Дом Лукреции располагался недалеко от княжеской резиденции. Пару кварталов – и можно лицезреть трехэтажное здание скромного сероватого особняка, украшенного лишь статуями горгулий и двумя горделиво возлежащими около входа волками, которые смеряют каждого входящего дружелюбным оскалом полуоткрытой пасти; впитывать влагу фонтана на площади и дышать почти одним воздухом с самим упырем упырей – упыриным Князем. Домик оказался добротным, просторным – семь просторных и светлых комнат, большая кухня с каменной печкой, столовая и нечто вроде сеней. Перед домиком был засажен небольшой приусадебный участок. Пара соток. Росли бархатцы, шафраны, георгины вдоль светлого и низкого заборчика; золотой шар, тесня бардовые крупные цветы георгинов, томно склонялся над пыльной дорожкой, перегибаясь через забор и цепляя за одежду прохожих. Цвели какие-то приятно пахнущие кусты, а на грядках пушилась зелень морковки, салата и прочих приятных и вкусных мелочей. Что радовало в этой стране, так это благоприятный климат, который помимо всего прочего, позволял собирать урожай несколько раз в год.

Живности никакой не было. Чему моя живность была рада, заявив, что ее важной особе пристало прилечь в отдельной комнате и отдохнуть от мирской суеты. Комнату, которую выделила для меня Лукреция, можно было со всей уверенностью назвать княжеской. Высокая широкая кровать, с хорошо взбитой периной, застеленная тяжелым покрывалом, персикового цвета. Хозяйка предупредила, что ночи холодные и посоветовала закрывать извечно открытые днем окна. Над кроватью возвышался балдахин, позволяющий немного скрыть себя от окружающих свешивающимися до пола полупрозрачными тканями бежевого, молочного и сиреневого оттенков, в которых, искрясь, путались прикрепленные серебряные звезды. Помимо кровати имелся миниатюрный шкаф для одежды из светло-вишневого дерева, который теснился рядом с женским туалетом. На туалетном столике расставлены скляночки – крема, масла, пудреницы. Вампирка объяснила, что их дом часто посещали гости князя и «забывали» разные миниатюрные мелочи. Интересно, она обидится, если при отъезде я «забуду», что эти мелочи не мои?

Заметив мельком свое отражение в зеркале, я ужаснулась. Я хоть и ведьма, но таких страшилищ обычно вперед ногами выносят, причем крышку гроба закрывают… Решив отложить проблему с внешним видом на потом, я продолжила осмотр жилища. Высокий ворс персикового ковра приятно щекотал ноги. Цветовая гамма немного хромает, но если не брать ее в расчет, я была готова поселиться тут навечно.

Мои не сильно рьяные попытки удариться в поиски глупого коня Лукреция категорически прервала, заявив, что уже послала посыльного и, пока мы пили чай, обсуждая погоду, здешнюю моду и некоторых девиц, мальчишка привел мое животное и даже принес нетронутые мешки. Из-за внешнего вида их кому-либо трогать не особо-то и хотелось. Я кинула парню медяк под неодобрительным взглядом Луки и, потрепав Графа, принявшегося жевать принесенный для него овес, взялась за мешки.

– Как приятно видеть свои вещи, – обустраиваясь в комнате, улыбнулась я. И получила в ответ теплую, но грустную улыбку Лукреции.

– Вот полотенца для тебя, можешь принять душ. Мне сейчас нужно возвращаться на работу, но ты чувствуй себя как дома. И не пугайся – вечером зайдет горничная, приберется.

– Тебе действительно нужно на работу? – удивилась я.

Лукреция не ответила, только улыбнулась вновь вежливо и печально, и смиренно вышла из комнаты.

Я, с чувством выполненного долга перед собой и отечеством, намывалась в душе, не щадя заготовленных этой весной средств и масел. Грязь не мудрствуя лукаво, сыпалась ошметками на пол и растворялась под горячими струями, будто я не мылась неделями, живя не в упырином царстве-государстве, а в грязном скотиннике со свиньями. Впрочем, если учесть, где я провела эту ночь, то не так уж и далеко сие было от правды. За исключением, что свиньи там отродясь не водились.

Накинув полотенце на легко вздохнувшее, осыпное Аличкиной «чудодейственнейшей пыльцой» тело и закутав в другое полотенце благодарно завившиеся в кольца волосы, я нанесла на лицо толстый слой крема, а на глаза проверенное средство – огуречные кругляшки.

Какое это прекрасное чувство, расслабляться после душа на мягкой кровати, как на облаке. Убрав с глаз огурцы и удостоверившись, что зеленого цвета маска на лице затвердела, я растворила дверцы шкафа, напевая себе под нос веселую песенку, и встала перед мучительнейшим выбором «что бы мне надеть». Даже в стране, населенной вампирами, хотелось чувствовать себя девушкой. Надо показать этим неотесанным грубиянам, кто такие эльфы и почему именно мы считаемся первородной и благороднейшей из рас. Мои тяжкие думы прервали тактичным стуком в дверь. Полагая, что это горничная раньше времени решила метелкой помахать, я, без задней мысли, шлепая босяком, завернутая в полотенца и обремененная маской, открыла дверь.

Увидела испуганные глаза вампира. Полотенце соскользнуло на пол. Испуг в глазах сменился на задор и интерес.

Захлопнула дверь обратно и ужаснулась.

Приглушенного звука падения не послышалось, значит, к моему прискорбию, незваный гость не скончался от обширного инфаркта.

Потом подумала, что еще и не такой мой внешний вид пугал окружающих и спокойно пошла одеваться. К моему величайшему счастью в напоминание о синяке осталась лишь раскосая челка, которая слегка отросла, но по-прежнему жалобно болталась на лбу. Зуб не беспокоил, а нога лишь тихо подвывала, завернутая в бинт.

Придирчиво рассматривая себя в зеркало, я заключила, что это лучше, чем было. Передо мной стояла стройная невысокая девушка в лазурно-голубом сарафанчике со спелыми золотыми гроздьями пшеницы, пущенными по подолу, струящемуся волнами выше колен. Вымытые волосы, благоухая жасмином, красными кольцами спадали до плеч, а не стояли дыбом в вопросительном колтуне. На груди – все тот же родительский медальон с цветами Зеленики и на кожаном шнурке половина сердца Хелены – сестры Луки. Не в буквальном смысле, разумеется, я же не некромант какой. Хотя, чисто в научных интересах, глянуть бы не отказалась.

Открыв входную дверь, я улыбнулась миру. Ласковый ветер заигрывал с моими волосами, а приветливое солнце целовало лицо и руки. От удовольствия я закрыла глаза и несколько минут наслаждалась покоем и прелестью момента, вдыхая цветочные ароматы сада. Фея тактично кашлянула и я, без мук совести, но все же, вспомнила, что давеча заходил вампир. Оный, без тени раскаяния, сожаления или прочей явно не ведомой ему заморской волшбе, восседал на лавочке в тенечке под яблоней, на которой уже румянились спелые плоды.

– Все еще тут? – удивилась я, поворачиваясь на звонкую трель щеглов, свивших гнездо на одной из веток дерева.

– О, да ты сегодня выглядишь не такой ведьмой, как обычно! – то ли это комплимент, то ли наоборот. Я притворилась, что не расслышала – самое разумное, как мне показалось.

– Так ты по мою душу пришел? – пройдясь до калитки, я как бы вновь вспомнила о нем и беззаботно обернулась.

– Такая… голая.

– Ой, ну хватит. Неужели, голых девушек не видел? Ко мне приходил, мил упырь?

– Именно, – вампир подошел ко мне и, открыв калитку,… прошел первым – никакого воспитания! А еще хотят, чтобы приезжие показывали чудеса воспитанности, следуя строгому вампирскому этикету, и не убивали представителей княжеских кровей направо и налево!

Пройдя пару кварталов молча, прямо как дилетанты на первом свидании, мы одновременно вздохнули. Блистающие пышной растительностью приусадебных участков главной улицы, красовались аккуратные миниатюрные коттеджи. Коттеджи главной улицы сменялись немного мрачноватыми переулками двухэтажных домов, в которых проживали вампиры среднего достатка. Балкончики улыбались детскими штанишками и мужскими рейтузами, развешанными сушиться на летнем солнце. Пейзажи менялись с каждым поворотом, неизменно было лишь одно – молчание вампира, шедшего рядом, который, казалось, и забыл вовсе, что с ним плетется какая-то девица. Точнее, это со мной, великой и могучей ведьмой самоучкой плелся какой-то вампир. Причем плелся без моего на то ведома, якобы с молчаливого согласия. К моей бескрайней радости, брать на себя инициативу не пришлось – Вален, куда-то упорно меня ведший, резко остановился в нелюдимом парке, засаженном вязами и кленами. Уж не для обеда ли мной? Здесь самое подходящее место, чтобы скрыть следы преступления. Желтеющая листва вязов и багровеющая кленов вот-вот начнет облетать, покрывая землю плотным ковром разноцветных листьев, а это как нельзя лучше скроет пожухлую траву, неубранные за домашним животным испражнения, хладный труп приезжей девицы…

– Ты должна уехать, – заявил он, вглядываясь куда-то вдаль парка.

Стоило тащить меня двадцать минут в неизвестном направлении, чтобы сообщить столь радостную весть? Или отсюда ближе до границы? А может он свернет мне шею, если не уберусь, да прикопает-таки под вязом? Хорошо хоть не выставляет просто так, помахав перед моим носом бумажкой о депортации на историческую родину. Я, найдясь, тыкнула словами на значок, оставшийся заплатой на рубахе дома у Лукреции и заявила:

– Я, меж прочим, награду у вас получила и оправдана по всем статьям! Можно сказать преступный элемент декриминализировали, декриминализировали да выдекриминализировали наконец и теперь я полезный член общества!