Ровно в десять я стояла у нужного подъезда и через одну минуту Юлька вышла с роскошной дорожной сумкой.

– Привет, Олесенька!

– Привет! Можем ехать? Проверь, билет не забыла?

– Нет, все в порядке. Надеюсь, мать меня там не ждет?

– Юль, по-твоему, мне нужны эти неприятности? Скандалы, объяснения, слезы? Ты-то уедешь, а я останусь. И вообще, вы взрослые люди, разберетесь сами без меня, если вам приспичит.

– Ну не сердись, Олеська, я просто спросила… на всякий случай…

– Ладно, поехали!

– Почему у тебя такая скромная машина?

– Потому что для меня это средство передвижения и только. А какая машина у тебя?

– У меня… БМВ, я люблю немецкие машины.

– Кстати, квартира у меня тоже более чем скромная, одна комната.

– Я слышала, что в Москве квартиры страшно дороги.

– Не то слово! Юль, а как тебе новая Москва?

– Москва как Москва, ну чуть понаряднее стала, светлее по вечерам, но в принципе тут мало что изменилось…

О, это она наступила на любимую мозоль!

– То есть как мало изменилось? – вскинулась я. – Это же совершенно другой город!

– Разве? Ну вероятно, я мало видела…

Не заводись, сказала я себе, плюнь, это же твоя родная сестра, которая не была здесь бог знает сколько лет. Ну не заметила она перемен, и что? Это разве так важно?

– Знаешь, не стоит оставлять сумку в машине, возьмем ее наверх.

– Воруют? – улыбнулась она.

– А у вас разве не воруют?

– Еще как! Не злись, Олеська!

– Извини.

Мы поднялись на шестой этаж. Подъезд у нас довольно приличный, как-никак кооперативный дом, и все-таки мне казалось, она как-то брезгливо морщит носик. Или мне только кажется?

– У тебя красиво! – воскликнула она, едва войдя в квартиру.

Мне было приятно. Я горжусь своим жилищем, в которое вбухала немало собственной фантазии и денег, тоже, слава богу, собственных.

– Это что-то вроде студии?

– Да нет, это как говорится, мое «всё». Я тут работаю и принимаю гостей и, главное, живу так, как мне хочется.

– А почему ты не купила квартиру в новом доме, я видела, в Москве много новых красивых домов…

– Мне подвернулась эта квартира и очень понравилась, тут кухня как вторая комната и прихожая просторная и, главное, мне на эту квартиру хватило денег. А в новых домах так дорого… Ладно, Юль, проходи на кухню, будем завтракать, я голодная…

– О, икра!

– Я помню, ты любишь…

– Обожаю! А это что?

– Фруктовый хлеб, вот с этим сыром очень вкусно. Тебе выжать апельсиновый сок?

– Нет, я пью только морковный…

– Извини, чего нет, того нет.

– Кстати, очень полезно…

– Терпеть не могу! – поморщилась я, вспомнив, как мы с Миклашевичем в Израиле попробовали морковный сок и нас обоих чуть не стошнило, хорошо еще, мы догадались купить один стакан на двоих… Как мы тогда хохотали, и с каким наслаждением пили потом грейпфрутовый, мутно-красный, холодный, терпкий… Как я тогда была счастлива…

– Кофе, чай?

– У тебя есть зеленый?

– Конечно!

Наконец я тоже села за стол.

– Обалдеть, Юлька, это ты! – Я совершенно не знала, о чем с ней говорить.

– Олеська, скажи, у тебя сейчас есть мужчина?

– В каком смысле?

– В прямом.

– В прямом, пожалуй, нет… Мне как-то не до того было в последнее время…

– А замуж ты больше не выходила? После Юры?

– Нет, я не создана для семейной жизни. Слава Богу, у меня есть Гошка… А видеть постоянно кого-то в своем доме мне совсем не хочется. Юль, а кто твой муж-то? Расскажи.

– Он фабрикант, обувщик и просто хороший человек. Добрый, широкий… ну а больше о нем сказать нечего.

– А ты? Ты чем-то занимаешься?

– Да, я занимаюсь в его фирме международными связями. Я ведь знаю пять языков…

– Да? Ну английский, понятно. Итальянский, а дальше?

– Ну еще русский, это не в счет, немецкий, французский… И похуже испанский.

– О, да ты полиглот! А у тебя есть фотография мужа?

– Нет, он терпеть не может фотографироваться. Есть, правда, фотографии дома…

Дом был чудесный, настоящая вилла с бассейном и роскошным садом.

– Нравится?

– Ну еще бы!

– Приезжай к нам с сыном, допустим в сентябре…

– В сентябре он учится.

– Ах да…

– А впрочем, недельку он может пропустить, все равно я больше чем на недельку не смогу вырваться…

– А может, в июле?

– Да нет, в июле Гошка еще будет у деда… Ладно, Юлька, главное мы нашли друг друга, а о сроках сговоримся по телефону, в конце концов.

– Смотри, ты будешь жить вот в этой комнате на втором этаже, а сын твой вот тут…

Странно, мне почему-то совсем не захотелось ехать к ней… что-то во всем разговоре было словно бы обязательное, неискреннее какое-то.

– Ну, Олеська, расскажи мне еще что-нибудь…

– Да что рассказывать… Я не знаю, ты задавай вопросы, я буду отвечать, а так я не могу…

– О чем ты пишешь в своих романах?

– О любви, о чем же еще? А ты может, все-таки прочтешь один, хотя бы из любопытства?

– Хорошо, обязательно, ты выбери мне что-нибудь… Я, правда, редко читаю по-русски…

– Юль, не надо, я тебе ничего не хочу навязывать.

– Олеська, не обижайся!

Как ни странно, я обиделась. Обычно я никогда не обижаюсь на тех, кто не хочет читать мои книги. А тут почему-то просто сердце от обиды заныло. Вот мама не читает и меня это ни чуточки не трогает, а тут…

– Ты мне все-таки подари книжку, Олеська, я в самолете почитаю…

Я сняла с полки наиболее удачно изданную книгу и надписала: «Юле от родной сестры. Не для чтения, а в знак почтения».

Я украдкой поглядывала на часы, скоро ли в аэропорт, ее присутствие уже тяготило меня. Совершенно чужой человек…

Наконец мы спустились и сели в машину.

До Шереметьева ехали, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Я поставила машину на стоянку, чтобы проводить ее до таможенного контроля, соблюсти все приличия и забыть… Посадка на рейс еще не была объявлена. Она сидела, держа в руках билет и паспорт.

– Может, хочешь пить? – поинтересовалась я.

– Нет, спасибо, я ничего не хочу…

Вдруг у нее в сумке зазвонил телефон. И тут с ней произошло что-то странное – она вспыхнула, рванула молнию на сумке, молнию заело, она сунула мне в руки паспорт с билетом, буквально разодрала молнию, выхватила телефон и, вскочив, отошла в сторонку. Я оторопело взглянула на нее. Ее нельзя было узнать. Она вдруг так помолодела и похорошела, что я сразу догадалась – она говорит с любимым мужчиной. Не с мужем, явно. И говорит по-русски. От ее сияния мне сделалось как-то не по себе, словно я подглядывала в замочную скважину. И чтоб не видеть этого, я машинально раскрыла книжечку билета. Вот тут у меня буквально в зобу дыханье сперло. Она пробыла в Москве более трех недель. И лишь позавчера перед самым отъездом позвонила мне. И по телевизору она меня видела в Москве, а не у русского приятеля в Италии… Значит, у нее тут любовник, а я зачем понадобилась? Случайно увидав меня, она решила, что это гениальное алиби, роскошная отмазка для мужа? А так даже и не вспомнила бы о родной сестре? И найти меня было не сложно. Позвонил же кто-то матери и спросил мои координаты. А надо заметить, что у матери телефон за эти долгие годы не менялся. Да Юлька же ее точная копия, только еще хуже… Мать была больна страхом, а Юлька… Яблоко от яблони недалеко падает. А я? Я тоже недалеко упала? Какой ужас!

Но тут Юлька вернулась.

– Извини, Олесечка, очень важный звонок.

– Да я уж вижу.

Я решила ничего ей не говорить, зачем, она бы все равно меня не услышала. Так для чего метать бисер? К счастью, вскоре, объявили посадку.

– Ну что ж, мне пора, Олеська!

– Счастливого пути и мягкой посадки. Рада была тебя повидать…