Жизнь общины вертелась вокруг приходского дома. На первом этаже располагались трапезная, продуктовый и вещевой склады, кухня, а также карантинная зона. В карантине держали чужаков, пока настоятельница принимала решение – дать шанс человеку или отправить его восвояси. Карантинная зона когда-то была довольно многолюдным местом. Но затем количество странников стало стремительно уменьшаться. Последние годы чужие стучались в церковные ворота очень редко – жители Земли поняли, что за черту населённых пунктов лучше не выходить. На планете больше не существовало понятия «дорога». Решив собрать грибов в ближайшем лесу или посадить капусту на загородном поле, нужно было брать с собой все пожитки – назад никто не возвращался.

Пережив встречу с нечистой силой, избежав общения с расплодившимися хищниками, максимум, на что можно было рассчитывать, так это на выход к границе человеческой территории в случайной точке планеты.

При этом встреча с живыми людьми не гарантировалась. Например, «Родник Веры» находился в православном храме. До него ещё нужно было добраться сквозь город.

Сейчас в карантиннике сидел мужчина лет тридцати. Пришёл три дня назад, днём. Ночью ходоки никогда не появлялись. В этом были уверены все члены общины, но вот Хромушка обладала другой информацией.

Второй этаж был жилым. Квартиры, больше похожие на палатки из покрывал и стульев, которые Софья строила в детстве, оставляли свободным совсем немного пространства. Сейчас в Роднике жило меньше ста человек, некоторые стенки давно разобрали, увеличив площади клетушек, но всё равно было очень тесно.

Сегодня Кривицкая припадала на ногу особенно сильно – конечность ныла, предсказывая перемену погоды в ближайшие часы. Сняв обувь, чтобы меньше шуметь, девушка шла в сторону лестницы. Передвигаться приходилось по памяти, вытянув руку вперёд, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие – на жилом этаже до сих пор сохранились жалюзи, их каждый вечер закрывали по особому указанию матушки-настоятельницы. Темнота была густой и наваристой.

Дойдя до лестницы, Хромушка обернулась – не разбудила ли кого-нибудь, не смотрят ли удивлённо на гуляющую по ночам соседку. Удостоверившись, что в такой тьме её вряд ли разглядят, ушла наверх.

На третьем этаже штор не было, в вытянутых вперёд руках необходимость отпала. Софья обулась и двинулась вперёд.

Здесь находились библиотека, лазарет и «Музей памяти». В музее хранились вещи, напоминавшие прихожанам о прошлой, нормальной жизни, а также предметы и фотографии умерших как до, так и после Катастрофы. Место отцовских часов было здесь, но Соня не могла выставить на всеобщее обозрение частичку своей души. Заходили сюда редко – никому не нравилось бередить старые раны.

В лазарет помещали заболевших. Поскольку достать лекарства в городе удавалось очень редко, основу лечения обычно составляли молитвы. Помогало плохо. Проходя мимо пустующих сейчас коек, Хромушка в который раз со злостью подумала, что её дар мог бы вполне пригодиться людям. Но рассказывать о нём нельзя было категорически. Невзирая на его гипотетическую пользу, Софьюшку могли отправить на костёр. Творить чудеса в Роднике Веры имели право лишь Ксения Аристархова и её дьяконы.

«Ведь их способности – Божий промысел, а проявляющиеся умения остальных – от Дьявола. Ненавижу».

Почувствовав, как злость подкатывает к горлу, Соня на пару минут остановилась, чтобы успокоиться. Нельзя, нельзя терять контроль. Хотя последние три месяца сдерживаться, не сверлить убийственным взглядом Аристархову, не хамить, вести себя, как обычно, становилось всё трудней.

Подойдя к дальней двери, Хромушка достала из кармана длинной юбки ключ, с трудом провернула его в замке, а затем зашла в свою вотчину. В церкви ещё до Катастрофы имелась богатая библиотека, да и позже люди тащили в храм любые найденные газеты, учебники, журналы. Отец Павел, увидев в девочке любовь к печатному слову, отрядил её заведовать читальней. Соня гоняла крыс и мышей, следила за порядком и за тем, чтобы члены общины бережно обращались с книгами.

Правда, уже через три дня после смерти батюшки Аристархова запретила людям выходить за ворота. Во имя безопасности. Теперь город могли посещать лишь она сама и дьяконы. Пять человек не могут обеспечить приход всем необходимым, и книги стали нужны не для чтения, а для других целей.

Нынешние обязанности девушки предполагали разделение книг на важные и неважные. Неважные шли на затыкание щелей, розжиг костров, из них делали кульки для сушёной травы и многое другое. Каждую книгу Софья отстаивала с боем и, естественно, всякий раз проигрывала. Художественной литературы, учебников, газет практически не осталось. Лишь религиозные тексты были неприкасаемы.

⁂

В библиотеке пахло мышами. Хромушка прошла в дальний угол – там, за стеллажами, находилась маленькая дверь – второй выход на крышу. Поскольку имелся ещё и первый, над лазаретом, ключ к конкретно этой дверце особо не искали.

Никто, кроме Софьи, не знал, что ключик хранится в одном из книжных шкафов, на верхней полке.

Это была её тайна. Иногда, в бессонные ночи, Соня выбиралась наверх, смотрела на звёзды и вспоминала ту жизнь, что резко исчезла одиннадцать лет назад. Девушке тогда было лишь двенадцать, но прошлое не покрылось пылью, не стёрлось и не исчезло. Она прекрасно помнила, каково это – жить, не боясь каждую минуту, есть досыта и спать вдоволь. Она помнила отца и мать, младшую сестру, школу, все свои мечты и надежды. И день, когда всё перевернулось с ног на ногу, тоже.

Кривицкая проверила мышеловки. Одна жертва имелась и даже всё ещё подёргивала лапками. Держа грызуна за хвост, Хромушка наконец-то вылезла на крышу.

Полёвка больше не трепыхалась, и Софья положила её на покрытый лишайником шифер. Девушка очень надеялась, что та, для кого предназначалось угощение, сегодня появится.

А пока крыша была в её единоличном пользовании. Соня села и стала рассматривать город. Здание прихода было не слишком высоким, но жилые кварталы начинались чуть поодаль и не мешали видеть окрестности – автомобильную стоянку перед строительным рынком, крыши торговых павильончиков, тротуары и дорогу. За одиннадцать лет природа взяла своё, и кое-где асфальт уступил место молодой лесной поросли.

Там, за церковной оградой, кипела жизнь. Жаждущие крови уродливые создания, когда-то бывшие людьми, рыскали вокруг храмовой территории, не делая, однако, попыток прорваться внутрь. Стая каких-то существ, полуженщин-полуптиц, неторопливо летела на восток. Маршрут их пролегал прямо над церковью, но Соня даже не попыталась спрятаться – она знала, что ничего страшного не случится. И верно – не долетая до ограды пары десятков метров, сверхъестественная стая синхронно повернула и облетела церковь по широкой дуге.

На строительном рынке внезапно вспыхнул свет, раздалась громкая музыка. Деталей отсюда было не разобрать, но по дёргающимся теням, хохоту и радостным визгам стало понятно, что кто-то устроил стихийную дискотеку.

Софья прекрасно знала, что безудержно веселятся отнюдь не люди. На мгновение стало завидно – «хозяева планеты» живут за забором, питаются вздувшимися консервами, вычёсывают друг другу вшей и умирают от родовой горячки. А совсем недалеко наслаждаются жизнью приспешники Тьмы, без зазрения совести занявшие место человека. Днём они практически не были заметны – то ли уходили подальше от Храма, то ли отсыпались. А вот ночью Соня не раз наблюдала разгул нечистой силы.

Мимо ограды прошла стая волков. Сидя на крыше, диких животных Хромушка видела так же часто, как и монстров. Звери уже забыли, что людей нужно бояться и, в отличие от чудовищ, не сторонились церкви. Поэтому красивый забор из витых металлических прутьев был укреплён досками, шифером, фанерой и прочими подручными средствами.

– Почему так? Почему мы здесь, а они там? – Пробормотала Софья. – Может, это здесь конец света, а там – начало новой жизни?

Обмахнув волной воздуха, на крышу бесшумно приземлилась сова.

– Ур-р, – сказала она.

– И тебе привет, – прошептала Хромушка старой знакомой, прилетавшей практически каждый раз, когда девушка выбиралась на крышу, – я соскучилась. Где была, что видела?

Птица, конечно, не ответила, а склонила голову набок и с интересом уставилась на мышиную тушку.

– Это тебе. – Соня подтолкнула грызуна к лапам птицы. – Приятного аппетита.

Сова посмотрела на девушку своими круглыми глазами, моргнула, раскрыла клюв, выронила на крышу несколько раздавленных ягод земляники и принялась трапезничать.

Это было не слишком приятное зрелище, поэтому Хромушка отвернулась. Земляника предназначалась ей – птица часто притаскивала подарки. Хоть у ягодок и был неприглядный вид, девушка решила не привередничать и съела угощение.

В центре двора располагалась церковь. Купола её немного утратили блеск, штукатурка кое-где обвалилась, но здание всё равно вызывало благоговейный трепет. Даже у Сони, которая, как ей самой казалось, утратила веру в тот самый день, когда погиб отец Павел.

У западной стороны храма пригорюнилась колокольня. Доступ в неё был закрыт – матушка Ксения объясняла это святостью места. Именно над крышей колокольни священника настигла смерть. Да никто особо и не рвался – периодически кровь на стенах непостижимым образом обновлялась, напоминая о случившемся. Дьяконы сняли колокола много лет назад и перенесли их в церковный подвал, оставив один, не очень большой. Для него соорудили перекладину перед церковью, исправно звонили, но радостных переливов, которые знает любой православный человек, члены Родника давным-давно не слышали.

Северную часть двора занимали приходской дом, котельная, колодец и сарай, в котором когда-то держали кур и корову. Уже лет пять животных в общине не было.

Вся остальная территория использовалась с максимальной пользой. Львиную долю занимал огород. К сожалению, с ним общине не везло – морковь и картофель с каждым годом становились всё мельче, стручки фасоли часто оказывались пусты, а тыква не завязывалась. Специалиста сельского хозяйства среди жителей прихода не было, и никто не знал, как улучшить качество и количество урожая.

Дошло до того, что бережно собирали крапиву и лебеду. Затем сушили и использовали в пищу. Это были единственные растения, комфортно чувствовавшие себя на истощённой почве.

Сова закончила обедать, шагнула к девушке и благодарно клюнула в предплечье.

– Не за что, дорогая. Когда-нибудь сочтёмся.

Мужчины дежурили во дворе каждую ночь в соответствии с установленным графиком. Вот и сейчас у калитки сидели Иван и дядька Тихон, резались в карты и тихо переговаривались. С такого расстояния можно было разобрать лишь отдельные слова – «караси», «ушица» и «воблер^[1]». Иван всё больше молчал, а дядька очень эмоционально размахивал руками, вздыхал и горестно качал головой. Видимо, скучал по рыбалке. При этом ни один, ни другой не повышали голоса, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания с той стороны забора.

– Совушка, как думаешь, будет ли лучше? Или это глупые надежды? Может, Аристархова права, и мы одно из немногих сообществ, где люди сохранили человеческое лицо? Смотри – Ваня и дядя Тихон вполне мирно ностальгируют по рыбной ловле, у нас есть еда, хоть и скудная, вода, хоть и в ограниченном количестве. Мы не скатились в разврат, мы ухаживаем за своими стариками, воспитываем детей. Вспомни только, что рассказывают странники. И как они готовы целовать