Глава 8

Очередная долгая ночь бледнела, но луна ещё светила в окно, отбрасывая на пол маленькой комнаты полосы сероватого света. Ветер и не думал смолкать, он бился о стены, пытался вынести уцелевшие стёкла, с размаху ударялся о камни храма. В воздухе было свежо. По коридорам гуляли сквозняки, покрывая инеем углы и стены.

Рилинда не могла спать в такую погоду – ей чудилось, что в комнатах мечутся чьи-то души, и это они стонут и завывают над ней, а вовсе не ветер. Иногда она подолгу смотрела в окно, провожая взглядом проносящиеся мимо облака. В другие ночи отправлялась в большую комнату, принадлежащую Ринору, и зажигала восковую свечу, найденную ею в одном из ящиков стола. Свеча горела тусклым красным пламенем, нещадно дымила и освещала лишь крохотный участок, но всё же это было лучше, чем беспросветная тьма, ставшая вечным спутником Рилинды.

В такие особо тёмные ночи воды Тармакского моря казались бездонной пропастью, в которой отражались звезды. Наверху они были неподвижны, но внизу плыли вместе с волнами, дрожали и исчезали, чтобы вновь появиться на прежнем месте.

Наместник императора улетел больше недели назад и с тех пор от него не было вестей. Поначалу Рилинда бросалась то в одну сторону, то в другую, натыкалась на стены и колотила по ним руками. Иногда даже выла от дикой, горькой безысходности, которая нависла над ней. Позже девушка заходилась в истерическом смехе, умолкая лишь после того, как нервные слёзы иссякнут. Каждый вечер она ложилась в постель, испытывая тоску, обречённость и обиду. Ей казалось, будто что-то ускользает от неё, исчезает навеки, отрезанное и отброшенное в сторону.

Тогда она и нашла утешение в книгах, оставленных Ринором. Там были древние легенды, романы о приключениях первых дракканов и их спутниц. Было даже несколько сборников стихов и песен, в которых пелось о полётах и любви, о небе и лепестках аранеи. Рилинда ухватилась за эти строки, впитывала в себя описания красивых пейзажей и вдруг заметила за собой то, чего не замечала ранее – сердце её билось беспокойно, а голова наполнялась мечтаниями. Такого сильного чувства надежды она не испытывала ни разу в жизни.

Сколько себя помнила, девушка беспрекословно исполняла волю родителей, богов и даже жениха. Здесь, в полуразрушенном храме Отца-создателя, Рилинда почувствовала себя живой. Настоящей. Без налёта навязанных уроков – танцев, бессмысленной вышивки шёлковых цветов и манеры вести себя в обществе. Страшная тоска, овладевшая девушкой поначалу, отступала перед мечтами.

Когда осознание своих желаний настигло Рилинду, она так же, как сегодня, стояла с книгой в руках, ошеломлённая и потрясённая этой мыслью. Её сердце сжалось тогда, встрепенулось вместе с тусклым пламенем свечи и понеслось вслед за неизвестным дракканом, что искал по всем мирам свою единственную. Девушке нестерпимо захотелось испытать такие же сильные чувства, захотелось повидать мир, окунуться хоть раз в озеро или даже море, не опасаясь замочить платье. Захотелось недопустимого и недостижимого – свободы от любых приказов и устоев. Свободы от обязательств перед всеми и от вечного служения.

Рилинда взялась за очередную книгу и раскрыла её. На титульном листе вместо привычного изображения была выгравирована печать: закованный в цепи цветок, с лепестков которого сочится сок. Перевернув страницу, девушка поняла, что это чей-то дневник. Посередине листа аккуратным витиеватым почерком было написано: «Правосудие и милосердие – две стороны одного клинка. Затупится одна, и вторая придёт в негодность». Ниже следовала нечитаемая подпись, среди букв которой можно было разобрать только «лар…». Прозвав неизвестного Ларом, Рилинда принялась читать затейливые строки. Было заметно, что автор дневника никуда не спешил – каждый завиток, каждый знак были любовно выписаны с неизменными размером и точностью.

«Сотворение дракканов принято приписывать Отцу-создателю, он же Эриан, который якобы призвал свою божественную силу для объединения двух рас и тем самым положил начало новой. Свидетели утверждают, что Эриан был самым слабым из расы …нкесар (нечитаемое слово, зачёркнутое несколько раз) и именно поэтому обряд слияния имел успех. Спешка, с которой проводился обряд, как и незнание законов мироздания сыграли с нкесар злую шутку: часть их ант… (слово было перечёркнуто так сильно, что перо чуть не порвало бумагу) переместилась в женщин и закрепилась в их печатях.

Свидетели не знают, откуда прибыли женщины человеческой расы, но сами они (женщины) рассказывали о двуедином мире, в котором каждому человеку была предназначена свыше истинная пара. Печати на их ликах светились потусторонним светом, а смирение и послушание покорили нкесар. Ваурта, прозванная позднее богиней, утверждала, что является матерью-настоятельницей для послушниц, отмеченных венцом служения богам».

Далее в дневнике шло описание религиозных титулов и устройства монастырей со слов Ваурты и послушниц. Несколько страниц было посвящено физиологическим и энергетическим особенностям человеческих женщин. Рилинда путалась, возвращалась к написанному снова и снова, пытаясь разобраться в терминах и методах исследований. Ей казалось, что написанное – полная бессмыслица, затем она вдруг находила логику. Автор дневника провёл огромную работу по классификации и сбору информации из многочисленных источников, но Рилинду не отпускало ощущение, что неведомый Лар был гораздо образованнее и выше по уровню развития, чем все существующие дракканы вместе взятые.

Когда девушка наконец добралась до описания обряда слияния, свеча затрещала слишком громко, а вырванные страницы оборвали записи на самом интересном месте. Рилинда со вздохом отложила дневник в сторону и попыталась пригладить нечёсаные волосы. По всему выходило, что Отец-создатель, как и те, что прибыли вместе с ним, действительно были из другого мира – более совершенного и развитого. Если бы не угроза вымирания, нкесары ни за что не соединили бы свои судьбы с человеческими женщинами, так как считали их примитивной расой. Ничего удивительного, что спустя несколько тысяч лет это пренебрежение стало традиционной основой устройства общества.

Рилинда подошла к окну и вгляделась в промозглое утро, радуясь, что буря успокоилась. Мысли в голове девушки путались, метались в разные стороны в поисках ответов. Еды почти не осталось, а тонкий ручеёк, стекавший в глубокую чашу посреди останков купальни, всё больше покрывался коркой льда, так что и он скоро иссякнет. Первые дни Рилинда умывалась, ополаскивала руки и шею, но сейчас сама мысль о том, чтобы обтереться ледяной водой вызывала дрожь.

Зеркал в храме не было, поэтому девушка могла только догадываться как выглядит: волосы сбились в колтуны, лицо наверняка измазано в пыли, а нестираная одежда засалилась от долгой носки. Ни гребней, ни женской одежды в шкафу Ринора не оказалось и Рилинда уже подумывала о том, чтобы переодеться в мужской костюм, но для этого пришлось бы раздеваться и обмываться водой с осколками льда.

А вдруг наместник не вернётся? Эта мысль уже не в первый раз посещала девушку, но сегодня, после рокочущего ветра и дождя, швыряющего горстями воду со снегом в окна, казалось, что никого больше не осталось. Казалось, что мир померк вместе со светом и надеждой, которая так долго подпитывала Рилинду. Ринор Толант мог погибнуть, мог не сказать никому о том, где спрятал невесту брата. И тогда…

Тогда никто не найдёт её, не придёт за ней и не спасёт. Если бы только было чуть больше съестных припасов, но вяленое мясо уже закончилось, а сухофрукты и подсушенные пресные хлебцы не давали насыщения, орехов хватит на несколько дней. А что дальше? Рилинда прошла в купальню и принялась отстукивать лёд с желоба для подачи воды. Она так распалилась, что скинула шерстяную накидку. Следом полетели обрывки платья.

Девушка сорвала с себя испачканную одежду, намочила нижнюю юбку и принялась оттирать грязь и пот, растирая кожу до красноты. В приступе отчаянной злости Рилинда вынула из кармана накидки найденный в столе наместника короткий нож и неумело обстригла свалявшуюся косу. Чаша заполнилась почти наполовину, и девушка, сделав глубокий вдох, окунула голову.

Стуча зубами и разбрызгивая стылую воду, Рилинда закуталась в накидку и понеслась в комнату наместника за сухой одеждой. Теперь уже не имело значения, что это будет – мужские брюки или суконная рубаха. Главное, чтобы было тепло и сухо.

Девушка разворошила гардероб Ринора, разметав по полу парадные костюмы и старомодные фраки, шёлковые рубашки с кружевами и оборками, несколько пар охотничьих сапог и домашние туфли. Наконец она отыскала то, что нужно: короткие нательные штаны из мягкой пряжи и такую же вязаную тунику – такое бельё надевалось под кожаные доспехи, чтобы не натереть кожу. Поверх мужского нижнего белья девушка накинула ставшую родной накидку и обмотала голову одной из рубашек наместника – не хватало ещё простудиться.

Приступ отчаянного неистовства схлынул так же внезапно, как и наступил, и теперь Рилинда жалела о необдуманном порыве, но чувствовала себя гораздо лучше. Свежесть чистого тела, мягкая одежда и бодрость от ледяной воды придали сил, а прочитанный дневник – пытливого любопытства. Ринор Толант не так прост, не даром он обосновался здесь, собирая древние книги и дневники. Он искал что-то или наоборот хотел сокрыть.

С этой мыслью Рилинда отправилась в импровизированную кладовую. Орехи и сухофрукты можно набрать с собой в комнату и попытаться разгадать секреты наместника. А дальше – будь что будет. Богиня не оставит дитя своё, а Отец-создатель, кем бы он ни был, присмотрит за ней.

Стоило девушке так подумать, как где-то в нижних этажах храма послышался грохот. Пол задрожал под ногами Рилинды, а полуразрушенные колонны в боковых залах начали обваливаться. Девушка с визгом отскочила с середины прохода, прижалась к стене и расширенными от страха глазами смотрела, как часть храма кренится, оседает и ухает в пустоту расселины, обнажая крутые отвесные склоны, острые пики скал и бушующее море, жадно сглотнувшее долетевшие до него камни. Должно быть, буря повредила нижние стены, подточенные временем.

Рилинда не шевелилась несколько минут, ожидая, что оставшаяся часть храма так же рухнет и поглотит её под обломками. Лишь успокоив бьющееся сердце и убедившись в том, что всё затихло, она двинулась дальше, не отходя от стены и нервно поглядывая в пропасть. Ветер теперь не сдерживали стены, он налетал на девушку, пришпиливал её к стене и набрасывался сбоку, пытаясь подцепить и унести вниз. Рилинда с облегчением выдохнула, когда коридор закончился, и укрылась в кладовой. Самое правильное сейчас – остаться тут, рядом с едой, и ждать спасения, но комнатка была узкой и низкой. Девушка сошла бы с ума, если бы пришлось запереться в этой каморке.

Сняв с головы намотанную рубаху, Рилинда собрала все припасы в неё, завязала узлом и продела руку через импровизированную корзину – орехи и хлебцы много не весили. Обратный путь до комнаты Ринора девушка проделала чуть ли не бегом, опасаясь, что ветер усилится. Заперев дверь, Рилинда упала на кровать и расплакалась от отчаяния. Только ей начало казаться, что будущее не так страшно, что это будущее вообще возможно, как боги наказали её за непослушание, за вольные думы и мысли о свободе. Права была Гента – не стоит гневить богов, ибо глаза создателя всевидящи.

Но искушение было велико, ростки надежды, сдобренные умными книгами и витиеватым почерком неведомого Лара, поселились в душе девушки не для того, чтобы тут же зачахнуть. Уже через час в комнате был слышен лишь шелест переворачиваемых страниц и редкие шумные вздохи. Теперь, когда не осталось ничего, что подарит спасение, Рилинда вдруг обрела внутренний стержень, заставивший её жить. Пусть даже ради пытливой настойчивости, с которой она вчитывалась в строки древних преданий и легенд, дневников и справочников.