Глава 4

Через два дня мы отправились в театр. Нашим с Виктором глазам предстала она – девица, очаровавшая Глеба. Милана. Волосы пшеничные, глаза голубые, носик вздёрнутый. По спокойному и уверенному взгляду понятно, что о своей привлекательности прекрасно осведомлена. Из толпы школьников мы с мужем её сразу отсекли. И не только влюблённый взгляд сына-подростка выдал предмет его сердечных переживаний. Она была такой, что становилось ясно – любой мальчик будет рад, если она обратит внимание.

Но не одни мальчики разглядывали очаровательную Милану. Виктор тоже как-то надолго задержал взгляд на этой четырнадцатилетней девочке, и мне это не понравилось.

– Чего пялишься? – грубо, хотя и шёпотом осадила я мужа.

– Я не пялюсь, а изучаю. Мы должны знать врага в лицо.

После такого заявления мне стало совсем тошно. Не знаю точно природу своих чувств, но было в них много чего намешано. Тоски и ревности было больше всего. Тоска возникла от мысли, что мой сын вырос и перестал быть трогательной крохой. А ревность проснулась, когда я вдруг поняла, что Глеб далеко не моя собственность и в какой-то момент уйдёт за юбкой. Это будет естественно и неизбежно, но оттого не менее грустно.

Мысли о сыне долго не отпускали, поэтому я не сразу заметила, что спектакль в самом разгаре. На сцене бегали актёры. Вскидывали руки, выкрикивали реплики, пугали экспрессией. Глядя на длинноногую девицу в коротких шортах и приоткрывающей живот маечке, я спросила мужа:

– А кто это?

– Катерина, – ответил Виктор. – Та самая, что «луч света в тёмном царстве».

Даже объяснение мужа не внесло ясности. Если он имел в виду пьесу Островского, то почему одежда на героях была, мягко говоря, очень современная? По ходу спектакля муж начал объяснять мне кто есть кто.

– Вон там, – прошептал он, – Кабаниха, – и указал на экстравагантную женщину в татуировках и пирсинге.

Я так и не поняла, представителем какой субкультуры была дама: то ли престарелая хиппи, то ли рокерша. Соблазнителя Бориса изобразили в виде эффектного бородача в укороченных штанишках, а вот муж Катерины Тихон выглядел обычно и заурядно. И может, именно поэтому жальче всех в этой странной пьесе было не Катерину, а обманутого ею и затюканного татуированной мамашей Тихона.

В какой-то момент я даже порадовалась, что Глеб смотрит не на сцену, а на Милу, и не видит извращённую пародию на вечную классику. Для себя же я решила, что в театр больше ни ногой.

Пока я недоумевала по поводу спектакля, муж пялился в телефон.

– Это неприлично, – заметила я. – Мы же всё-таки в театре, а ты тут чем занимаешься?

– Неприлично перевирать хорошие пьесы, – ответил Виктор, не отрывая глаз от экрана. – А я, между прочим, знакомлюсь с будущей невесткой.

Я прямо вспыхнула от такого заявления и с нескрываемым любопытством нырнула носом в телефон Виктора. Муж искал компромат на Милану в соцсетях. Голубоглазая прелестница охотно выкладывала фотографии, хвасталась обновками, полученными от мальчиков подарками, местами, в которых гуляет, и пирожными, что периодически ест в разных кафе. Она даже успела поделиться впечатлениями о спектакле, который смотрела в данную минуту. Теперь я, кажется, сообразила, для чего нынешнее поколение ходит в театры – чтобы отчитываться в соцсетях.

– Хороша девка, – не сдержал эмоций Виктор. – Только безграмотная. Даже своё отчество с ошибками пишет, – Виктор криво усмехнулся. – «Ивоновна» вместо «Ивановна».

– Может, случайно ошиблась, – предположила я, уверенная, что наш Глеб никогда бы не клюнул на дурочку, не способную правильно написать своё имя.

– Два раза подряд? – с насмешливой улыбкой отозвался Виктор. – Ох, влип, похоже, наш сынуля. Любовь зла.

Я сразу подумала, что безграмотная девица будет дурно влиять на Глеба. Он забросит учёбу, скатится до двоек, никуда не поступит, а вдруг ещё и сделает меня бабушкой раньше времени. Хватит того, что я сама родила в шестнадцать. Если сын пойдёт по моим стопам, то я с такими темпами стану бабкой в тридцатник.

К счастью, дурным мыслям положил конец внезапно начавшийся антракт. Виктор потащил меня в буфет. Старался не отставать от Глеба, а тот, в свою очередь, не выпускал из виду Милану. Муж сунул мне под нос бутерброд, и мы пристроились за высоким круглым столиком без стульев. Рядом с нами встала женщина в алой блузке. Дама тоже что-то жевала, тороплив запивая, но самое главное – мешала нам наблюдать за сыном.

– Он к ней подошёл, – толкнул меня в бок Виктор. – Говорит. Красный весь, видно, волнуется. Подожди-ка, она ответила ему. Похоже, они дружат. Видишь, заулыбались оба?

– Вижу, – ответила я, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть. Тётка в алом нервировала не только тем, что загораживала любимого сына. Она буквально притягивала взгляд ярчайшей одёжкой. Я скашивала глаза в сторону, но всё равно видела перед собой только слепящую алую блузку.

– Вот чёрт! – тихонько выругалась женщина. – Опять около неё кто-то вьётся.

Мы с мужем переглянулись и пристально посмотрели на даму в красном.

– Простите, – подал голос Виктор, – вы о ком?

– Там моя дочь, – не глядя отозвалась женщина. – И опять в толпе поклонников. Красивая дочка – это огромные проблемы, – она метнула быстрый взгляд в нашу сторону и вновь повернулась лицом к детям. – Хожу за ней по пятам, лишь бы чего не случилось. Кто знает, что на уме у этих прыщавых юнцов.

Я сразу поняла, что «красивая дочка» – это Милана, а «прыщавый юнец» – мой драгоценный Глеб. Понятно, что промолчать я не могла.

– Зато ваша дочь безграмотная! – я постучал кулаком по столу. – Тупая как пробка. Разве можно писать «Ивановна» с ошибками? Даже дети в первом классе знают, как пишется их имя.

– Я так понимаю, вы родители того парня, что сейчас нагло подкатывает к моей дочери, – мамашка посмотрела на нас пристально и высокомерно, а затем с триумфом добавила: – И отчество моей Миланы вовсе не Ивановна. Точнее, это даже не отчество. Меня зовут Ивона, и я посчитала правильным дать девочке своё имя, а не того прохиндея, что бросил меня беременной на пятом месяце. Так что моя дочка Ивоновна, и, кстати, она единственная отличница в классе, поэтому насчёт её умственных способностей вы погорячились.

Дама в красном победоносно развернулась и зашагала прочь, оставив нас с Виктором поверженными и уязвлёнными. Благо, прозвенел звонок и надо было топать в зал.

Мы кое-как досмотрели спектакль. Шпионить за Глебом уже не хотелось. Виктор намекнул, что я села в калошу, а заодно и его с собой уволокла. И теперь мы выглядим дурно в глазах матери Милы.

– Она одевается вульгарно и безвкусно, а ещё гордится тем, что заменила отчество дочери на матчество, – зло прошептала я. – И почему это мне должно быть стыдно?

– Потому что речь идёт о нашем сыне, и мы не имеем права ставить его в неловкое положение, – сурово сказал Виктор, но тут же улыбнулся и ладонью разгладил и без того безупречный галстук. – Но я постараюсь всё исправить.

Это заявление меня насторожило. Впрочем, Виктор действительно умел ладить с людьми, недаром блестяще выступал в суде и успешно защищал честь и репутацию своих многочисленных клиентов. Не все они были непорочными агнцами, а Витюше как-то удавалось сделать их белыми и пушистыми в глазах судьи. Будем надеяться, и на этот раз у мужа всё получится.

Чтобы исправить ситуацию, он уверенно подошёл к женщине в красном, пока та прихорашивалась перед зеркалом, и предложил подвезти их с дочерью. Ивона даже на мгновение онемела – видимо, была уверена, что родители «прыщавого юнца» не посмеют к ней подойти. Наглость Виктора вкупе с широкой улыбкой и архаичной манерностью произвели на неё впечатление. С выражением лица, будто она делает нам великое одолжение, Ивона согласилась. Искренняя радость в глазах Милы окончательно растопила сердце строптивой мамаши. Девочка хлопнула в ладоши и счастливо сказала:

– Мам, а это ведь родители Глеба. Ну, того самого, о котором я говорила.

Глеб, стоявший рядом, пошёл пятнами, но в целом всё вышло неплохо. Толпой мы двинулись к автомобилю. Глеб очень хотел сесть рядом с девочкой, но боевой настрой её матери до смерти напугал Ромео и отправил на переднее сидение, поближе к отцу. Ивона, Мила и я устроились сзади.

– Как вам спектакль? – поинтересовался Виктор, обращаясь к новым знакомым. Муж выбрал правильную тему – нейтральную и безопасную.

– Сойдёт, – отозвалась Ивона. – Не лучше и не хуже того, что ставят в последнее время.

– А вы часто бываете в театре? – не удержалась я.

– Бываю, – уклончиво отозвалась мать Милы. – И заметила такую вещь: театральное искусство деградирует. Но этого следовало ожидать. Как ещё завлечь публику в театр? Приходится надевать на актрис коротенькие юбочки и декольте. Сегодняшняя постановка не стала исключением.

– Да, – согласилась я. Мне не пришлось подыгрывать Ивоне, я действительно разделяла её мнение. – Сама-то в театр не часто заглядываю, так что сегодня была под впечатлением. Раньше думала, что всё зло и распутство из телевизора, а теперь уж и не знаю.

Мы ещё немного поворчали на тему современного искусства и даже вроде бы сдружились с матерью Милы. По крайней мере, говорила она расслабленно и без прежнего высокомерия. Когда темы для разговоров были исчерпаны, голос подала Мила:

– Мам, дай мне свой телефон. Надо подруге набрать, а у меня деньги закончились.

– Мой разрядился, – быстро отозвалась Ивона.

В дело вмешался Глеб.

– Бери мой, – сказал сынуля и полез в карман за мобильником.

Мила одарила парня ласковым взглядом, и моя кровиночка тут же превратилась в хлебный мякиш.

Пока Мила вызванивала подругу, а я нервничала из-за внезапной влюблённости единственного, а потому очень любимого сына, Виктор принялся говорить о работе. Не помню, чем он там хвастал, но Ивона искренне заинтересовалась. Обычно, чтобы набить себе цену, Витя упоминал об офисе в центре. Его контора действительно была в центральной части города, но скорее на задворках, благодаря чему аренда обходилась вдвое дешевле. Если не иметь под рукой карты, то сразу и не найдёшь. Впрочем, адвоката с репутацией хотели многие, а потому находили всегда.

– Ну вот, мы уже и подъехали, – сказала Ивона, заметив в окне очертания своего дома. – Благодарю, что подвезли.

Мила так и не дозвонилась до подруги и вернула телефон Глебу с лёгким раздражением на лице. Её недовольство автоматически отразилось на физиономии влюблённого мальчишки. Я тоскливо вздохнула. Милана с матерью освободили салон авто. Я снова вздохнула, но уже с облегчением.

– Ну, как?! – неоднозначно спросила я Виктора, вложив в своё восклицание тревогу за сына, переживание о внезапном и не слишком удачном знакомстве, досаду из-за плохо поставленного спектакля и зря потраченных на билеты денег.

– Сойдёт, – Виктор разом ответил на все не озвученные мной вопросы, и в полной тишине мы поехали домой.