Глава 17
Яркие звезды

Генри приоткрыл глаза – и резко дернул головой, отворачиваясь от нестерпимого света. Прямо перед ним была зеленая трава, и он сонно улыбнулся, положил на нее руку – трава сразу же обуглилась, и Генри разом все вспомнил. Он сжался, ожидая боли, но она так и не пришла. Оглядеться не получилось – из ларца разливался слепящий свет. Потом стоявшее рядом дерево вдруг протянуло ветку и захлопнуло коралловую крышку. И Генри, медленно моргая, смог наконец разглядеть свою рубашку и землю вокруг. Нигде не было ни капли крови.

Встать он смог не сразу. Он как будто забыл, как пользоваться собственным телом. Перед глазами откуда-то взялась ветка дерева, Генри поднялся, неловко ухватившись за нее, и ветка тут же опустилась в воду, пошарила на дне ручья и вытащила пару мокрых перчаток. Она положила их на ларец с Сердцем, потом протянула Генри – уже совершенно сухие – и замерла, когда со стороны двери раздался резкий каменный скрип.

На поляну ввалился Джетт. Он едва разгибался, хромал больше обычного и был перепуган до смерти, но при виде Генри по его лицу разлилось облегчение. Он покачнулся, хотел прислониться к двери – та захлопнулась, толкнув его вперед, и он упал лицом в траву.

– Освальд скрылся, я думал, он тебя… Что это за место? Ну, не важно, – забормотал Джетт, нетвердо поднимаясь на ноги. На Генри он больше не смотрел, только в землю. – Слушай, я понимаю, это не мое дело, но ты в порядке? Так смотришь, будто с того света вернулся.

Генри не ответил. Он думал о том, как это странно: когда они только встретились, ему казалось, что Джетт вообще не расстается с улыбкой. А сейчас его осунувшееся, серое лицо выглядело так, будто он не улыбнется больше никогда.

Мысли проплывали в голове медленно, как облака. Генри молчал, и Джетт продолжил сам, запинаясь, будто слова, как и улыбки, раз и навсегда перестали ему служить:

– Я по делу, иначе я бы тебя не беспокоил. Когда Освальд за дверь выскочил, у него ключ в руке был. Я бы не смог отнять, но вспомнил, как ключ мне прямо в руку упал, когда ты его бросил. Решил попробовать, вытянул руку, и ключ сам от Освальда ко мне прилетел, представляешь? Освальд ко мне бросился, но меня скриплеры защитили, и когда он понял, что не может у меня ключ забрать, сказал: «Я тебя найду» – и сбежал. В общем, я пришел отдать тебе ключ, вдруг пригодится. – Джетт неловким движением сунул ключ Генри в руку. – Когда он меня догонит и… В общем, раз я его тебе сам передал, после моей смерти хранителем станешь ты, а не он. Я только хочу попробовать доставить деньги до того, как он меня найдет. И я так рад, что ты жив, я… – Он захлебнулся словами, мотнул головой и побрел к двери, припадая на обе ноги.

– В следующий раз, когда неизвестно кто предложит тебе работу, для начала спроси, кто он такой, – проговорил Генри. Слова как-то странно ощущались во рту, но он справился. – Подойди.

Генри снял перчатку. Джетт подошел к нему и медленно, с остановившимся взглядом, кивнул. Он явно был уверен, что Генри все же решил убить его сам, и захлебнулся криком, когда тот прикоснулся к коже за его ухом. Генри сразу надел перчатку. Внутри ничего даже не дрогнуло, он чувствовал: дар остался с ним, но больше им не управлял, ненавистный голос затих.

Джетт поднял на него неверящие мокрые глаза, тронул кожу и с шипением отдернул руку от ожога.

– Метки больше нет, он тебя не найдет. Ты свободен, – сказал Генри, все с той же нелепой старательностью выговаривая слова. Но оцепенение, в котором он проснулся, с каждым движением, с каждым словом отпускало его. Он вытащил из кармана две оставшиеся монеты и вложил в ладонь Джетту. – Тебе нужнее. И спасибо за ключ. А за остальное – вот.

И Генри врезал ему кулаком по лицу. Джетт отлетел, схватившись за нос. А потом сел на земле, вытер под носом кровь – и вдруг рассмеялся взбудораженным, трясущимся смехом, как будто сейчас заплачет. Генри протянул ему руку, Джетт поднялся, схватившись за нее. И вот теперь глаза у него были такие, как раньше, до встречи с Освальдом.

– Не ввязывайся больше ни во что, – негромко сказал Генри.

И Джетт улыбнулся ему широкой, растерянной улыбкой, хотел что-то сказать, но так ничего и не придумал.

Он поклонился и вышел, продолжая оглядываться. Генри смотрел ему вслед, пока дверь за ним не захлопнулась, подняв порыв ветра. Этот ветер сорвал с деревьев ворох лепестков, подкинул их в воздух, и Генри наконец заметил: деревья облетели полностью, теперь повсюду торчали голые ветки, ручей обмелел, трава пожухла. То ли сияние Сердца оказалось слишком ярким, то ли это место просто выполнило свое предназначение и теперь разрушалось. И еще кое-что изменилось. Могильный камень Сиварда, раньше расколотый надвое, сросся. Генри положил на него ладонь, глядя на выцарапанное на камне имя.

Сивард при жизни забрал слишком много сил и триста лет хранил их, чтобы отдать ему. Дар не исчез – нельзя изменить то, каким ты родился, – но Сивард дал ему время, чтобы просто жить, и это было лучшее наследство, какое только можно вообразить.

Генри вытащил из кармана черно-белого ферзя и поставил его на камень светлой стороной к себе.

– Спи спокойно, – негромко сказал он.

А потом подобрал карту, которую Освальд бросил на траву, и долго смотрел на две последние надписи: «6 – победа над главным врагом» и «7 – самопожертвование». Генри знал: шестой огонек перестал мигать, когда он упал в воду, пытаясь справиться с огнем; ведь не только Освальд был его врагом.

Генри поднял ларец с Сердцем – сквозь плетение красных кораллов пробивался едва заметный свет – и оглянулся в последний раз, зная, что никогда больше не увидит ни это место, ни могилу Сиварда. А потом толкнул дверь и шагнул вперед.

* * *

Ему показалось, что он разом оглох и ослеп, как в ту секунду, когда оказался на ярмарке в Хейверхилле, – и он сделал шаг назад, прижимаясь спиной к двери. Пахло гарью, на деревьях тлела листва, люди бестолково носились во все стороны, выкрикивая какие-то имена и иногда наступая на скриплеров, которые деловито спешили по своим делам. Встрепанный мужчина налетел на Генри, схватил его за плечи и выпалил:

– Я ищу свою жену, Эмили! Высокая рыжая женщина с суровым лицом, мы из Обри, нас же забрали вместе, а ее нигде нет!

Генри мелко затряс головой, и мужчина унесся дальше. Да уж, с дарами или без даров, но сотни людей пришли в себя в незнакомом месте, одетые в доспехи Освальда и без всяких воспоминаний о последних нескольких днях.

А потом Генри увидел что-то странное. Человек в свисающей клоками одежде с отсутствующим видом стоял рядом с обожженным эвкалиптом и водил ладонью по его коре. Там, где он проводил рукой, обгорелая кора превращалась в обычную, серебристую. Неподалеку другой человек в обрывках древней одежды подошел к эвкалипту, который еще горел в полную силу, поднял обе руки, закрыл глаза, и в ту же секунду над эвкалиптом пошел дождь. Генри неверяще посмотрел вверх: небо было ярко-синим, но над этим деревом висела маленькая туча.

– Мой дар снова работает! – Человек почувствовал взгляд Генри и со смехом обернулся к нему. – Вы не помните, как мы тут оказались? Когда пришла весть о смерти Сиварда, я отправился в Башню загадок за камнем удачи – собирался сражаться с Освальдом, удача не помешала бы, – и там со мной произошло что-то странное. Сейчас думаю: это, наверное, был сон.

Он опустил руки, и туча без его присмотра сдвинулась и поплыла над лесом.

– Эй! – закричал какой-то мужчина. – Кто меня водой облил?

А потом поглядел наверх, открыл рот и перепуганно понесся дальше.

– Простите, – рассеянно сказал человек с тучей, снова поднял руки и повел ими в воздухе.

Туча передвинулась и замерла над другим деревом с тлеющей корой.

Вокруг было так много шума, звуков, запахов, что Генри едва не спрятался обратно за дверь, но тут раздался грохот – и дверь рассыпалась в груду старых камней. Генри беспомощно уставился на нее, а потом ему на плечо легла холодная рука.

– Вернувшись из царства смерти, трудно сразу освоиться в мире живых. Когда я очнулась после трехсот лет сна, со мной было то же самое.

Рядом с ним стояла королева льда. Никто не обращал на нее внимания, люди проносились мимо, полагая, видимо, что ледяная женщина – не самая большая их проблема. Генри сначала показалось, что она светится, а потом он понял: это солнце ярко отражается ото льда.

– А где твои звери? – брякнул Генри. Другого вопроса в голову не пришло.

На ее лице засияла улыбка.

– Огонь и вода при встрече уничтожают друг друга, ты разве не знал? И мой лес, и огненные твари погибли. Но когда они дрались, как это было красиво! Не грусти, наследник Сиварда. Дары вернулись, скоро снова появятся мастера пения. Они придут на то место, где был мой лес, и от их песен он вырастет снова.

– Почему скоро появятся? А разве они еще не…

Она рассмеялась звенящим дробным смехом:

– Чтобы стать мастером, одного дара недостаточно. Его надо взращивать, да и дар свой люди чувствуют не сразу. Ваши предки внимательно изучали своих детей, чтобы понять, в чем их предназначение. Это не так-то просто.

Генри посмотрел на мечущуюся вокруг толпу:

– То есть у всех этих людей есть дары, но они пока сами не знают какие?

– Дар известен здесь только троим: тем, кто пришел в Башню загадок вскоре после потери Сердца. О, а вот и двое из них. – Она кивнула на человека с тучей и человека, снимающего гарь с эвкалиптов.

Королева блестела все ярче, и до Генри наконец дошло: она тает. Капли мелко текли по волосам и по платью, падали на землю.

– Да, и я тоже умираю: ведь мой лес и я – одно и то же. Хотя раньше я часто покидала его и путешествовала, – беззаботно сказала она, шагнув ближе, и Генри показалось, что шум вокруг исчез, будто королева окружила его ясной морозной тишиной. – Стоило людям заблудиться во время вьюги в любом лесу королевства, я приходила к ним, целовала их, и они засыпали тихо, как дети. Всегда мечтала умереть от поцелуя. Мы еще встретимся, наследник. А сейчас – прощай.

Королева подошла к нему вплотную и сделала что-то странное: прикоснулась губами к его губам, и от этого гладкого, нежного, тающего прикосновения у него захолонуло сердце. Он подался вперед, открыл глаза – но ее больше не было. Лужа на земле вспыхнула под солнцем и впиталась в землю без следа. Генри бездумно прикоснулся к губам и даже через перчатку почувствовал на них холод. Шум вокруг вернулся, но Генри больше не боялся его, как будто ее прикосновение окончательно его разбудило. Он удобнее перехватил ларец и решительно зашагал прямо в неразбериху.

– Стой, – отрывисто произнес знакомый голос, и Генри поднял глаза.

Олдус стоял в нескольких шагах, натянув тетиву лука. Стрела целилась Генри прямо в сердце, чуть вздрагивая: рука у Олдуса была перевязана носовым платком, густо пропитанным кровью.

– Вы неправильно перевязали, – покачал головой Генри. – Надо крепче. И выше раны.

Олдус нахмурился, тревожно вглядываясь ему в лицо, а потом морщина между его бровей разгладилась, и он со стоном облегчения бросил лук. Генри поставил ларец на траву и перевязал Олдусу руку как следует. Тот, стиснув зубы, не отрывал взгляд от ларца.

– Генри, как же я рад вас видеть. Вы в порядке? А это оно? Поверить не могу! Лучше не выпускайте его из рук, вдруг Освальд за ним вернется?

– Вы его не поймали? – нарочито равнодушно спросил Генри.

– Нет. Я был далеко отсюда, когда все пришли в себя: пытался обезоружить посланников. Мне сказали, что Освальд преспокойно ушел. Никто не решился преградить ему путь. Я даже не знаю, как нам его теперь искать: неизвестно, как он выглядит, и старых портретов не сохранилось. Вы его, случайно, не видели без шлема?

Генри покачал головой, и Олдус разочарованно вздохнул, потом улыбнулся, потом опять посерьезнел, словно чувствовал столько всего разом, что никак не мог решить, на каком выражении лица остановиться.

– Сердце надо отвезти во дворец, там примут меры для его защиты.

– Имеете в виду тот дворец, из которого вынесли половину казны, и никто про это даже не знал? – переспросил Генри.

– Согласен, в моем плане есть изъяны, но другого у нас нет.

– Ладно, тогда берите. – Генри протянул ларец Олдусу, но тот замахал руками:

– Нет, что вы, я не могу отвечать за такую драгоценность! Вы его нашли, вы и повезете. А король воздаст вам почести, наградит и прославит!

– Я просто уточню: тот самый король, который сказал, что не надо ловить Освальда, а надо ловить меня, потому что я опаснее?

– Но это было неделю назад! С тех пор вы нас спасли, и я уверен, что он передумает! У вас есть свободная неделька? Ох, простите, я забыл: вы же должны разыскать отца! Семья прежде всего, понимаю.

– Я… – Генри прокашлялся. – Я пока не собираюсь его искать. Уверен, он меня сам найдет. Рано или поздно.

«И лучше бы поздно», – мысленно прибавил он.

Олдус с сомнением посмотрел на него, но потом на его лице снова засияла воодушевленная улыбка.

– Как же ваш отец будет вами гордиться, когда услышит, что вы сделали!

«Вот уж это вряд ли», – отстраненно подумал Генри, но Олдус, к счастью, не обратил внимания на выражение его лица.

– В общем, это решено: вы, я и посланники едем во дворец вместе.

– Те посланники, которые мечтали меня поймать? – тупо спросил Генри.

План Олдуса казался ему верхом безумия, но тот только рукой махнул:

– Попозже им все объясню. Сейчас они где-то бродят, а мне не до них, надо срочно оповестить короля. – Олдус подскочил к скриплеру, который решительно толкал перед собой огромную бадью с водой. – Будьте любезны, передайте во дворец весть, что Сердце нашли.

Сразу стало очевидно, что ответа Олдус не ждал: когда скриплер заговорил, он от неожиданности поперхнулся.

– Не могу. Дворец защищен от наших проникновений: король слишком трясется над своим имуществом.

– Пал? – уточнил Олдус, хотя сразу было ясно, что это не Пал: ростом меньше, кора темнее и ветки на голове пышнее.

– Нет, я Аррон. Пал занят чаепитием.

– Каким чае… – начал Олдус, но скриплер с бадьей уже двинулся дальше.

– Освальду негде было найти еды для тех, кого он заколдовал. Он только иногда приказывал матерям покормить младенцев, – заскрипели у Генри над ухом. Он посмотрел вверх: на ветке сидел Пал в своем розовом венке. – А теперь все поняли, что ничего не ели самое меньшее несколько дней. Настало время чаепития!

Пал спустился ниже и положил Олдусу на ладонь круглый серебристый медальон:

– Я только что был у вас дома. Сообщил вашей жене, что с вами все в порядке. Она меня расцеловала, велела вернуть медальон и сказать, чтобы вы быстрее ехали домой.

Олдус засмеялся и с трудом снова сделал серьезное лицо:

– Послушайте, Пал. Мне нужна почтовая птица, чтобы отправить сообщение королю. Можете достать?

На морщинистом деревянном лице Пала проступила гримаса, которая ясно показывала, что он думает о короле, но он кивнул, скрылся среди веток и через минуту вылез обратно, сжимая обеими руками сороку. Та ошалело вертела головой.

– Я ее попросил отнести ваше письмо. А мне пора распоряжаться угощением. Давно мы не устраивали таких больших застолий. – Он сунул птицу в руки Олдусу, слез с дерева и, переваливаясь на своих корнях, заспешил прочь.

– О, я забыл, мне еще нужны бумага, перо и чернила! – крикнул ему вслед Олдус, но Пал сделал вид, что не слышит. – Ладно, придется самому где-то достать. А вы пока поищите остальных. Увидимся позже, Генри. И умоляю, не оставляйте ларец где попало. Если его украдут, это будет глупейший финал нашей истории.

И Олдус умчался, прижимая к себе задумчивую сороку.

Генри завертел головой, прислушиваясь к звукам вокруг, а потом различил среди них плач и бросился вперед, спотыкаясь о корни. Этот голос, даже искаженный рыданиями, он узнал сразу – и как же он был рад его слышать!

Сван сидел под деревом, прижимая к лицу мокрые от слез руки, и Генри опустился рядом.

– Ты в порядке? – спросил он и сам поморщился от того, как глупо прозвучал его вопрос.

Сван, всхлипывая, отнял руки от лица.

– Освальд меня головой об дерево ударил, я без чувств и свалился, – выдавил он. – А потом слышу: кто-то прямо мне в ухо горланит мою песню, а за ним все вокруг подхватывают. Я глаза открыл – все вокруг сияет, а надо мной Хью навис, поет и за плечи меня трясет. Он так обрадовался, что я живой! – Тут рассказ Свана на какое-то время был прерван горестным плачем. Генри не стал его перебивать. – А потом Освальд из-за двери обратно выскочил и схватил Хью за шиворот. Сказал: «Ты хотел быть генералом? Вот и будь, а других у меня теперь нет». И потащил его за собой. Я хотел на Освальда броситься, но голова очень болела, и я его за ногу схватил и по земле за ним тащился. Хью вырывался, но куда из такой железной ручищи вырвешься! Вот досюда я дотащился, а потом руки и разжались, Хью меня все звал, звал, пока его Освальд совсем не увел. – Сван согнулся и заплакал.

Генри положил руку ему на плечо: он вспомнил, что люди так делают, когда хотят кого-то успокоить.

– Мы его найдем. Никуда он не денется, убивать его Освальду незачем.

– Точно найдем? – Сван выпрямился и уставился на Генри.

– Обещаю, – кивнул Генри, стараясь не думать о том, что делает. – А где Агата?

– Не знаю. Я ее у двери последний раз видел. Агата! – перепуганно крикнул Сван и тут же застонал, схватившись за затылок.

Они оба кричали снова и снова. И Генри понял, что чувствуют люди вокруг, когда зовут своих родичей, а никто не отзывается. К тому времени, когда его подергали за рукав, он уже успел так перепугаться, что при виде Агаты чуть не сел на землю.

Волосы у нее расплелись и теперь лежали на плечах широкой черной волной, кое-где в них жалко висели потрепанные цветы. Пару секунд она смотрела на Генри и Свана, и в ее взгляде уже не было ничего от разъяренной волчицы, которую они встретили в лавке диванов, а потом она качнулась вперед и обняла их обеими руками.

– К тебе дар речи, случайно, не вернулся? – тихо спросил Генри.

Она качнула головой, вытащила из кармана табличку и уголь, поколебалась, но все же написала: «На мне заклятие молчания. Сердце тут ни при чем. Я так рада, что вы живы».

– Мы его снимем, слышишь? Закончим с Сердцем и займемся этим.

Агата фыркнула так, что даже без всякой записки стало ясно: она в это не верит. Она убрала табличку, но, наткнувшись в своем кармане на что-то, чего не ожидала там найти, удивленно вытащила руку. На ладони у нее лежала губная гармошка. Агата вопросительно посмотрела на Генри, и тот покачал головой:

– Она была не у меня, а у Джетта. Вы с ним успели поговорить около двери? Ну, то есть под «поговорить» я имел в виду его.

Агата мрачно кивнула и жестами показала, что с ее стороны разговор заключался в ударе по лицу.

– Понимаю, – кивнул Генри. – Но обычно он подбрасывает людям вещи, чтобы загладить свою вину, так что да, ему жаль.

Агата раздраженно вздохнула, но все же спрятала гармошку обратно, а потом взглянула куда-то в сторону и удивленно замычала. Невдалеке двое скриплеров несли огромный стол. Тот на ходу бился обо все деревья, и Генри подумал: «Интересно, как они его протащили между корнями?»

– Предметы же сгорели, откуда они его взяли? – вслух пробормотал Генри.

Ответа он не ждал. Но ему ответили.