– Ты какая-то дёрганая. Расслабься, детка. Мы просто поболтаем.
Дылда была странно взволнована и я не придумал ничего лучше, кроме как резко наклониться и дунуть ей за шиворот, чтобы чуток отвлечь от неведомых заморочек. Она подскочила, как ужаленная, а мне стало настолько дико весело, что захотелось немедленно повторить. На заднем фоне мелькнула кудрявая шевелюра – Лиса делала угрожающие знаки, позабыв про обиду. Отлично, она бросила игру мне-на-всё-плевать.
– Кстати, а что ты сделала с Лисой? Она к тебе неровно дышит. В смысле, это же не ты достала её мачеху прямо отсюда, ведь та сейчас зависает с её отцом где-то в районе экватора, на островах. Чем ты так впечатлила Лису, признавайся? – вообще-то она впечатлила скорее меня, но не буду же я говорить ей об этом.
– А что с ней случилось? С мачехой? – Дылда выглядит… испуганной? Она побледнела как мел и упёрлась остекленевшими глазами во что-то далёкое.
– Эй, ты чего? – кажется, заорал слишком громко, потому что преподаватель перестал бубнить и рыщет взглядом по залу, выискивая наглеца. И ведь нашёл – показал прямо на меня пальцем и заявил:
– Молодой человек, достаточно. На выход.
Дылда шумно втянула носом воздух и в аудитории разом захлопнулись все открытые фрамуги – стекла чуть не лопнули, а профессор схватился за грудь и захрипел. Я инстинктивно протянул руку и сжал Дылду за плечо, спрятанное под слоями одёжки, а она на мгновение прикрыла глаза и еле слышно прошептала:
– Ты только не бойся…
И просто ушла. Похоже, у меня что-то коротнуло в мозгах, потому что оклемавшемуся преподавателю пришлось-таки подойти вплотную и гаркнуть приказ проваливать мне в ухо.
И с чего я взял, что Дылда будет ждать меня снаружи? Оббегал всю территорию и как побитая собака вернулся обратно в класс в надежде найти её тут, но она исчезла.
В конце концов, я не могла вечно прогуливать – пришлось вернуться на занятия.
Как ни в чём не бывало постучалась в дверь и уселась на свободную парту в последнем ряду, не обращая внимания на шушуканье розовощёких мальчиков и девочек, собравшихся на очередной скучный семинар, начавшийся пару минут назад. Большинство студентов уже научилось платить мне той же монетой – я не лезу к ним, они не лезут ко мне, но эти отличались от всех прочих.
Они не просто ходили на те же лекции, им не повезло попасть со мной в одну группу, что значило регулярно бок о бок торчать в одинаковых тесных комнатах, когда между нами не больше пары метров. И они действительно замечали, что со мной что-то не так. Вот только они торопились с выводами, принимая обескураживающую покорность за слабость.
Но всё не так плохо. Я не позволю этим наглым и невоспитанным детям, понятия не имеющим о реальной жизни – без опеки любящих мамочек – испортить мой замечательный план. Они и в подмётки не годятся тем, с кем я сталкивалась в детдоме – воспоминания о каждом из обидчиков некстати нахлынули и мне пришлось прикусить губу, чтобы не взорваться прямо сейчас, на дурацком уроке.
Учитель ещё раз повторил вопрос – кажется, он спросил что-то у меня, и я машинально встала, а остальные дружно обернулись, с насмешкой ожидая провала странной и нелюдимой девочки.
Это вряд ли.
Вежливая улыбочка и хлопанье ресницами сработали – учитель терпеливо переспросил, а я выдала то, что требуется. Поскольку у меня море свободного времени, я трачу его на учёбу, вот сюрприз.
На их лицах мелькнуло разочарование – шоу отменяется, но кое-кто по-прежнему не сдавался: Алиса и ещё её парень – тот самый симпатичный Данила, и вот здесь загвоздка с тщательно взвешенным планом. Мне должно быть безразлично мнение заносчивой парочки богатеньких детишек, но видеть превосходство в её глазах почему-то почти невыносимо, а что думает он, вообще невозможно понять – просто хмуро смотрит и даже не собирается отводить взгляд.
Ладно, вот тебе игра в гляделки – ответила на его вызов и тут же пожалела, это как удар под дых. Непонятный комок сжался внутри, так что села и дышу – спокойно, размеренно. Упорно рассматриваю тетрадь. Никаких чёртовых ошибок.
Одновременно с освободительным звонком на парту опустилась загорелая ладонь с длиннющими кроваво-красными ногтями – сама вульгарность. Её величество Алиса примостилась на мой стол и пропела нарочито громко, чтобы все слышали – и публика с готовностью ждёт, не расходится:
– Так это правда, что у тебя есть свободная хата?
– А что, у тебя закончилось место в пентхаусе? Или лень убираться?
– Ты что такая злюка? – на лицах присутствующих проступило предвкушение хорошей стычки, но я не дам себя в обиду. – Просто у меня сейчас контры с предками, так что нам катастрофически негде затусить, – она подмигнула Даниле, а тот неопределённо пожал плечами, мол, сама разбирайся.
– И что? Я-то здесь при чём?
– Ну, мы же типа друзья? Ты вовсю дружишь с моей мамой, так что давай вести себя соответственно. С нас бухло, с тебя свободные метры. В эту субботу. Ну как, замётано?
Пытаюсь представить этих чистеньких детишек в своей убогой казённой квартире, которую и квартирой-то не назовёшь, так, крохотная конура со старым матрасом и кипами учебников вокруг. У меня даже нормального стола нет, не говоря уже про стулья и посуду.
И её-то получила чудом – директор узнал, что я хотела поговорить по поводу ордера, и трусливо завилял, всячески оттягивая неизбежную встречу, а потом вдруг передал мне через секретаря совсем другой адрес и пожелания счастливой новой жизни в прекрасном районе и с хорошими соседями. Ага, знатная вышла шутка – там самая настоящая дыра, но определённо получше, чем у остальных выпускников. Наш директор, лично наблюдавший трясущиеся лица всех моих бывших опекунов, так и не смог избавиться от панического нежелания иметь со мной хоть что-то общее. Бьюсь об заклад, он от восторга вдрызг напился в день, когда я покинула их заведение.
Кругом послушалось одобрительное ржание – народ оценил возникшую перспективу внеплановой вечеринки.
– Вы правда приедете ко мне в гости? – боюсь, тон вышел жалкий.
Обычно тихий Степанов вдруг привстал и громко выдал:
– Таня, ты же понимаешь, что это неправильно?
– Что именно? Веселиться? – меня уже не остановить. Глупо, но мне одновременно страшно и радостно от мысли, что Данила будет сидеть на моей кухне и держать в руках мою щербатую чашку. Даже если рядом будет маячить Алиса.
Она пропустила несколько дней – довольно тоскливых, если честно, а потом заявилась как ни в чем не бывало и прикинулась, что меня вовсе не существует – да что она о себе возомнила? Считает, что так можно поступать? Ну и ладушки. Наплевать.
Горячее желание занести её в чёрный список привело к неприятному открытию, что у меня нет номера её телефона. Дылда не оборачиваясь ускакала в закат, так что единственный вариант – её верный хахаль Степанов. Догнал после урока, а тот перепугался, как беглый заяц – парнишка явно решил, что нежданно-негаданно нарвался получить в репу, и вжался в стену, тревожно озираясь. Так себе кавалер, неужели её тянет к хлюпикам вроде него?
– Привет, – стряхнул несуществующие пылинки с его куртки, а он нервно сглотнул и постарался расправить покатые плечи и по-боевому выпятить грудь, – не поделишься телефончиком Дылды?
– Э-э-э… Чьим телефоном?
– Твоей закадычной подружки, с которой вы не разлей вода. Она с тобой сегодня сидела. Не делай вид, что ты в танке, тебе не идёт.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – Степанов часто заморгал и наконец перестал дрожать, а потом поднял руку и аккуратно убрал мою, зависшую над его туловищем.
– Что за фигня? – еле сдержался, чтобы не вытрясти ответ силой.
– Почему бы тебе не заняться чем-то более привычным? Не знаю, пойди к своим друзьям, что ли, – а наш трусишка всё смелей – дошло, что реальной угрозы нет. Хамит.
Но Степанов всё-таки мужик! Вот так внаглую объявил, что не понимает, о ком я. Нет, я не дурачок и подтекст уловил сразу – он намекнул, что я для Дылды плохая компания. Тоже мне, моралист выискался. Смешно, но я почувствовал у нему нечто вроде уважения – по крайней мере, он не побоялся лезть на рожон ради своих фальшивых ханжеских убеждений.
Похлопал его по плечу, придавливая чуть-чуть сильнее, чем надо, и с усмешкой отошёл – пускай живёт пока. Не очень-то мне был нужен этот телефон. Обойдусь без чистоплюек и их друзей благородных кровей. Кстати, она и его кинула – убежала, не попрощавшись.
Звонок от мамы моментально вывел из равновесия – уже прошло несколько месяцев с тех пор, как можно не бояться услышать чужой и официальный голос вместо уставшего и печального её, но нутро привычно окаменело от знакомой мелодии. Надо бы сменить на телефоне её музыку, раз мама вроде как жива-здорова, но это кажется дурной приметой, так что я терплю и жду, когда оно само пройдёт. Не проходит.
– Сынок, ты не мог бы заехать сегодня?
Мнимый энтузиазм в её интонации я разобрал тут же – за последний год научился читать любые оттенки того, как она говорит, как дышит и как изображает наигранный оптимизм.
– Мам, что случилось? Скажи мне.
– Это не телефонный разговор. Не пугайся, всё хорошо. Правда. Просто я хочу увидеть тебя и поговорить.
Меньше всего мне нравятся вещи, о которых нельзя говорить по телефону. Чаще всего они гораздо хуже тех, что ты можешь вообразить, пока не было этого самого звонка. Но всё-таки не настолько плохи, как кошмары, многократно представленные после.
Я прыгнул в свою тачку и помчал прямиком к маме – чем скорее всё узнаю, тем проще.
Мама открыла дверь и виновато улыбнулась – голос глухой и надтреснутый, но в целом всё смотрится неплохо. Уж точно намного лучше, чем раньше – в отдельной палате и с трубками. Теперь она почти прежняя, только грустная и стриженая.
Она знала, что я волнуюсь, но всё равно оттягивала разговор, пихая в меня домашнюю еду и расспрашивая об учёбе. Я старался не сорваться и терпеливо отвечал и даже зачем-то упомянул, что поругался с Лисой. Не буду же я расписывать, как Дылда меня бесит.
Мама погладила по голове и пожалела, обещая, что мы обязательно помиримся. А то я не знаю! Давила на необходимость войти в положение, у неё же ушёл отец. Чья бы корова мычала! И вот тут мы подошли к тому самому.
– Мы с твоим папой… Пришло время всё оформить. Думаю, ты понимаешь.
Слово «развод» так и не прозвучало, словно от этого легче, словно можно вообразить, что всё в порядке. Лгуны.
– Мам, это ваше дело. Моего понимания и согласия не требуется.
– Ну… – она протянула разочарованно, как будто ждала реакции поприличней. – Когда ты женишься и у тебя будут дети, ты поймёшь, как это всё сложно.
– Женюсь? Дети? Ты сейчас серьёзно? Ты правда думаешь, что я когда-нибудь женюсь после всего, что вы натворили? Что за бред вообще?
Она вздрогнула, как от удара, и я понял, что снова облажался. Ей больно, а я просто гений утешения.
Степанов вызвался помочь с адской вечеринкой – сказал, что такой красивой девчонке рискованно в одиночестве обходить соседей на предмет лишних стаканов и стульев, тем более в таком доме, как наш, где сплошь молодёжь, а не добропорядочные бабульки с шерстяными клубками и кошками. Вообще-то это даже смешно – сама идея, что это мне, а не им следует бояться, показалась такой… милой. Невероятной. И настолько трогательной, что захотелось немедленно расцеловать сутулого и худого Степанова, а он жутко покраснел, когда я чмокнула его в щёку и пальцем вытерла мнимый след от помады – замечала, что так делают другие девушки, и всегда хотела повторить.
А потом я почему-то вспомнила про Данилу и разозлилась сама не знаю на что, но погнала эти глупые мысли прочь.
Степанов – мальчик вежливый, но даже он не смог скрыть потрясение, когда увидел изнутри моё убежище. Я догадывалась, что домашним детям суровость сиротского быта будет в новинку, но всё же такого точно не ждала. Он неторопливо оглядел кухню, фактически втиснутую в спальню, и задержался на брошенном на пол матрасе с застиранным постельным бельём – даже паршивого пледа нет, чтобы бросить сверху, и негромко прокашлялся. Ну да, не пять звёзд, а чего он ждал? Не всем мамочка даёт круглую сумму на обустройство.
– Ты уверена, что хочешь притащить сюда всю группу? – он пожалел о сказанном сразу же, но я его не виню.
– Всё настолько плохо?
– Хм, ну вообще-то нет, – неудачная попытка исправить ситуацию. – Им же не мебель нужна, а свободное пространство и отсутствие предков. То, что надо. Моя мама ни за что не позволила бы бесконтрольное нашествие дикарей на свою территорию… Да и на чужую тоже, если бы руки дотянулись. Это же типа круто! В смысле, ты вольна делать, что вздумается.
– Тогда пойдём и ограбим соседей? – держу хорошую мину при плохой игре и не показываю, как уязвлена его культурным шоком.
Если пораскинуть мозгами, то здесь даже отлично – в нашей новой многоэтажке не принято обращаться за солью или даже здороваться, что мне на руку, зато до университета при желании можно дойти пешком, если выйти сильно заранее и не бояться размять ноги. Я не боялась, да и лишних денег на транспорт нет. И если совсем уж как на духу, то в автобусах или в метро слишком много странных людей держатся опасно близко и я не была уверена, что смогу сдерживать себя. Я пока ещё не настолько себя контролировала.
В трёх случаях из четырёх соседи грубо нас посылали или просто не открывали дверь, но раздобыть нужное всё же удалось. В глазок они видели двух очаровательных и безвредных детишек и почему-то не слушали интуицию, которая шептала им выключить свет, спрятаться под кроватью и ни за что не впускать незнакомцев. Они никогда не слушают.
После рейда квартира приобрела ещё более нелепый вид – разномастные стулья и табуретки дополняли дикую коллекцию кое-какой посуды, расставленной на крохотной столешнице. Пока я перемывала всё, Степанов вдруг надолго замолчал, а потом подошёл ближе и робко спросил:
– Таня, скажи честно, зачем тебе эта вечеринка?
– Что за вопрос? – надеюсь, он не полезет целоваться? На секунду меня охватила паника. Только не это. Боже, о чём я думала?
– Нормальный вопрос. Тебе же плевать на мнение остальных, и ты не хочешь им угодить или что-то такое. Это всё из-за того мальчика, Данилы?
– Нет, – ответ слишком безапелляционный и нам обоим ясно, что я вру.
– Я видел, как ты смотришь на него, но тебе не стоит с ним связываться.
Он ещё как прав, но я же и не собиралась? Я же не настолько рехнулась? Но как Степанов-то догадался обо мне?
– Это ещё почему?
– Я знаю кое-что о его отце. Держись от него подальше, а то это плохо кончится для тебя.
Поперхнулась – мысль, что со стороны могло казаться, что это Данила недостаточно хорош для меня, абсолютно абсурдна.
– Что за чушь? При чём тут его отец?
– Он очень дурной и опасный человек, просто поверь, я знаю, о чём говорю.
– Ну круто. Может, расскажешь подробности? Хотя я по-любому не догоняю, какая связь с сыном. Мало ли у кого какие родители, знаешь ли…
– Да это самое важное. С таким папой он не имел даже шанса вырасти нормальным. Ты просто не понимаешь, что такое семья, потому что… понятия не имеешь, что это такое, уж извини.
Ярость обрушилась на меня как таран и я вцепилась в тарелку, чтобы не сорваться – осколки разлетелись по раковине и последнее, что я увидела – свои скрюченные пальцы.
Подраться хотелось нестерпимо, но когда я увидел её, неподвижно стоящую между корпусами в окружении каких-то отморозков, то испытал почти животный ужас – настолько стало страшно, что я мог опоздать или вообще не пойти сегодня в общагу, чтобы переговорить с Дробычем.
Всю дорогу до общежития я ужасно злился. В первую очередь на родителей – особенно на отца – что было вне всякой логики, потому что они и так долго продержались ради меня, а я им не младенец, чтобы со мной цацкаться. Машину я нарочно бросил и брёл сюда, сбрасывая миллион звонков от Лисы и задирая прохожих, но каждый раз всё-таки отступал, чувствуя смутный стыд. Да и не хотелось делать отцу подарок – возможность проявить благородство и триумфально вытащить меня из полиции. Только не сейчас.
Дылда меня не увидела – она стояла очень прямо, плотно закрыв глаза и убрав руки за спину, и по её лицу даже не было заметно, что она хоть каплю испугана, но фигуры нападавших сомнений не оставляли – всё очень серьёзно, но она пока совершенно цела.
Вожака я опознал сразу – здоровяк был чуть впереди и явно наслаждался мигом предвкушения, а остальные не сводили с него липких глаз и ждали команду, чтобы начать веселье.
Скользнул по отмостке с правой стороны, чтобы подобраться к здоровяку – шестёрки слишком сосредоточены на своих влажных фантазиях и не ждут подвоха, потому что уверены, что преимущество на их стороне. Слабаки. Посмотрим, как вы запоёте, когда здоровяк растеряет запал.
Только в этот момент я понял, что Дылда здесь не одна – между ней и сбившейся для броска стаей затесался Степанов, мечущийся взглядом по напирающей толпе и онемевший от страха. Не помощник – будет только мешать или сбежит, найдя брешь.
Вожак наконец уловил моё приближение и приподнял бровь, с напором спросив:
– Классная кепка, – ткнул в мою голову, – дашь примерить?
– Не могу, – сделал ещё один шаг навстречу, выбирая позицию для первого удара.
– Почему? – вожак искренне удивился и почти добродушно оскалил зубы.
– Это не просто шапка, это шапка-невидимка.
– Чего? – он сбит с толку, что мне и надо.
– Если ты её наденешь, тебя видно не будет.
Здоровяк ошеломлён – он приподнял руку, чтобы почесать подбородок, и быстро обшарил меня цепкими глазами – я знал, что он оценивал, какие у меня могут быть припрятаны козыри и насколько я готов идти до конца. Очевидный ответ заставил его отступить – он не готов к настоящим проблемам и неважно, что дружки рядом, потому что безумец наверняка будет опасен, а ничего благоразумного на моём лице он точно не прочитал.
Дылда приоткрыла глаза и на мгновение посмотрела прямо на меня – такое чувство, будто что-то капитально сшибло с ног, а всё нутро вывернули наизнанку, и я запоздало попытался придать себе человеческий облик, стереть горячую ненависть к этим случайным людишкам, но она уже уставилась на вожака.
О проекте
О подписке