– Лучше об этом и не спрашивать, – как-то неожиданно заключил он. – Вы у меня будете работать по классическому искусству. Сейчас многие российские олигархи и бизнесмены собирают коллекции различных предметов искусства. Они нуждаются в квалифицированных экспертах и советниках. Вот для этого вы мне и нужны. Теперь понятно?

– Теперь – да. – Я задумалась. По жизни я – отчаянная трусиха и не люблю авантюры. Я привыкла к своему месту работы, к своим пенсионеркам, к их рассказам о внуках и ценах в магазинах. Когда они говорили о знаменитых художниках или критиках, в их интонациях проскальзывали теплые, домашне-интимные нотки.

«Ну, Вазари, голубчик, об этом намекнул очень осторожно». Или: «Рембрандт, как всегда, слезу вышибает»…

Я привыкла к своему кабинету с двумя горшками с геранью на окнах, к своей строгой начальнице Владлене Георгиевне, к ее манерам статс-дамы, когда она хотела поставить меня на место. Я выглядела в ее глазах «зеленой девчонкой» по сравнению с просто «девочками», которым было под шестьдесят. Самой Владлене Георгиевне было уже хорошо за семьдесят.

В кабинете не делался ремонт, наверное, с момента основания Музея изящных искусств, то есть почти сто лет. Покатые своды, бледно-бежевые стены, массивные столы с тугими ящиками, тишина, запах музея – лакированного дерева и пыли. Смеяться или шутить здесь казалось почти святотатством. Компьютер стоял на столе только у меня и еще одной «девочки» – пятидесятисемилетней Татьяны Павловны, нудной старой девы, любившей при случае прочитать нравоучительную лекцию или без спросу влезть в любой разговор.

– Ну так как? – Павел внимательно наблюдал за мной.

– Я подумаю, – сказала я и выпрямила спинку. Геня была бы довольна мной в тот момент!

– Думайте, – усмехнулся он. – Я подожду. Торопиться мне некуда.

Японская кухня мне понравилась. Собеседник – тоже.

Вересов проводил меня до дома.

– Вы здесь живете? – спросил он, окидывая взглядом старинный дом.

– Да.

– Метры здесь, наверное, кучу бабок стоят?

– Я как-то об этом не думала, – осадила я его. – Я живу в этом доме с самого детства.

– Ну да! Принцесса в красивом замке.

Я уже хотела было обидеться на него, но тут он взял меня за руку и провел моей ладонью по своему лицу. От этой откровенной ласки я смутилась. Но он быстро выпустил мою руку.

– Было очень приятно провести с вами вечер, Кристиночка! Вы – удивительная девушка.

– Спасибо. Вы – тоже.

– Удивительный человек? – И Павел повертел головой. – Я бы так о себе не сказал. Но за комплимент – спасибо. Мы еще обязательно встретимся.

Дул сильный февральский ветер. Павел поднял воротник пальто.

– До встречи.

– До свидания. – И я скрылась в гулком парадном.

Геня не спала.

– Ну, и как прошло свидание?

Она стояла в коридоре – среднего роста, в темном платье с кружевным воротником. Халатов Геня не признавала.

– Хорошо. Он очень славный, – сказала я, разматывая шарф и вешая куртку на вешалку.

– Тебе он понравился?

– Да.

– Пойдем пить чай.

– Я только что из ресторана, Геня!

– Чай с имбирем успокаивает нервы.

– Они у меня в порядке.

– Ты не видишь себя со стороны. Твои глаза блестят, а щеки раскраснелись. Ты вся как натянутая струна. И это ты называешь «в порядке»?

Может, я и была взволнована, но только самую малость. Но как это Геня угадала мое состояние?

В кухне Геня зажгла свечи. Она любила иногда чаевничать при свечах. Особенно длинными зимними вечерами, когда огоньки красных, золотых и синих свечей мерцали и метались по стенам искаженными зигзагами.

– Расскажи поподробнее.

– Он сделал мне предложение, – сказала я, усаживаясь за стул с высокой спинкой. И рассмеялась над своими словами: – Звучит двусмысленно? Он предложил мне пойти к нему на работу. В арт-агентство «Верея». Он – искусствовед и эксперт по искусству. Я буду у него работать с классикой. По своему направлению, так что будущий фронт работы мне близок и понятен, переучиваться не придется – это мой профиль. Я обещала подумать.

– Переходи. Даже не думай!

Я чуть не упала со стула. Я-то думала, что Геня примется отговаривать меня и начнет призывать: не надо суетиться, не делай, мол, поспешных шагов.

Оказалось, что думала я так зря.

– Геня, я не ослышалась?

– Нет, – голос у Гени сел, как это всегда происходило, когда она волновалась. – Переходи. Не раздумывай долго. Когда нужно принять важное решение – принимай его быстро. Без колебаний. Будешь долго думать – упустишь судьбу. Она очень легкокрылая и не терпит тугодумов. Поняла?

– Да. – Я была немного удивлена горячностью Гени.

– Он спрашивал тебя: как ты живешь, чем занимаешься?

– Немного, так кое о чем.

– Что ты ему сказала?

– Я… – Я смотрела на Геню, и у меня язык не поворачивался сказать, что я призналась, из какого происхожу рода. Геня бы этого точно не одобрила. Даже бы поругала меня маленько. А может, и сильно рассердилась бы. На всякий случай я решила промолчать. Ради сохранения мира в нашем узком семейном кругу. – Да так. Ничего.

– Он женат?

– Геня! Какое мне дело до этого? – рассердилась я.

– Дело есть. Ты – девушка молодая, и тебе надо мужа искать.

– Геня, а как же любовь? Ты всегда говорила, что надо выходить замуж по любви и не размениваться на проходные романы. Это – твои слова!

Геня замолчала. В бликах свечи черты ее лица приобрели некую резкость. Оно стало как маска – суровое и торжественное.

– Может быть, я ошиблась… – сказала она после недолгого молчания. – Все сейчас так упростилось… Этот ужасный двадцатый век!

– Двадцать первый, – поправила я ее.

– Еще хуже. Все куда-то бегут, мужчины ничем себя не обременяют, жениться не торопятся! Или женятся не на тех. То, что ценилось в мое время, сегодня – ветошь и пыль. Изысканные манеры, целомудрие, загадка… Я немножко ошиблась с методами твоего воспитания. Любовь нуждается в медленном ритме; она не терпит суеты, поспешности. Ей нужно созреть, как цветку. Жуткая банальность, но это так. Сегодня все живут в таком бешеном ритме, что любовь не успевает созреть. В сегодняшнем мире она мало котируется. Выражаясь современным языком – у нее низкий рейтинг.

– Геня! – вскричала я. – Ты о чем?

– Не перебивай меня, – приказала она властным тоном. – Я воспитывала из тебя настоящую леди. Но кому это сейчас нужно? Я перестаралась. Мне надо было сделать тебя более решительной и смелой. А так – ты живешь, как в стеклянном замке. Работа, книги… Иногда ты выходишь – одна – подышать свежим воздухом. И это – жизнь молодой двадцатичетырехлетней девушки? Кристина! Тебе самой не страшно? А если так будет всегда?

– Я… не знаю. – Мне стало как-то не по себе. – Я об этом не думала. Старалась не думать.

– А я думаю. С некоторых пор я только и думаю об этом. Я могу в любой момент умереть. И ты останешься совсем одна. Женщина должна быть женщиной. Один неудачный, плохой роман искупает самую невинную чистоту.

– Раньше ты мне об этом совсем не говорила!

– Это было раньше! – усмехнулась Геня. – Теперь я думаю по-другому.

– А у… тебя было много романов?

По лицу Гени скользнула загадочная улыбка.

– В моей жизни было все. Мне и умирать не страшно. У меня была такая жизнь – событий в ней хватит на несколько томов! Всего и не опишешь.

– Ты мне мало рассказывала о себе.

– Есть вещи, которые тебе незачем знать.

– Меньше знаешь, крепче спишь?

– Вот именно, – сказала Геня. – Попала в точку.

У меня сильно разболелась голова, и вообще стало как-то не по себе от этого разговора. Может, она у меня разболелась из-за слабого света свечей?

– Спасибо, Геня, за чай, – сказала я, поднимаясь со стула. – Я пошла спать. Завтра на работу…

Работа находилась в пяти минутах ходьбы от нашего дома.

– Завтра же и напиши заявление об уходе.

– Куда мне торопиться?

– Иногда время не ждет, – бросила какую-то непонятную фразу Геня. – Ты меня слышишь: завтра же!

– Посмотрю по обстановке.

Уснула я не скоро. Почему-то мне без конца вспоминался сегодняшний вечер: разговор с Вересовым, его неожиданное предложение и странная беседа с Геней. Почему она хочет, чтобы я ушла с работы? И почему она так мало рассказывала мне о себе? По сути дела, я ничего о ней не знаю. Надо бы расспросить ее поподробнее.

Я написала заявление об уходе. Владлена Георгиевна, поджав губы, спросила меня, куда я ухожу. Узнав, что к Вересову, в арт-агентство «Верея», она поджала губы еще сильнее, «в ниточку».

– Вы оттуда сбежите, Кристина! И очень скоро! Эта работа не для вас.

– Это почему же?

– Вы… девушка умная и интеллигентная, а в этих современных галереях и агентствах работает один сброд. Вот попомните мои слова! Скоро вы придете обратно.

Я окинула взглядом кабинет, в котором все было как всегда – просто-таки музейная благолепная тишина, – и кратко бросила:

– Не приду!

Геня, узнав о моем решении, обрадовалась:

– Молодец! Я рада за тебя.

– Мне уже напророчили скорое возвращение, – мрачно сказала я. Вся эта авантюра показалась мне крайне безрассудным поступком.

– Чепуха! Только быдло боится перемен. Я надеюсь, что когда-нибудь ты заразишься здоровым авантюризмом.

– С чего бы это? Да и что хорошего в болтанке туда-сюда? Менять работы, насиженные места…

– С каких это пор ты стала клушей? Похоже, я действительно с тобой переборщила и вместо молодого вина получила уксус.

На «уксус» я обиделась, но тут Геня очаровательно улыбнулась:

– Девочка моя! Авантюризм – это замечательно! Это когда ветер дует в твои паруса, полные жизни, и ты живешь, вдыхая свежий воздух свободы. Это когда твои волосы треплет ветер и ты не можешь думать ни о чем – только о сегодняшнем моменте. Только о нем! Ты понимаешь меня?

– Ты говоришь, как поэт, – откликнулась я.

– Может быть, – загадочно сказала Геня.

Я перешла работать в арт-агентство «Верея», которое по странной иронии судьбы тоже находилось недалеко от моего дома, как и прошлое место работы – Музей изобразительных искусств. Агентство располагалось в старинном здании; наш офис занимал две небольшие комнаты. Кроме меня и Паши в нем работала Светлана Чиж, как ее называл Паша – «девица на все руки», организатор, секретарь, пиарщица и водитель в одном лице.

Еще у нас работал Женя Рассказов – долговязый парень с вечными наушниками в ушах, креативщик-дизайнер, занимавшийся оформлением наших материалов, брошюр и буклетов.

Вот и все работники. Иногда Павел привлекал и других искусствоведов. Но это случалось крайне редко. В основном мы справлялись собственными силами и мозгами.

Агентство занималось экспертизой картин, точнее, оно отправляло картины на экспертизу, помогало формировать коллекции, оценивать произведения искусства для коллекционеров, изготавливало каталоги галерей и буклеты для галерейщиков и прочих ценителей изящного, а также выпускало