Поскольку человек он, помешанный на всякий потусторонних штучках, его не пришлось даже уговаривать на прием. Он сам написал и попросил о встрече.
Чтобы избежать посторонних глаз, свести меня с Ухтманским решили у него в доме.
Сказать, что я боялась – ничего не сказать. Добывать компромат на такого важного человека – все равно, что копать себе могилу. Он ведь даже сидя за решеткой, сможет отравить мне жизнь.
– Федь, а как я после этого жить буду? Меня же в темном переулке подкараулят и топориком по голове стукнут.
– Попробуй не ходить по темным переулкам, – съязвил Федя, пытаясь закрепить на мне микрофон. – Успокойся ты. Он давно уже не важная шишка. Нет у него ни связей, ни влияния.
– Если есть деньги, будет и влияние. Затяни мне корсет потуже.
– Ты как будто с шабаша сбежала…
От своего внешнего вида за несколько дней отвыкла даже я. Из зеркала на меня снова смотрела девица с бледной кожей, ярким макияжем и черными искусственными прядями волос.
– Сейчас губы накрашу, и идём, – сказала я, поворачиваясь к зеркалу. Но только чуть нагнулась, чтобы достать помаду из косметички, как Федя шлепнул меня по попе. – Да прекратишь ты, в конце концов, или нет?!
Мужчина только нагло ухмылялся и смотрел на меня с видом победителя.
Недолго думая, чтобы сбить его самодовольную ухмылку с лица, я схватила мужчину за штаны в области паха и сильно сжала.
– Еще раз, и я их тебе оторву, – сказала грозно.
– Дамочка, поосторожнее. Вдруг тебе это еще пригодится.
– Не приведи Господь! – открестилась я и пошла из комнаты.
Бывший мэр жил в частном секторе в собственном двухэтажном коттедже. Не самый большой домик в районе, но тоже вполне себе ничего.
Федя высадил меня на соседней улице, чтобы не засвечивать машину. По договоренности я должна была дойти до нужного дома пешком. А он подтянется позже, чтобы караулить дом на всякий случай.
В костюме потомственной ведьмы с черным саквояжем и микрофоном под пиджаком я двигалась по пустой улице в направлении кирпичного коттеджа.
Почему-то мне представлялось, что дверь сейчас откроет дворецкий, поводит меня по золоченому дворцу в комнату хозяина, где на троне будет восседать товарищ Ухтманский.
Но не тут-то было.
На пороге дома меня встретил бывший мэр собственной персоны.
– Альбертина Кюри?
– Добрый день, Геннадий Павлович. Разрешите? – мужчина отошел от прохода, чтобы я могла попасть в дом.
Внутри к моему удивлению не было ни позолоты, ни картин в богемных рамах, ни даже прислуги.
Как будто дом самого обыкновенного горожанина.
Мы прошли в столовую с большим столом. Мужчина присел в кресло-качалку, а мне предложил стул напротив.
– Вас беспокоит что-то конкретное?
– Может быть, – задумчиво произнес мужчина, глядя в окно. От его лысины отражались лучики солнца, а в глазах будто поблескивали слезы. – Чем дальше, тем недоверчивее и беспокойнее я становлюсь.
– Это из-за сына, да?
– Олег…
Мужчина поднялся с кресла и прошел в шкафу, где стояли открытые бутылки с алкоголем. Он взял одну и плеснул немного темной жидкости в бокал.
– Мне кажется, что его смерть – моя вина. Она тяжелым грузом лежит у меня на душе вот уже пятнадцать лет.
– Давайте посмотрим, – отогнав посторонние мысли, я глубоко вздохнула и достала из саквояжа что-то смутно похожее на шар гадалки. Где Федя вообще это взял? На барахолке?
Из дела Ухтманского я узнала, что пятнадцать лет назад он потерял сына. Мальчик двенадцати лет погиб под колесами машины. По заключению следствия, это был несчастный случай.
– Много у Вас грехов. Карма очень черная. Но душа светлая. Есть какие-то темные пятна, которые не дадут Вам покоя. Будут преследовать всю жизнь и даже после смерти…
– Что такое? Какие пятна?
– Вижу деток. Маленькие, хорошенькие. Вы им улыбаетесь, а они…. Им холодно? – ей богу, надо было в актрисы идти. Так сочинять на ходу…
– Это же детский дом… На ремонте у них сэкономил. Себе машину, дурак, купил, – мужчина хлебнул алкоголь и тяжело помотал головой.
Я всем нутром ощущала его состояние, но никак не могла помочь. Если я скажу ему правду, провалю задание. А этого допустить нельзя.
– Руки у Вас как будто бы чёрные. Много грязи сделали.
– Воровал, воровал… И судьбы людские губил! Ну не убивал, никогда не убивал, ей богу!
– Смерть сына – не ваша вина. Он был светлым человеком с чистой душой. И погиб не из-за Вас. Но ему тяжело там. Он Ваш ангел, а ангелы платят очень большую цену за людские грехи.
– Вы же чистите кармы, да? – мужчина посмотрел на меня с надеждой, и я одобрительно кивнула.
– Я сделаю, что смогу, но, понимаете… Люди все помнят. И пока вокруг Вас есть те, кто это помнит, карма все время будет грязной.
– И что же делать?
– Признайтесь, Геннадий Павлович. Во всех своих грехах. Так будет лучше и Вам, и Вашему сыну там.
Несколько секунд мужчина смотрел на меня, будто обдумывая мои слова, и наконец согласился.
Я смогла заверить его, что чистосердечное признание во многом смягчит наказание. А если он еще и вернет деньги, то вовсе может отделать условным сроком.
Может быть, Ухтманский и воровал в свое время, был не самым лучшим мэром, но ради спокойствия души своего сына был готов на многое. Даже сесть за решетку.
После разговора по душам, в котором я попыталась поддержать мужчину, мы попрощались. Я взяла с него совсем немного денег, чтобы не вызывать подозрений.
Выйдя на улицу, я заметила машину Феди в двух домах отсюда. Осмотревшись по сторонам, кивнула ему и свернула на соседнюю улицу, где он и подобрал меня.
– Ну что? – взволнованно спросил мужчина.
– Здесь признания, – я достала диктофон из кармана. – Но я их пока не отдам. Ухтманский хочет признаться и вернуть деньги. Что ему светит с чистосердечным признанием?
– С чистосердечным? Ты уговорила его сдаться?..
Казалось, что Федя был настолько же шокирован, насколько я разбита. Мужчина что-то обдумал и наконец сказал:
– Или несколько лет, или условный.
– Обещай, что постараешься выбить для него минимальное наказание. И разговор с психологом. Ему нужен психолог.
– Прониклась к нему теплыми чувствами? – хмыкнул Федя, ударяя по газам.
– Ага, человечность называется. Но ты такого не знаешь. Просто я думала, что должна буду выводить на чистую воду всяких бандитов. А тут… Хороший мужчина с большой раной на сердце. Даже жалко его как-то.
– Нельзя испытывать никаких чувств к обвиняемым. Как и к пациентам. Ты же психолог, должна знать.
Я только тяжело вздохнула. Знать-то знаю, вот только сердце бешено стучит, ощущая человеческую боль.
Может быть, мне и впрямь не нужно было становиться психологом. Я не могу унять сострадания, не могу спрятать свое сочувствие. Проблемы людей будто проходят через меня, прямо сквозь сердце.
И если к гадалке люди приходят с темами, не трогающими душу, то с работой психолога было бы сложнее.
После задания мы поехали в отделение. Появившись там в образе гадалки, я снова шокировала служащих.
– Чего пялишься? Порчу наведу, будешь знать! – молодой сержант отпрянул от меня как от прокаженной, а Черный заржал. Не боится он, видите ли, моего магического амплуа.
В кабинете, пока Федя был занят делами, я смывала с себя косметику. Находиться в образе гадалки за пару дней стало очень непривычно.
Пока умывалась, мне написала мама и пригласила в выходные на ужин. Само собой, об инциденте и своей новой работе я ей не говорила. И как отпроситься у майора тоже не знала. Так что пообещала родительнице дать ответ позже.
– Товарищ майор, разрешите?
– Заходи, Кошечкин. Что там у тебя?
– Заключение патологоанатома и результаты из лаборатории, – парнишка положил документы на стол, окинул меня осторожным взглядом и покинул кабинет.
– Смерть наступила около пяти утра от воздействия цианида на организм. Его остатки были обнаружены в кружке Коровиной…
На несколько минут мы замолчали. Каждый задумывался о своем.
Я вспоминала поведение членов семьи на допросе и прикидывала, кто из них мог покушаться на девушку.
И почему-то мне казалось, что убийцы среди них не было. Мы проходили и психотипы, и портреты убийц. Не подходил никто из семьи на эту роль.
– Завтра снова поедем в особняк, – заключил Федя. – Допросим детей Коровина. И нужно приставить к этой Анне охрану.
– Ты думаешь, её снова захотят убить?
– Если ее хотели убрать, чтобы не делить наследство, сейчас мотив еще сильнее.
Федя ушел, чтобы дать распоряжение приставить полицейских к особняку, а я осталась в кабинете обдумывать происходящее.
Странно, что Коровин в тот вечер взял не свою кружку. С чего бы это? Если он знал, что эта кружка его жены, зачем пил из нее?
Может быть, он был в курсе о покушении на ее жизнь и решил защитить молодую жену, пожертвовав собой?
Но почему убийца не подмел за собой следы? Логичнее было бы избавиться от кружек, чтобы не оставлять улик. Тогда нам было бы сложнее выяснить, в какой именно момент цианид попал в организм Коровина.
Мутное, однако, дело…
– Аля, поехали домой. Хватит с нас на сегодня.
Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстренько собрала свои вещи, перекинула парик через руку и пулей вылетела из кабинета.
Уже сев в машину, решила поговорить с Федей о семейном ужине у моих родителей. Может быть, он сжалится?
– Слушай, тут такое дело… – начала я осторожно. – Какие у тебя планы на вечер субботы?
– Это какое-то предложение провести совместный вечер?
– Нет. Мне просто к родителям на ужин нужно. Я подумала, что ты мог бы отпустить меня к ним на часик…
– Я тебе уже говорил не думать. Тебе это не идет и у тебя не получается, – я глянула на Федю щенячьими глазками, но он не оценил. – Я сказал нет. ты должна быть под моим контролем двадцать четыре часа в сутки.
– Так я и буду! Ты меня привезешь. А потом заберешь через часик.
– Делать мне больше нечего, – хохотнул мужчина. – Сказал нет. Тема закрыта.
Я скрестила руки на груди и отвернулась от Феди к окну. Пусть знает, что я обиделась! Хотя ему, кажется, все равно.
В тишине мы доехали до дома, поужинали картофельной запеканкой с каким-то безумно вкусным соусом.
Я хотела почитать и просто уделить время себе, потому как за последний полгода я почти что забыла каково это любить себя. Но у Феди были другие планы.
– Ко мне сейчас придет девушка, – сообщил он обыденно. – Будь добра, хоть сегодня посиди смирно.
– Твоя девушка? – я вспомнила наш вчерашний поцелуй, и меня прошиб холодный пот. Нет, нет, нет, я не могла целовать занятого мужчину! Для меня это табу.
– Нет, просто девушка.
– А… – ну хоть это радует. – А почему, интересно, тебе можно со всякими девушками развлекаться, а мне даже к родителям на ужин съездить нельзя?
– Может быть, – Федя сделал шаг ко мне, чтобы быть совсем близко, заправил кудрявую прядь рыжих волос за ухо и хищно шепнул, – потому что я законопослушный гражданин, а ты мошенница, которая должна быть под моим контролем?
– Но так нечестно! – от своей беспомощности я топнула ногой и развернулась на сто восемьдесят градусов. – И вообще, себе волосы за ушко заправляй! Меня не трогай.
– Если хочешь, можешь даже обидеться, – долетело мне вслед.
Обижусь, я так обижусь! Обижусь так, что ему отлетит.
Хочет развлечься? Устрою ему такие развлечения! Пожалеет, что мужчиной родился.
Громко топая по лестнице, я поднялась на второй этаж и закрылась у себя в комнате.
Во мне играли злость и обида. Я понимала, что сделаю глупость, о которой очень скоро пожалею, но поступить иначе просто не могла. Хотелось, чтобы бумеранг судьбы ударил Феде по макушке очень и очень больно.
Когда на первом этаже послышался звук открывающейся двери, я во все оружии пошла вниз.
– Привет, Ксюш, проходи, – ворковал Федя, помогая снять пальто хрупкой брюнетке.
– Здравствуй. Устала сегодня… Так рада, что ты пригла… – тут девушка запнулась на полуслове, потому что в коридоре появилась я.
– Ксения, здравствуйте. Как хорошо, что Вы пришли. Даже не представляете, как спасаете нашу семью. А-то я, видите, уже не в состоянии, а Федя все-таки мужчина, природа требует, – я погладила себя по беременному животику, сделанному из подушки, и примкнула к боку ошарашенного мужчины.
– Федя, это кто вообще?
– А я вот мать будущего Ивана Федоровича, – я кивнула на животик. – Аля, очень приятно.
– Это шутка какая-то? Я сваливаю из этого цирка! – схватив пальто с вешалки, девушка развернулась и пошла обратно.
– Ксюша, подожди! Ты неправильно все поняла. Это…
Но было поздно. Дверь за девушкой хлопнула. Очень быстро ее силуэт скрылся за воротами, и послышался звук заводящейся машины.
Я вздернула брови, хитро улыбнулась и собиралась походкой победительницы удалиться к себе в комнату, но была поймана за руку.
– Ты какого хрена творишь?! – Федя резко прижал меня к стене всем телом и зафиксировал запястья над головой. Между нами был только мой живот. – Сначала девица легкого поведения, теперь будущая мамаша! Ты мозгоправ или актриса?
– Ты обломал мои планы на вечер субботы, я обломала твои планы на сегодня.
– Да я хотел отвезти тебя к родителям, дура! – чуть ли не прокричал Федя. – А ты…
– Ой, – а вот тут мне стало по-настоящему страшно. Я начала елозить, чтобы вырваться из стальной хватки мужчины, но сделала только хуже. Из-под одежды выскользнула подушка, и между нами не осталось ничего.
Федя прижимался ко мне всем телом, горячо дыша прямо в губы. Я ёжилась под его напором, но мужчина подступал только ближе.
– Маленькая несносная ведьма! Почему ты не можешь сидеть на своей заднице ровно?
– Ай! – очередной, уже привычный, удар по моей попе был достаточно сильным. Федя сжал мои ягодицы так крепко, что я подскочила, но оказалась только сильнее прижатой к нему.
– Думаешь, обломала мне секс? Ну уж нет! Я все равно свое получу!
Тут мои глаза округлились, потому как мужчина одной рукой начал расстегивать ремень на брюках.
То ли от страха, то ли из-за того, что хватка на моих запястьях ослабла, я рванула из коридора.
Но добежать успела только до лестницы. Там Федя перехватил меня и закинул к себе на плечо.
Я была достаточно габаритным грузом, и на плече у мужчины не очень-то помещалась, от чего ёрзала всю дорогу до кухни. Федя только шикал на меня.
– Феденька, успокойся. Я же просто шутила, это были шутки, – тараторила я, пока мужчина уверенными движениями располагал меня на столе в столовой. – Ты же не тронешь меня, правда? За изнасилование ведь сажают.
– Я скажу судье, что ты творила, и меня оправдают. Не дергайся ты! – прикрикнул он, когда я снова осуществила попытку вырваться. – Иначе реально Ивана Федоровича тут заделаю.
После этих слов я замолчала и прижала уши.
Попой чуяла неладное. Ее как будто прожигал тяжелый взгляд зеленых глаз.
Федя одной рукой давил мне на спину, чтобы я не могла подняться от столешницы. А вот второй его руки я не чувствовала…
– Ай! – на этот раз удар по попе произошел не ладонью. Далеко не ладонью. Широкий кожаный ремень, свистнув в воздухе, приложился о мою пятую точку. – С ума сошел?
– Будешь еще так делать?
– Не буду, – буркнула я. Хоть по попе получила и не очень больно, было обидно. Да и неприлично, в конце концов! – Ай, за что второй-то раз?
– Для профилактики. Чтобы не повадно было.
Мужчина ослабил хватку, и я смогла слезть со стола. Потирая горящую попу, грозно смотрела на своего обидчика. Хотелось сделать какую-нибудь подлость. Но перспектива быть выпоротой ремнем меня не прельщала.
– Ты извращенец! И наглец!
– А ты ведьма с отличной задницей.
Я решила обидеться на Федю, потому как подобного отношения к себе терпеть дальше просто не могла.
За весь вечер я не проронила ни слова. Демонстративно ходила по дому с высоко задранным носом и грозно поглядывала на мужчину.
Он только усмехался и периодически подмигивал, чем вызывал неподдельный румянец смущения на моих щеках.
Вечером, когда я уже собиралась ложиться в кровать, в комнату без стука вошел Федя.
От неожиданности я вздрогнула и обернулась на звук. Хорошо хоть одеться после душа успела.
– Вообще-то нужно стучаться перед тем, как входить в комнату девушки, – буркнула я грубо.
– Вообще-то это мой дом.
– Значит отвези меня куда-нибудь, где есть личная комната и входят со стуком!
– В следственный изолятор? – по взгляду Феди я понимала, что он смеялся надо мной. Но почему-то закипала от злости как обиженный ребенок. Так и хотелось съездить подушкой по его голове, чтобы перья в разные стороны полетели!
– Ну давай! Отправь невиновную девушку за решетку.
– Как быстро ты, однако, заводишься. Мне нравится, – я глубоко вдохнула, чтобы воздержаться от нанесения тяжких телесных. – Ладно, ладно, хорош. А-то ты сейчас лопнешь от злости. Я хотел сказать, что отвезу тебя в субботу к родителям.
– Правда?!
От радости я забыла обо всех обидах и подскочила к мужчине, чтобы обнять его. Но вовремя опомнилась. По-дружески хлопнула по плечу и взвизгнула от радости.
Федя несколько секунд наблюдал за мной с насмешливой ухмылкой и, отстранившись от дверного косяка, сказал:
– Правда. Я поеду с тобой.
Не успела я среагировать на вопиющее заявление, как дверь в соседнюю комнату хлопнула.
Это что, получается, я к родителям Федю повезу?!
О проекте
О подписке