туда, куда она мне показала. Там все повторилось. Заинтересованный взгляд тут же сменился холодным безразличием. Я решила пока ничего не спрашивать, просто посмотреть. Но то, что я видела, мне совершенно не нравилось. Не сказала бы, что вещи тут много лучше, чем в турецких лавчонках. Только понту больше. И все же я решилась спросить:

– У вас есть хорошее черное платье на меня или костюм?

– А вы знаете, какие у нас цены?

– Безусловно!

– Тогда могу предложить вам вот это!

Она сняла с вешалки черное вечернее платье, все расшитое блестками.

– Нет, это не годится. Мне нужно то, что называется «маленькое черное платье», понимаете? Не длинное, не слишком открытое, без блесток, строгое и элегантное. Можно костюм или платье-костюм.

Продавщица, кажется, поняла, что я не случайно забредшая сюда тетка с базара.

– К сожалению, черного ничего нет, но могу предложить темно-синий костюм.

Костюм был такой красивый, что у меня даже сердце замерло.

– Нравится?

– Очень.

– Будете примерять?

– Обязательно!

Я чуть не расплакалась. Костюм сидел на мне ужасно. Юбка едва сошлась в талии, но это бы еще с полбеды, в крайнем случае можно чуть-чуть расставить, перешить крючок, но жакет – это была катастрофа.

– Извините, а на номер больше есть?

– Нет, это единственный экземпляр.

– Жалко. Может, что-то еще есть в таком же роде?

– Могу предложить вот это платье.

Оно оказалось темно-бордовым, а я этот цвет просто ненавижу.

– К сожалению, ничего больше на вас нет.

Она не сказала ни одного дурного слова, но мне показалось, что это прозвучало как: «На такую толстую корову приличных вещей не шьют».

К черту. Не больно-то и хотелось! Больше я эту пытку терпеть не намерена! Пойду в театр в своем сером костюме. Он вполне приличный, и мне в нем уютно. Ну их, эти шикарные бутики. Не для меня они!

Я выбежала на улицу. К черту, к черту, к черту!

Бабушка там одна, ей плохо, а я тут шмотки дурацкие меряю!

И я бегом припустилась обратно на улицу Вахтангова. Дверь мне открыла незнакомая старуха:

– Вы Саша?

– Да! А что с бабушкой?

– Она уснула! Давайте знакомиться, я подруга Маруси.

– Кого? – не поняла я.

– Я всю жизнь зову ее Марусей, – улыбнулась старуха. – А я хозяйка этой квартиры, меня зовут Инна Кирилловна, очень рада познакомиться, много о вас слышала.

– Бабушке плохо?

– Ничего, она приняла лекарство, чем-то побрызгала себе в рот, и ей стало легче. Астма – такая ужасная штука… Она говорит, что в своей пустыне просто забывает о ней. Ей вреден другой климат. А я смотрю, вы что-то без покупок? Маруся сказала, вы пошли по магазинам.

– Ничего не нашла. И потом, мне как-то тревожно стало…

Мы разговаривали шепотом.

– Саша, пойдемте на кухню.

– Может, я просто домой поеду…

– Нет-нет, Маруся мне этого не простит. Пусть она отдыхает, а мы с вами покалякаем за чашечкой кофе. Почему же вы ничего не купили? Я-то надеялась, вы будете нам с Марусей обновки демонстрировать. Боже, Саша, в прихожей не очень светло, я и не разглядела вас, до чего ж вы похожи на молодую Марусю, просто одно лицо. И волосы… Я всю жизнь ее волосам завидовала! Вы ведь не завиваетесь, нет?

– Нет, что вы, я всегда хотела иметь прямые волосы.

– А я, наоборот, вьющиеся. Человек никогда не бывает доволен тем, что имеет. Только вот глаза у вас красивее, чем у Маруси. Больше гораздо. Вы мисс Глазастик! Слыхали про такую?

– Конечно! Мой папа всегда звал меня мисс Глазастик. Это ведь из какого-то американского романа, верно?

– «Убить пересмешника», так он назывался. Тогда его вся страна читала. А потом был еще фильм с Грегори Пеком. Ах, какой потрясающий мужчина! Вообще, раньше в кино были потрясающие мужчины. Грегори Пек, Кэри Грант, Гэри Купер, Марлон Брандо, Жан Маре! А теперь… Вот, например, вам кто нравится из киномужчин?

– Джордж Клуни, наверное. Очень красивый.

– Ну нет, он красавчик, и все. Ничего потрясающего в нем нет. И актер в общем-то никакой.

– А еще мне Хью Грант нравится.

– Голубоглазеньких любите? – улыбнулась старая женщина.

– Не в этом дело, он актер прекрасный…

– Ох, а мне Маруся говорила, что ваш муж тоже актер, и очень красивый, да?

– Да, – с гордостью ответила я. – Очень. Вот скоро начнут показывать один сериал, у него там главная роль!

– И наутро он проснется знаменитым?

– Надеюсь.

Она ласково улыбнулась:

– Вы очень любите мужа, да?

– Очень, – призналась я.

– Это прекрасно! А у вас случайно нет с собой его фотографии?

– Нет, к сожалению.

– А когда начнут показывать сериал?

– Кажется, в начале мая.

– Саша, пожалуйста, позвоните мне накануне, не хотелось бы пропустить. А кого же он там играет?

– Сыщика.

– Очередного мента? – разочарованно протянула Инна Кирилловна.

– Нет, бывшего мента, а ныне частного сыщика. Там очень приличный сценарий был, а уж как получится…

– Ну главное в таких фильмах – актер. Если он прозвучит, то успех обеспечен.

– А вы, я вижу, любите кино.

– Обожаю! Всю жизнь обожала, и на старости лет тоже. Помню, каким событием бывал кинофестиваль в Москве! Моя подруга была членом Союза писателей и доставала мне абонементы в Дом литераторов.

Правда, там из пяти фильмов только один можно было досмотреть до конца, но все равно это был праздник. Помню, с какими трудами я выменивала билеты, чтобы посмотреть в Лужниках «Аферу» с Редфордом и Ньюменом. Кто же мог знать, что жизнь так переменится и эту «Аферу» будут то и дело гонять по телевизору… Вот еще Пол Ньюмен, какой был мужчина!

– Ну конечно, Инночка опять о мужчинах! – раздался вдруг голос бабушки.

Я вскочила:

– Бабушка, как ты?

Она была бледная, губы синие. Я испугалась:

– Бабушка, тебе не стоило вставать.

– Ничего, ничего, мне уже лучше. Боюсь только, в театр я не смогу пойти.

– Ничего страшного, лучше полежи сегодня, а завтра… Инна Кирилловна, завтра бабушка обещала прийти к нам, может, и вы с нею придете? – предложила я от чистого сердца.

– Нет-нет, это ни к чему. Это ваше семейное дело. Как-нибудь в другой раз. А в театр тебе и вправду лучше не ходить, Маруся. Твой вид мне не нравится.

– Саша, детка, а ты купила что-нибудь?

– Бабушка, прошу тебя, ляг!

– В самом деле, Маруся, ляг, а мы с Сашей тебе что-нибудь вкусненькое сготовим.

– Я ничего не хочу, а вот прилечь прилягу, голова что-то кружится.

Я помогла бабушке лечь, укрыла ее пледом.

– Так что ты купила, Саша?

– Ничего, бабушка.

– Но почему?

Я рассказала о своих попытках в Смоленском пассаже.

– Слушайте, это бред! – воскликнула Инна Кирилловна. – Тратить сумасшедшие деньги на барахло, которое на самом деле покупается в Турции на базаре, а продается здесь под маркой Диора!

– Инна, ну откуда ты можешь это знать? – подняла брови бабушка.

– Уж я-то могу! А вам, Саша, я посоветую обзавестись лучше хорошей портнихой! И даже могу порекомендовать одну женщину, она потрясающе шьет! Каждое платье – шедевр! Я вот вам сейчас покажу одно ее платье!

И Инна Кирилловна вышла из комнаты.

– Сашенька, это ужас! – прошептала бабушка. – Приготовься увидеть нечто кошмарное. Только не показывай виду, ради всего святого, восхищайся!

Инна Кирилловна вернулась, неся на плечиках платье из черного шелка с вышитым на плече ярко-красным букетом. Такие же цветы, только помельче, были вышиты по подолу. И каждый цветок в середке был еще украшен бисериной.

– Ну как, Саша, нравится?

– Просто восторг! – с чувством проговорила я.

– Это было сшито на мое семидесятипятилетие! Как видите, тут еще и дивная вышивка, и потом, по крайней мере есть гарантия, что ты не встретишь женщину в таком же туалете, а это очень важно! Вам правда нравится?

– Очень! Но это ведь нельзя надеть несколько раз, платье такое броское, – робко заметила я.

– Ну вышивка может быть и поскромнее.

– А без вышивки она не шьет?

– Нет! Это ее индивидуальный стиль! Дочери одной моей подруги она вышила на платье павлина, это было ослепительно!

– Инночка, Саше павлин не пойдет, – с улыбкой проговорила бабушка. – Он ее просто убьет, это только для жгучей брюнетки.

– Да я знаю, ты всегда мой вкус не одобряла, – махнула рукой Инна Кирилловна. – Ну не хотите, как хотите! Маруся, ты в театр точно не пойдешь?

– Боюсь, что нет.

– Тогда, может быть, я могу пойти? Саша, это удобно?

– Да, конечно, это удобно! – обрадовалась я. – Там два билета, вам есть с кем пойти?

– Ну разумеется. Я приглашу Сергея Ипатьевича, он такой театрал…

– Вот и хорошо, а я лучше побуду с бабушкой.

– Саша, если вы останетесь с Марусей, я схожу в парикмахерскую, надо же привести себя в приличный вид.

– Да-да, Инночка, непременно сходи к парикмахеру! – посоветовала подруге бабушка. – А вечером все мне расскажешь и не забудь купить программку.

Инна Кирилловна первым делом позвонила Сергею Ипатьевичу, договорилась о встрече и быстро ушла.

– Какая она энергичная, Инночка, – покачала головой бабушка. – Я у себя в Араде тоже еще ого-го, а тут расклеилась. Может, к завтрашнему вечеру и очухаюсь. Очень мне хочется побывать у тебя дома, познакомиться с твоим мужем… Саша, мне нелегко говорить сейчас, лучше помолчать, а ты расскажи мне что-нибудь, хорошо?

– Я не знаю, что рассказывать, – растерялась я.

– Ну, к примеру, расскажи, как ты с Глебом познакомилась.

– С Глебом? В ГИТИСе мы познакомились. Он был уже на третьем курсе, а я на первом… За ним все девчонки ГИТИСа бегали. Мне моя подружка все уши прожужжала – Ордынцев то, Ордынцев се, а один раз я опаздывала на занятия и уже перед самым входом поскользнулась и шлепнулась в лужу, а он помог мне подняться. Я как на него глянула, так и обомлела. Но, видно, я ему тоже понравилась, и он мне сразу свидание назначил.

Я вдруг отчетливо вспомнила, как у меня колотилось сердце, когда я в тот же день сломя голову неслась к метро «ВДНХ», где мы должны были встретиться. И конечно, примчалась раньше времени.

Глеба еще не было, я спряталась за какой-то палаткой. В те годы их было еще совсем немного. Он появился с опозданием минуты на три и, убедившись, что меня еще нет, вздохнул с явным облегчением. Я выждала минутку и на подгибающихся ногах направилась к нему. Он так просиял, что все мои страхи улетучились сразу. Мы гуляли с ним часа два по аллеям Ботанического сада, была поздняя осень, но день выдался теплый и безветренный. Мы говорили не умолкая, оба словно торопились выложить друг другу все о себе. Я как сейчас помню запах прелых листьев и ощущение счастья, вернее, радости жизни. В Ботаническом саду в эти часы было совсем безлюдно и почти темно, но мы даже не сделали попытки поцеловаться, мы просто как два дурака бродили по аллеям, держась за руки и беспрерывно чему-то смеялись. Потом наскребли денег на жареные пирожки с повидлом, запили их газировкой из автомата – и Глеб поехал провожать меня на другой конец города, я тогда жила с родителями на Ломоносовском проспекте. И мы долго еще стояли в подъезде, пока нас не застал там папа, который возвращался с какого-то собрания. Он был чуть-чуть навеселе и тут же пригласил Глеба к нам, не желая слушать никаких возражений. А мама накормила нас ужином, удивленно поглядывая на меня. Когда Глеб наконец ушел, шепотом назначив мне свидание на завтра, мама сказала:

– Ах, Сашка, ты с ним еще наплачешься. Но я тебя понимаю, он очень хорош, а годам к тридцати будет вообще неотразим.

А папа сказал:

– С таким парнем нельзя быть никем, – и, заметив мой непонимающий взгляд, добавил:

– Если хочешь быть с ним долго, ты должна состояться как личность.

Может, я что-то путаю и папа сказал это в другой раз, даже наверное, скорее всего, тогда я шумно возмутилась вмешательством родителей в мои личные дела, фыркала как дура: мол, подумаешь, большое дело, погуляла вечерок с третьекурсником! Но я поняла, что Глеб родителям понравился, а на другой день выяснилось, что и он в восторге от них.

И почему я вдруг сейчас вспомнила ту папину фразу? Я с тех пор никогда ее не вспоминала, а сейчас она отчетливо всплыла в памяти. «Ты должна состояться как личность!» А разве я состоялась? Кто я? Жена, и только. Но разве этого мало? И потом, наверное, папа имел в виду не профессию, а что-то другое? Или я ошибаюсь? Впрочем, мало ли что говорят взрослые влюбленной девчонке. Вот мамины слова о том, что я намучаюсь с Глебом, разве они сбылись? Она ведь имела в виду, что такой красивый парень будет у женщин нарасхват, что он станет изменять мне направо и налево. Но насколько я знаю, это не так. И Глеб совсем не бабник, несмотря на то что женщины, конечно, заглядываются на него, более того, мрут как мухи. И я совершенно точно знаю, что он меня любит, что у него нет от меня секретов. Конечно, я допускаю, где-нибудь на гастролях под шумок, как говорится, он с кем-нибудь и переспал, но я ведь об этом ничего не знаю и никакие «доброжелательницы» никогда ничего мне не доносили. А когда погибли мои родители и я полгода не помню как жила, что только Глеб не делал, чтобы смягчить мою боль, а когда я потеряла ребенка, он страдал не меньше меня, сознавая свою косвенную вину. Нет, я никогда не мучилась с ним.

Просто время было уж очень нелегкое, многим пришлось пожертвовать, но я вовсе не считаю это жертвой. Надо было как-то выживать, вот мы и выживали, а кому больше досталось, это неважно. И потом, женщины выносливее мужчин.

– О чем ты задумалась, детка? – тихо спросила бабушка.

– Да так, вспомнила молодость.

– Саша, о чем ты говоришь! Чтобы я больше никогда этой глупости не слышала.

Потом вернулась из парикмахерской Инна Кирилловна, мы втроем пообедали, и бабушка почувствовала себя лучше. А в начале шестого явился Сергей Ипатьевич, удивительно симпатичный старичок, по-видимому, давний поклонник Инны Кирилловны.

Он пришел с букетиком нарциссов, расцеловал всем нам ручки, а потом вдруг посмотрел на бабушку и сказал:

– Марусенька, давай-ка уединимся минут на десять.

– Это еще зачем? – поморщилась бабушка.

– Маруся, не капризничай! – не терпящим возражения тоном заявила Инна Кирилловна.

Я ничего не понимала.

– Саша, давайте выйдем! – приказала она мне.

Пришлось подчиниться.

– Что это значит? – испуганно спросила я.

– Сережа – великолепный врач, он по сей день работает, хотя ему скоро восемьдесят.

– Вы хотите сказать, что…