1.2. Подростковый возраст: путешествие и приключение
(по материалам семинаров и тренингов Е. Бурмистровой для родителей и всех желающих)

Существует социальный миф об этом ужасном, страшном, опасном подростковом возрасте. И иногда родители, думая, что сейчас будет что-то нехорошее, сами создают ситуации, в которых подростку непросто вести себя адекватно. Родительский страх, напряжение, ожидание чего-то плохого выражаются в тревожности, в избыточном контроле, что делает подростка более трудным.

Процесс взросления – это интересное приключение для родителей. Подростковый возраст действительно специфический, потому что очень многое меняется в теле ребенка: меняется гормональная регуляция, происходит физиологическое созревание, скачет гормональный фон, который влияет и на эмоции, и на поведение, и на физиологическое состояние. В обгцем-то, нельзя назвать подростковый возраст гладким и спокойным периодом – многое действительно меняется, и независимо от родителей. Обычно родители не любят то, что они не контролируют. Подростковый возраст контролировать нельзя.

У вас еще год назад был ребеночек, запах имел детский, а теперь это дядечка, фактически с усами. За год – ростовой рывок 15 см со всеми вытекающими. Или была маленькая кроткая девочка, а теперь вы смотрите на нее сзади: «Что это за женщина идет? О, а это моя дочка!» Это резкие изменения: был ребенок – стал выглядеть как взрослый, но по сути остался еще ребенком. Недаром процесс этих изменений называется переходным возрастом. Кто куда переходит? Ребенок переходит из детского состояния в следующий возраст – его еще нельзя назвать взрослым.

Подростковый возраст – это выкукливание, вылупление из куколки. Из кокона появляется совершенно новое существо. В него ребенок входит одним, дальше он в коконе подросткового возраста переваривается, вырастает и потом выходит совершенно в другом статусе, с другим внешним видом, с другими внутренними качествами. Это, конечно, приключение.

Как мы его переживаем, как его переживает ребенок, зависит от очень многих факторов.

Сейчас ученые во многих странах – физиологи и другие медики – наблюдают, что подростковый возраст помолодел, причем за последние 20–30 лет помолодел изрядно. Если 30 лет назад психологи и физиологи считали, что начало подросткового возраста – 12–13 лет у девочки и 13–14 лет у мальчика, то теперь приметы подросткового состояния – и физиологические, и психологические (это разные пласты) – можно наблюдать у девочек 9-10 лет (3–4 класс) и мальчиков 9-10 лет. Это огромный скачок.

Точно так же помолодели все кризисы. То, что мы раньше называли кризисом трех лет (кризис «я сам»), сейчас мы наблюдаем у двухлетних детей. Объяснений достоверных нет, но действительно, дети раньше взрослеют, раньше созревают. Однако ускорилось физиологическое созревание, а психологическое – нет. Ребенок уже выглядит как взрослый, физиологически имеет статус подростковый, а психологические структуры не успевают созреть – в этом одна из особенностей кризиса. Главное, что помолодевший подростковый кризис застает родителей врасплох. Они думали, что есть еще пара лет, а уже и подростковое противоречивое поведение, и подростковые скачки эмоций. И на собрании в четвертом классе учитель говорит: «Родители, не пора ли пользоваться средствами от потливости – в классе стоит запах». Они действительно вырастают, неожиданно для нас и, конечно же, неожиданно для самих себя.

И им сложно не то что справиться со своим текущим состоянием, но даже увидеть, оценить его. Как в «Алисе в Стране чудес»: «Я превращаюсь…» – «А в кого превращаешься?»

Процессы сложные. И нелегко провести аналогию с собой в этом возрасте, потому что мир и все вокруг меняются. Но все равно одна из основных рекомендаций для родителей – попробуйте вспомнить себя подростком. Вспомнить с внешней стороны, что вы делали, т. е. что делал тот подросток, которым вы были, и попробовать, может быть, вернуться к кусочкам опыта. Трудность в том, что подростковый возраст неоднородный. Это длинный период жизни – несколько лет. И если воспоминания позднего подросткового возраста – 14, 15, 16 лет – уже доступны, то воспоминания острого периода – гормонально острого – 11, 12, 13 лет, как правило, не представлены или фрагментарны.

Тем не менее, если ваши дети входят в подростковый возраст, прежде всего пора начинать вспоминать собственный опыт этого периода. Поговорите с кем-нибудь, кто вас помнит в том состоянии: с родственниками, с кем-то из друзей, с братьями-сестрами; вы узнаете много нового, неожиданного и лучше станете понимать, что происходит с вашим ребенком.

Собеседник: Часто подростки грубо отвечают и никакого почитания к родителям уже не испытывают. Людям (особенно православным) приходится непросто, когда ребенок кричит, перечит, не слушает; когда его «несет». Что делать? Стоит ли обрывать подростка? Стоит ли продолжать с ним беседу, когда он не готов к этому?

Екатерина: Это называется на психологическом языке потеря эмоционального контроля.

Повторю, первое, что я рекомендую, – это вспоминать себя и собирать воспоминания о себе, о том, когда вы были подростком, а базовое (ноль, нулевой уровень) – понимать, вы сами сейчас в спокойном состоянии, адекватны или уже совсем не спокойны, и ваши эмоции тоже кипят. Подростковый возраст ребенка – это испытание на эмоциональную крепость родителей. Ребенку положено быть эмоционально нестабильным, особенно если созревание происходит быстро. У него такие гормональные скачки, что мало не покажется никому. Если взрослому человеку вколоть те гормоны, которые гуляют в крови у ребенка, спокойствия не будет никакого. И поэтому должен быть кто-то, кто его уравновешивает. Если ребенка «несет», правильная реакция родителей, т. е. которая не усугубит, не будет эскалировать ситуацию, – это прежде всего сохранять спокойствие. Если вы заразились эмоцией подростка, если вы «поймали» эту эмоциональную волну и ею захвачены, скорее всего, эмоциональная реакция не будет правильной, и ситуация будет повторяться, и с каждым разом сильнее и сильнее.

Иногда в семьях, где есть подростки, доходит до страшной истерии. Ребенок кричит или как-то провоцирует – у него вызывающее эмоциональное поведение. И родители, вместо того чтобы отвечать, сохраняя внутренне спокойствие, спокойствие теряют. Особенно сложно тем, кто придерживается православных ценностей: у них есть идея о структуре, иерархии в семье, что должно быть послушание, и это абсолютно правильно. Но подростковый возраст предполагает вызов семейной структуре. И правильный ответ семьи, семейной системы – показать, но не лобовыми методами, что есть границы, есть иерархия и где-то ты должен слушаться.

Если на провокации ребенка отвечать в лоб, будет скандал. Будет конфликт, и конфликт повторяющийся. С одной стороны, нужно спокойствие, а с другой стороны, родителям подростка придется научиться выставлять границы.

Основная задача подросткового возраста – понимать границы взаимодействия с самим собой, со сверстниками, с другими людьми.

И основное испытание – это проба границ. Растущий ребенок идет и пробует: так можно? а так – можно? где у мамы кнопка? так с ней можно или нельзя? И очень важно показать, как можно, а как нельзя, не впадая в эмоционально окрашенное состояние, но в то же время не залезая за ледяную стену эмоциональной отстраненности.

Собеседник: Наверное, это тоже палка о двух концах: если отходить, уступать позиции в тот момент, когда происходит конфликт со стороны ребенка, когда подростка несет, то – раз уступишь, два уступишь, а потом уважение исчезнет совсем.

Екатерина: Но в то же время, не уступая совсем, мы приучаем ребенка к невозможности компромисса. Это сложный танец – взаимодействие с подростками. Если мы уступаем, подавляем себя, свои желания, бесконечно прогибаемся, мы даем ему неправильный опыт. Но если мы всегда непреклонны, не уступаем ни на секунду, то мы показываем, что договориться невозможно. Если у вас голова не отказывает в тот момент, когда возникают напряженные ситуации, можно думать на два шага вперед. Например, есть вопрос: можно или нет пойти в кино, и мы решаем его. Но дальше мы решаем более глобальный вопрос: можно ли договариваться, когда есть разные точки зрения, когда один считает, что можно, а другой считает, что нельзя. И в подростковом возрасте либо у вас возникнет диалог с уже выросшим ребенком, либо этот диалог прервется и уже может не восстановиться во взрослом возрасте.

Собеседник: Очень часто подростки не готовы разговаривать даже в спокойном состоянии, не готовы делиться своей жизнью с родителями. Кажется, еще вчера ребенок приходил из школы, рассказывал про своих друзей, отношения с учителями, рассказывал какие-то смешные эпизоды на переменках, и тут вдруг – раз! – и умолк. И вытащить из него даже клещами невозможно никаких подробностей. Что делать?

Екатерина: Это называется «закрой дверь в мою комнату». Тут возможно понимание, понимание и еще раз понимание. Очень сложно, когда родителям говорят: «Мама, отстань. У меня нет времени. Это моя комната – закрой дверь, убери младших». Подростки могут быть очень злы, т. е. звучать зло, обороняя свои рубежи.

Очень важно понимать, что это не конец, – это начало нового периода отношений с выросшим ребенком. И это совсем не показатель того, что отношения безнадежно испортились.

Мне кажется, что ребенку нужно дать в известной степени отстраниться – это значит, что вы совсем его отпускаете и ничего про него не знаете. Вы очень внимательно смотрите, слушаете и наблюдаете, но вы не лезете. И тогда ребенок не строит толстые стены.

Сравним с куколкой: для того чтобы превратиться, нужно отделиться. У ребенка очень тесная связь с родителями, ребенок от них очень зависим. Но ему нужно вырасти во взрослого человека, и для этого нужно немножечко отдалиться от тех, с кем ты так связан. Обычно ребенок в этом возрасте отдаляется от родителей, и особенно сложно дается отдаление от родителей своего пола. В этом девочкам может быть сложнее, чем мальчикам, потому что мамы ближе у девочек, а папы, как правило, дальше – они на работе. Папы с мальчиками изначально имеют большую дистанцию, чем мамы с девочками.

Закрытость подростка означает, что он меняется. И родителю это тревожно, он пытается преодолеть закрытость, а ребенок начинает не пускать. Важно сказать: «Да, иди. Хорошо, я не буду заходить. Но ты знай, я готов с тобой поговорить, я готов тебя послушать, мне интересно, что с тобой происходит. Когда у тебя будет желание, скажи мне, и мы найдем время поговорить». Следует понимать, что и в подростковый возраст, и в любой критический период прямые меры не работают, они вызывают сильное противодействие. В этих случаях кратчайший путь не всегда прямой.

Собеседник: Иногда подросток говорит очень обидные и резкие фразы, например, про младших: «Надоели! Уйдите отсюда!» – или про родителей: «Ты ничего не понимаешь! Ты ничего не знаешь!» Но на самом деле в душе же у них не так? Они говорят не совсем то, что чувствуют?

Екатерина: В этот момент они чувствуют именно так. Хотя бы часть из них так чувствует. Нужно понимать, что это не вся правда про ребенка. Правда, но не вся. И в тот момент, когда ребенок говорит: «Надоели! Уйди! Отстань! Я вас ненавижу!» – это не весь ребенок.

Внутри страшно звучащего внешне взрослого человека есть маленькое существо, которое очень нуждается в заботе, маленький ежик, который выпустил колючки и не хочет их убирать. И надо научиться подходить к этому колючему существу в те моменты, когда оно готово впустить. Раковина и колючки – это образы разных состояний подростка, и этих состояний – целый веер. Ребенок бывает такой, такой и еще такой. Он всегда разный.

Полезно видеть в это время с какой «частью» подростка вы имеете дело. Иногда разговариваешь с человеком, и человек – нормальный, вменяемый, даже взрослый, интересный, и вдруг – раз – в глазах что-то изменилось, и пошли другая речь, другой тембр и другая эмоция.

Есть психологический термин – амбивалентность; даже поливалентность – многогранность. И у этой многогранности состояний подростка есть психофизическая основа. Ему самому тяжело. Представляете, когда внутри так штормит? Я думаю, женщины, пережившие климактрический период, понимают лучше. Более молодым полезно вспомнить, насколько нестабильно эмоциональное состояние в первом триместре беременности. Мужчинам может быть более близок образ алкогольного опьянения. Периодически гормоны бьют в голову подростку так, что он действительно становится абсолютно другим. И это не его поведение, это не то, что делает он, – это то, что с ним происходит, и он еще не умеет этим управлять.

Чтобы мирно жить с подростком, нужно попробовать включиться в эту специфику.

Необходимо понимать:

а) специфику возраста;

б) специфику эмоциональных состояний.

Когда вы рожаете ребенка, вы должны понимать, как его кормить, какие лучше памперсы использовать. И в этот новый период нужно приобрести определенную компетентность. Читайте книги о подростках.

Собеседник: Очень беспокоит то, что подростки ничего не хотят. Еще вчера они с удовольствием ходили в театр, занимались спортом, в кружках – теперь отказываются категорически. Что происходит с ребенком? Почему ему ничего не хочется?

Екатерина: Нормальному ребенку не должно хотеться учиться в этом возрасте. Как говорит наш замечательный знакомый священник, «мозг в это время переходит в седалище». Действительно, происходит сдвиг мотивов, сдвиг ведущих устремлений подростка, и это обусловлено тем же самым гормональным статусом. Начинают интересовать ровесники, причем ровесники противоположного пола. И это гораздо интереснее, чем математика или поход в театр. Тревожиться нужно, если этого не происходит. Если происходит что-то такое, что очень неудобно, беспокойно для родителей, это значит, ребенок взрослеет, становится старше. Это созревание настолько выраженное, настолько бурное, что полностью сметаются все возможности учиться. На первый план должны выходить отношения со сверстниками, какие-то события личной жизни, забота о внешнем виде. Это нормальные состояния, нормальные признаки подросткового возраста. Родителям, конечно, это неудобно.

В острый период созревания (он длится год, полтора— зависит от интенсивности) ребенок выезжает в учебе на том, что он знал до этого. Поэтому если у вас есть возможность, создавайте какую-то базу знаний, чтобы у вас было на что опереться. Но, создавая базу и думая о подростковом возрасте, нужно понимать, что дети, систематически перегруженные и лишенные досуга (а это очень многие городские дети), могут очень сложно проходить подростковый возраст. У них может возникать желание освободиться от оков образования, воспитания и развития, и это будет остро. Хорошо, если во все периоды у ребенка есть какое-то свободное время.

Собеседник: Многие родители, особенно в крупных городах, считают, что ребенка в подростковом возрасте лучше загрузить как следует: спортом, или английским, или чем-то еще полезным, чтобы он не таскался по улицам. Опасно.

Екатерина: Загрузить можно, но нельзя ждать, что подросток будет делать это с энтузиазмом, радостно. Он будет сопротивляться, прогуливать иногда, говорить, что этого не хотел. Идеально, если эта загрузка будет его выбором. Например, можно давить, а можно сделать так, чтобы у ребенка было ощущение, что это его выбор. Скажем, бассейн или борьба – и то и другое развивает физически, но можно предложить выбор: «Ты сам выбираешь. Фитнес? Хорошо. Я тебе покупаю полугодовой абонемент» (или: «Мы договариваемся, что ты сколько-то времени это делаешь»). Хорошо бы дождаться просьбы от ребенка. Многие занятия являются либо желанными, либо престижными. И может быть, он сам о чем-то попросит, тогда сам за это и будет отвечать. Подростки очень ценят самостоятельность и когда к их мнению прислушиваются.

Собеседник: Все это, конечно, очень сложно, потому что скоро, например, ГИА, или какие-то другие экзамены, или что-то еще, и кажется, что ты все упустишь. Сейчас он не хочет идти на дополнительные по химии или по математике, а завтра он получит два на экзамене, и все его будущее уйдет коту под хвост…

Екатерина: Можно привести лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить. Мы можем создать все условия, чтобы ребенок учился, даже физически его притащить на занятия к репетитору по химии – и ничего не получится. Ребенок взрослеет, и все меньше и меньше вы его можете заставлять, и все больше и больше он должен сам себя приучать. Это бесконечная история: мы заставляем – и взросление откладывается, потому что мы решаем за ребенка, мы его волевые усилия подменяем своими.

Сейчас, с одной стороны, подростковый возраст помолодел, а с другой стороны, на социальную сцену выходит более инфантильное поколение. Причем еще 20 лет назад, в те самые неблагополучные девяностые, молодые люди были гораздо более взрослые, потому что им приходилось думать о сегодняшнем, о завтрашнем дне. Сейчас времена более благополучные, и родители часто могут дать детям больше в материальном плане – и больше за них решают. Очень часто ребенка дотаскивают до университета или института и сдают. Дальше обычно влияние родителей уже заканчивается. Все, что раньше дети переживали в школе, а к институту подходили уже осмысленно, теперь переживают в институте. И начинаются синдром первокурсника, бросание одного университета за другим, сложности с формированием воли, с целеполаганием. Мне кажется, лучше решить ситуацию на стадии ГИА, сказать: «Тебе тройка— нормально? Ты не хочешь репетитора? Хорошо, не надо», – и не приставать к нему.

Что касается общегосударственных экзаменов – ГИА и ЕГЭ, – слава Богу, сейчас во всех школах детей очень хорошо натаскивают учителя. В этих областях школа продолжает делать то, что она должна, а именно – мотивировать к обучению. Учителя очень заинтересованы в успешной сдаче ГИА и соответственно нагнетают: «Давайте, готовьтесь; вы не сдадите; это важно». И к ГИА многие дети мотивированы, они сами, если вы не предложите раньше, придут и попросят: «Мама, у всех репетиторы, а ты чего меня не дергаешь?» И мама может сказать: «Ты хочешь репетитора? За деньги? Я подумаю. А ты мне будешь помогать, если у тебя будет репетитор?» Не надо бежать впереди и предлагать пять репетиторов немотивированному ребенку.

Собеседник: Все равно страшно. Кажется: а вдруг не придет, а вдруг не скажет «хочу», а потом будешь виноват.

Екатерина: Родители всегда виноваты. Как бы родители ни поступили в подростковом возрасте в определенный период времени, ребенок скажет: «Вы сделали неправильно». Поступи вы противоположным образом, ребенок тоже был бы недоволен. Это такой период. Время, когда ребенок придет и скажет: «Мамочка, спасибо тебе большое! Папочка, спасибо тебе большое!» – будет сильно позже – в 25, а то и в 30 лет.

Запомните: не надо ждать благодарности прямо сейчас. Должно случиться что-то экстраординарное, сверхтревожное, чтобы родители услышали слова благодарности от подростка. Ребенок должен очень испугаться, чтобы поблагодарить родителей. Или какой-то духовный опыт должен прийти, но это нам не подконтрольно. Обычно подросток не благодарит, потому что не видит контекста того, что для него делают. Для него это нормально – как дыхание.

Собеседник: В нашей школе в седьмом классе некоторые родители стали платить детям за учебу: получил пятерку – пятьсот рублей, получил тройку – минус пятьсот рублей. Одна мама платила за успешные отметки в семестре, другая – за текущие. Платят за домашнюю работу по хозяйству; пропылесосил – столько-то денег, помыл посуду – столько-то. Насколько это работает и стоит ли это делать вообще?

Екатерина: Родители – сами творцы своего счастья, и здесь полная свобода творчества: что вы хотите, то вы и можете делать в семье. Но последствия тоже будут ваши. Я отчасти являюсь экспертом по этому возрасту и выскажу свое мнение, с которым необязательно соглашаться.