Раздались автоматные очереди; они прошили пространство, отдаваясь в моем мозгу. В унисон им звучали гортанные резкие крики; стреляли и стреляли, я кричала, не слыша своего голоса, и вдруг неожиданно почувствовала, как кто-то гладит меня по щекам.

Я открыла глаза и увидела Александра, склонившегося надо мной. Я вспомнила автоматные очереди и зарыдала во весь голос. Он подхватил меня на руки и отнес в кровать.

Я рыдала, цеплялась руками за Александра, плакала…

Он гладил меня по голове и успокаивал:

– Ты что, маленькая, что ты… испугалась? Это я виноват: оставил тебя одну, я не должен был этого делать. Прости, больше я тебя не оставлю. Дмитрий Олегович сказал, что тебе лучше, опасности для жизни нет никакой, и ты можешь переехать к нам, в загородный особняк… Там тебе будет лучше, за тобой будет уход… Я с тебя глаз не спущу, буду беречь и холить. С тобой ничего не случится. Поверь мне! Ничего…

– Да? – Я подняла к нему заплаканное лицо. – Это правда?

Больше всего после этого жуткого налета мне хотелось остаться в полной безопасности, оказаться в месте, где меня никто не найдет.

– У нас есть коттедж? А когда мы туда поедем? Это далеко?

– Маленькая, ты и правда серьезно больна, – муж поцеловал меня в лоб. – Ты не помнишь наш коттедж? Не помнишь, как мы там все любовно расставляли и покупали мебель? А помнишь, как ты приобрела большого белого мишку с красным шарфиком и сказала, что он будет стражем нашего дома?

Я прислушалась к себе: никаких ассоциаций при слове «белый мишка с красным шарфиком» у меня не возникло. Неужели я и правда так больна, что в моей памяти образуются провалы и я не могу ничего вспомнить? Плохи же мои дела! К тому же на меня охотятся… Зачем? Кому я нужна? Какие тайны храню, если моя голова – дырявое решето и я ничего не могу вспомнить. Что хотят от меня эти люди?

– А кто… они?

– Не знаю, маленькая…

Я нервно рассмеялась и уткнулась в плечо Александра.

– Я исправлюсь, – сказала я и улыбнулась. – Я буду послушной и выздоровлю. Обязательно. Только… – я провела пальцем по его щеке, – будь рядом со мной. Хорошо? Не оставляй меня больше одну.

Прикосновение к щеке тоже не вызвало во мне никаких эмоций. Неужели этот человек – мой муж и я с ним ложилась в одну постель… Этот мужчина был мне чужим. Я нахмурилась. Моя задача: скрывать собственное состояние от мужа и окружающих, иначе меня упекут в психушку. А я туда не хочу, я не ненормальная. Просто… Просто… что-то случилось с моей памятью. Но, возможно, она восстановится и все будет в порядке. Только нужно подождать.

Я вытерла слезы тыльной стороной ладони и широко улыбнулась, посмотрев на мужа снизу вверх.

– Все в порядке? – шепнул он, целуя меня в нос.

– Да. Когда ты рядом… – я не закончила фразу, вошла Варвара Алексеевна.

– Как вы? Это я виновата, – запричитала она, – не надо было уходить, но я пощупала лоб – жара не было, вот я и ушла. Кто были эти бандиты, боже мой, совсем распоясались уголовники…

– Не надо, – оборвал сиделку Александр. – Не надо больше ни о чем напоминать. Это лишнее. Сейчас вернутся эти воспоминания… и Марина будет плакать.

– Да-да, конечно, – услужливо поддакнула Варвара Алексеевна. – Я все поняла.

– Оставьте нас одних.

Сиделка ушла, и мы остались вдвоем.

– Теперь ты можешь поспать.

– Нет, – помотала я головой, – я не усну. И даже не проси.

– Но тебе обязательно надо поспать, прежде чем…

– Прежде чем?..

– Все потом. Главное – успокойся и подремли хотя бы полчасика.

Он накрыл меня одеялом, убавил свет ночника, и мягкий желтый свет разлился по комнате. Я прикрыла глаза. Я видела, как мой муж подошел к окну и, вынув из кармана сотовой, набрал какой-то номер. Он говорил тихо, и слов я почти не слышала. Незаметно я уснула и проснулась от того, что кто-то брал меня на руки. Я открыла глаза: двое мужчин склонились надо мной. Я собиралась вскрикнуть, но один из них зажал мне рот рукой.

– Тише… свои…

Я замотала головой.

– Твой муж, – тихо, наклоняясь к моему лицу, сказал мужчина. – Он сейчас придет. Отлучился ненадолго.

Я замерла, не зная: верить ему или нет. Слабо хлопнула дверь, и через минуту я уже видела лицо Александра.

– Напугали? Прости… я должен был тебя предупредить, но не хотел тревожить раньше времени… Мы уезжаем отсюда. И чем незаметней это сделаем, тем лучше… Мы покидаем больницу тайком, чтобы нас никто не видел.

– Почему? – вырвалось у меня.

– То нападение… маленькая… – и он погладил меня по голове, – было совершено не случайно. Эти люди имеют своего человека среди персонала. Лучше принять меры предосторожности, чем подвергнуться снова такой опасности. Ты меня понимаешь?

Я все понимала, даже слишком хорошо. Налет был тщательно спланирован и сорвался по чистой случайности. Но чем я могла помочь им?! Женщина с дырявой головой, которая ничего не помнила из своего прошлого, которая и настоящее-то воспринимала с трудом.

– Хорошо, – я кивнула. – Я сделаю все, как ты захочешь.

– Умница! – Муж погладил меня по щеке, и его палец, твердый, жесткий задержался на скуле и слегка надавил на нее, как бы проверяя упругость кожи.

И опять жест не вызвал никакого отклика во мне. Мало того, что я потеряла память, я еще потеряла и всякую чувствительность…

Я сдвинула брови.

– А куда мы едем?

– Домой, в коттедж… Там ты полностью придешь в себя. Я обещаю. Я окружу тебя заботой и вниманием, ты больше никогда не останешься одна… Это я во всем виноват!

– Не надо, – я скосила глаза. Мужчины теперь находились чуть поодаль, они не смотрели на нас, но все равно мне было очень неловко.

Следующие полчаса я помнила очень плохо, мы покинули палату и шли какими-то коридорами, вернее шли мои сопровождающие, которые несли меня на руках по очереди. Я была очень слаба и временами чувствовала во рту тошнотворный привкус страха и отчаяния. За окном была настоящая темень, в коридорах тоже было хоть глаз выколи, только кое-где слабый свет пробивался из-под дверей. Несколько раз меня тряхнуло, но я, стиснув зубы, даже не охнула: я боялась, что нас обнаружат и начнется перестрелка. Я считала про себя, желая, чтобы все скорее кончилось. Муж шел впереди, изредка оборачиваясь и улыбаясь. Я робко улыбалась в ответ, стараясь не показать своего страха и отчаяния. Этот путь был для меня туннелем, из которого, как мне казалось, мы никогда не выберемся. Или норой, куда угодила Алиса. В детстве, когда я смотрела этот мультик, мне почему-то казалось, что Алиса никогда не приземлится, а будет лететь и лететь вниз… И сейчас я сама себе напоминала Алису, только я не знала, какой конец будет у моей истории, учитывая недавнее нападение. В этом месте мне захотелось соскочить с рук и бежать. Бежать вперед… Но тут открылась дверь, и мы наконец вышли на улицу. Небо было как дырявая черная простыня, с которой светили маленькие светлячки – звезды. Потянуло холодом, и я вдруг почувствовала, как замерзла, но даже не могла обхватить себя руками и согреться… Впереди черной глухой стеной тянулся лес, на минуту мне показалось, что он непроницаем, и если зайти в него, то можно расшибить лоб и тело. Не успела я додумать свою мысль, как мужчина, у которого я была на руках, нырнул под черные разлапистые ели, и ветки вяло хлестнули меня по лицу. Я зажмурилась. Из одного туннеля мы нырнули в другой, и теперь я словно плыла по длинной черной реке. Ветки щекотали лицо и руки, и вдруг мы вышли на дорогу, где стояли две машины, похожие на окаменевших зубров.

Муж обернулся, и тот, кто нес меня на руках, быстрым шагом подошел к машине, и я оказалась внутри. Я легла на заднее сиденье и попыталась встать, опираясь о спинку кресла водителя. За руль сел другой мужчина, а рядом с ним – муж. Он обернулся ко мне и спросил хриплым голосом:

– Все в порядке? Скажи хоть что-нибудь.

– В порядке, – ответила я шепотом. – А что, уже все?

– Нет, «все» будет, когда приедем домой. Потерпи еще немного.

– Конечно… а скоро мы будем дома?

– Не знаю. Смотря как поедем. Можешь поспать в дороге.

Я провалилась в тяжелую дрему, а когда очнулась, то увидела, как лучи-фары шарят по чугунным воротам, из которых вышел, щурясь, охранник, и как он чуть ли не бегом рванул к нашей машине. Я подняла голову.

– Мариночка! Все! Приехали.

Ворота распахиваются, и мы подъезжаем к дому, в котором на первом этаже горит свет. Дом нависает надо мной кораблем-громадой, и я невольно съеживаюсь. Меня подхватывает на руки мужчина, который сидел за рулем, и мы идем к дому. Впереди муж, мы за ним, и замыкает шествие охранник.

На крыльце стоит какая-то женщина, кутаясь в платок.

– Эльвира Николаевна, мы приехали.

– Ну, слава богу! – вырывается у нее. – Я так беспокоилась…

– Да-да…

В холле, куда меня внесли, зажгли свет, и я с удивлением смотрю вокруг: незнакомая большая комната, заставленная светлой мебелью, камин, около камина два кресла… Резной буфет с дверцами, за стеклами которого поблескивает посуда.

– С приездом! – мужчина опускает меня на пол, и я чуть не падаю, но муж поддерживает, и я крепко вцепляюсь ему в рукав. – Я отнесу тебя наверх, в твою спальню. Хорошо?

Муж подхватывает меня и несет на второй этаж. Я прижимаюсь к нему и по-прежнему ничего не чувствую. «Но это пройдет, – думаю я. – Обязательно пройдет. Это близкий мне, родной человек, и мы снова будем вместе. Обязательно».

Александр вносит меня в спальню – большую комнату в белых тонах. Кровать, накрытая белоснежным покрывалом, белая мебель, резной шкаф с позолотой, трюмо, стулья с гнутыми ножками. А в углу – большой игрушечный белый мишка в красном шарфике и с красным сердечком в лапах.

– Помнишь? – шепчет муж. – Помнишь этого мишку, как мы его покупали, а потом принесли сюда и любили друг друга прямо на полу, а мишка смотрел на нас. Ты еще сказала, что он тебе сразу ужасно понравился, и ты захотела его купить, потому что у тебя был такой в детстве, только поменьше.

Я не помню ни мишки, ни своего детства. Но, похоже, меня теперь это даже не пугает. Я уже свыклась со своим состоянием полного беспамятства, и главное для меня – умело все скрывать.

– Помню, – прошептала я, – ужасно спать хочется.

– Да-да, я понимаю. Ты столько натерпелась, бедная, я страшно рад, что ты – здесь, рядом со мной, под надежной охраной. И я больше тебя никуда не отпущу. Как тогда… Я думал, что умру вслед за тобой. Но ты спаслась… Бог услышал мои молитвы и вернул мне тебя.

– Да-да, – я уже почти окончательно впадаю в сон, я ничего не понимаю, и мне хочется только одного – отключиться.

Он укладывает меня на кровать и стягивает одежду. Аккуратно, словно боясь причинить мне боль своими прикосновениями.

Его руки невесомо скользят по мне. Я даже не чувствую никакого стеснения или стыда.

– Я тоже рада, что я здесь.

Раздев, он укрывает меня одеялом и целует в лоб.

– Сладких снов, маленькая. До завтра!

Проснувшись, я открываю глаза и первое время не понимаю, где я. Солнце проникает в комнату сквозь тончайший тюль, и в воздухе пляшут золотые искорки. Я с трудом встаю и вспоминаю вчерашний день. Я дома! Я у себя дома!

Но я не помню ни этого дома, ни себя… Не помню белого мишки в углу с сердечком в лапах. Словом, я не помню ничего!

Белое покрывало все в сложных замысловатых узорах, я силюсь вспомнить: когда я его покупала, или я выбирала все по каталогу, а потом мне привезли сюда? И когда я обставила этот коттедж? Как давно мы женаты? Год, два, три, пять? Детей, судя по всему, у нас нет?

Я снова откинулась на подушку, и вдруг лежавший на тумбочке сотовый залился трелью. Я схватила телефон.

– Алло! – раздался веселый голос Александра. – Встала, моя лапочка? Что делаем? – это был нарочито бодрый голос мужа, который заботится о своей больной жене. И этот голос почему-то вызвал у меня сильнейшее раздражение.

– Я еще сплю.

– А с кем ты тогда разговариваешь?

Я невольно проснулась.

– С тобой, кажется. Хотя, может быть, я до сих пор сплю, – ехидно добавила я.

– Я рад, – голос мужа вдруг стал серьезным. – Рад, что ты смеешься и у тебя хорошее настроение.

– Я рада, что ты рад.

– Вот и славненько!

– Где ты? – Я поймала себя на мысли о том, что я стараюсь соответствовать ему и играю роль жены, которая интересуется, где ее муж.

– На работе, где же мне быть еще! Все пашу, как проклятый, вместо того, чтобы быть рядом с тобой. Это единственное, о чем я жалею.

– И когда будешь?

– Не знаю. Как освобожусь – позвоню. Не скучай!

– Постараюсь.

– Мариночка! Тебе и правда лучше?

– Наверное, – скороговоркой сказала я и дала отбой.

Внутри я ощутила глубокую усталость: сколько я буду еще притворяться? И как скоро разоблачат мой обман?

Прошло несколько дней. У меня был постельный режим, и даже еду мне носили наверх. Однако я потихоньку вставала с кровати и ходила по комнате.

Однажды я поняла, что окрепла и вполне могу спуститься вниз.

Раскрыв гардероб, я нашла там кучу модной одежды. Видимо, я была еще той модницей и выбирала стильные вещи. Была там и парочка откровенно экстравагантных нарядов, вроде ярко-красного платья с глубоким вырезом впереди. Интересно, куда я в нем ходила? Не иначе, как в ресторан или на модные вечеринки. Я повертела платье: оно было шелковым, тяжелым и переливалось в руках.

Я разделась для примерки. Сейчас я видела себя в зеркале целиком. На моем бедре был шрам. Откуда? Я упала и поранилась? Когда это случилось? Я дотронулась до шрама… Моя проблема была в том, что я ничего не помнила. Кем я была в прошлой жизни, что со мной происходило. Единственное, что я могла сказать, – у меня был муж. Александр. Все остальное было зыбким и нереальным…

Я надела платье и посмотрела на себя в зеркало шкафа. Платье было мне чуть велико в бедрах, а в груди – мало. Я посмотрела на себя внимательно – около рта была складка, а в зелено-ореховых глазах затаилась грусть.

– Мариночка! – прошептала я, гладя свое отражение. – Мариночка!

Где-то внизу хлопнула дверь, и я поспешно сняла платье. Чувствовала я себя уже лучше, побаливало плечо, и немного кружилась голова. Но это понятно – все-таки я была еще очень слаба. В гардеробе я нашла светлое платье и надела его. Сунула ноги в туфли, стоявшие около двери, и сошла вниз по лестнице.

Эльвира Николаевна ждала меня внизу, как будто специально подкарауливала.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, старательно выговаривая слова.

– Хорошо. А что на завтрак?

– Ваши любимые мюсли с молоком и тост с сыром. Как вы любите.

– Спасибо.

Мюсли я съела всего полтарелки, они показались мне совершенно безвкусными, а тост с сыром – слишком тонким.

– Хлеба можно? И масла! Я хочу сделать бутерброд с маслом.

– Конечно.

Эльвира Николаевна принесла мне хлеб, нарезанный ломтями, масло и сыр.

– Ваш кофе.

– Можно чай?

– Да. Одну минуту.

Позавтракав, я вышла на террасу. Солнце уже поднялось и весело заливало все ярко-рыжим светом. Прямо около дома была большая клумба, где от ветра покачивались астры и желтели бархатцы, а посередине росли лилии. Мне вдруг захотелось пройтись по земле босиком. Я скинула туфли и пошла по земле.

– Вы простудитесь! – крикнула мне вслед Эльвира Николаевна. – Наденьте туфли!

– Успеется! – крикнула я. – А здесь есть речка?

– Какая речка? – Эльвира Николаевна сделала вид, что не поняла моего вопроса.

– Обычная. Где можно искупаться.

– Нет. Такой в наших окрестностях нет, – но по ее голосу я поняла, что она врет. Муж дал строгие инструкции, чтобы больную не выпускали за пределы дачи. Это понятно. Если я уйду, ей потом голову свинтят.

– Ладно. Спрошу у мужа.

– Александр приедет не скоро, – высоким натянутым голосом говорит Эльвира.

– Я знаю. Он мне уже звонил.

Я обошла клумбу вокруг. Земля приятно холодила ноги, деревья на участке были посажены друг от друга на одинаковом расстоянии. По периметру красовались треугольные елки, как на картине.

– Вы не хотите поплавать в бассейне? Он сзади дома, – крикнула Эльвира Николаевна.

Вода в бассейне была чисто-голубой, прозрачной. Вокруг бассейна стояли шезлонги, я уселась в один из них и вдруг поймала себя на мысли, что никак не вписываюсь в эту картинку. Картинка есть, а меня – нет.

– Так вы будете купаться? Принести вам халат? – надрывалась Эльвира Николаевна.

– Я сейчас приду, – крикнула я и пошла наверх. В шкафу я нашла пару купальников – один из них был леопардовой расцветки, другой – бирюзовый. Под платье я надела бирюзовый купальник и снова спустилась по лестнице.

Эльвира Николаевна стояла возле шезлонга.

– Вам сделать коктейль? – спросила она.

– Нет. Пока не надо.

Я нырнула в воду и поплыла к противоположному бортику.

Отфыркиваясь, я вынырнула из воды и увидела прямо перед собой мужские ботинки. Я подняла голову и наткнулась взглядом на мужчину лет тридцати – русого, среднего роста, с серо-стальными глазами. Он смотрел на меня внимательно, даже сосредоточенно, как будто рассматривал диковинный экземпляр.

– Добрый день! – голос был низким и чуть хриплым.

– Добрый! – я почему-то не могла отвести от него взгляд.

– Вы тут аккуратно плавайте, – предупредил он меня.

– А что? Можно утонуть?

– Вы еще очень слабы и активные физические упражнения вам вредны.

– Спасибо за заботу. Вы, наверное, мой доктор?

– Не имею чести им быть. Я – телохранитель.

– Вот как! Я вас не нанимала.

– Меня нанял ваш муж. Смотреть за вами и оберегать.

– Я в ваших услугах не нуждаюсь.

– А вас никто и не спрашивает. Мое дело маленькое: наблюдать за вами и следить за всеми перемещениями.

Я упала в воду и поплыла на спине; сквозь сомкнутые ресницы я смотрела на незнакомца, который почему-то непонятным образом взволновал меня. Глухое раздражение, смешанное с любопытством, ворочалось где-то внутри. Я поплыла обратно. Он все так же стоял, немного расставив ноги, и смотрел на меня. От его взгляда мне стало неловко, и я опустила голову, чтобы он не увидел краски, разлившейся на моем лице.

– Послушайте, как вас зовут?

– Вадим.

– Я – Марина.

– Я уже знаю, знаком заочно. Ваш муж рассказывал о вас.

– А что он говорил?

Вадим усмехнулся:

– Только хорошее. Другие вещи мужья обычно и не говорят.

– Похоже на издевку! – с досадой воскликнула я.

– Ничуть! Можете спросить у него сами.

Я повернулась спиной.

– Эльвира Николаевна! – позвала я экономку. – Принесите мне коктейль!

– Какой? Ваш любимый?

– Да-да.

Я вылезла из воды, ощущая на себе взгляд Вадима: пристальный, мужской. Плюхнувшись в шезлонг, я вытянулась на нем, подставляя лицо и тело солнечным лучам. Эльвира Николаевна принесла коктейль, и я принялась лениво через трубочку потягивать его, время от времени посматривая на Вадима. Он уже отошел в сторону и сел на стул. Нас разделял бассейн, а мне почему-то захотелось, чтобы он был рядом. Выпив один коктейль, я попросила другой. В голове зашумело…

Я встала и подошла к бассейну.

– Эй, вы! – позвала я телохранителя.

– Да, слушаю!

– Вы не можете здесь торчать все время! Это неправильно.

– Я охраняю вас и поэтому обязан быть рядом.

– Вы… мозолите мне глаза, – сказала я сердито, – и я чувствую себя как под колпаком.

– Мне за это платят.

– Но мне это не нравится!

– Мне тоже много чего не нравится.

– Хам! – вырвалось у меня.

Он усмехнулся, покачал головой, но ничего не ответил.

Вскоре приехал муж.