Глава 4. Первый контакт

Демид

– Демид, я не могу больше! – психует жена, расхаживая по комнате.

– Ты же хотела детей, – напоминаю ей, откладывая бумаги, с которыми устроился прямо на кровати.

– Я своих хотела. Наших с тобой! Чтобы малыш совсем. А это совершенно чужая девочка! К тому же уже довольно большая.

– Так и найди с ней общий язык, Нат! – злюсь, отшвыривая документы в сторону. Листы улетают на пол. – Ты же когда-то диплом педагога за каким-то хреном получала! Вот и вспоминай, чему тебя там учили.

– Тася плачет все время, Демид, – уже чуть спокойнее отвечает жена. – Не разговаривает, не ест, не выходит из комнаты. Это кошмар! Верни ее назад.

– Это вещь, что ли? Захотел, купил, захотел, обратно сдал? Тася – моя дочь. Моя!

– Дёма… Демид, – Она присаживается передо мной на корточки, обнимает своими ладонями мои и прикасается к ним губами. – Дёма, я умоляю тебя, заклинаю, верни ребенка родителям. Так всем будет лучше!

– Не могу… Даже если бы мог, не вернул, – осторожно отнимаю свои руки.

– Почему?

– Потому что это моя дочь, – напоминаю жене. – Мой единственный ребёнок, Нат.

– Давай повторим попытку ЭКО… – Она снова хватает меня за руки. – Демид, давай попробуем. Я прошу тебя. У нас еще могут быть общие дети. Ты ведь можешь видеться с Тасей. Я не буду против. Верни ее родителям, назначьте расписание и все. Ты же все можешь, Дём. И помогать ей деньгами можешь, если это понадобится.

– Хватит!

Встаю и молча иду к двери. Устал. У меня был адски тяжелый месяц и дома отдохнуть не выходит. Наташа почти ничего не знает о Тасе, о том, почему малышка оказалась в нашем доме. Я объяснил лишь, откуда ребенок. Сам был в шоке, когда услышал эту историю, но простые проверки показали, что «отец» девочки не солгал. Они с женой после потери собственного ребенка и неутешительного диагноза тоже проводили подсадку, используя для оплодотворения донорский материал. Мой.

Так вот интересно сложилось. Они не могут иметь совместных детей, мы с Натой тоже. Проблемы разные, результат один. Когда обследование с женой проходили и выяснилось, что я полностью здоров и профпригоден, врач предложила стать донором, чтобы помочь другим семьям, которые очень хотят детей и по разным причинам не могут.

На условиях полной анонимности я согласился, наверное, просто потому, что хорошо понимал тех людей, у кого не получается. Это привело меня сюда, в точку, где у меня есть семилетняя дочь.

Я нанял для малышки лучшего психолога, но результата пока нет. Прошло слишком мало времени.

Отлипнув от стены, захожу в царство нежных ванильных и молочно-розовых оттенков. Гирлянда с крупными желтыми лампочками горит над кроватью. Под одеялом всхлипывающий комочек, накрытый с головой.

Сажусь на пол у кровати. Облокачиваюсь на неё спиной и не представляю, какими словами сказать ребенку, что мама, которую она требует, не придет больше. Она погибла в той аварии, в которой Тася чудом спаслась. А отец… Я бы сам убил его, если бы мог!

– Тась, а пойдем завтра гулять? Я возьму выходной, и мы весь день проведем вдвоем. Хочешь?

Молчит.

– А я вот очень хочу. У меня в этом месяце еще не было выходных. Сходим в парк или торговый центр. Куда захочешь.

– К маме хочу, – плачет малышка.

– Я не могу отвезти тебя к ней, – ухожу от объяснений. – Но я очень хочу, чтобы мы с тобой подружились.

– Зачем? – спрашивает мышонок, высунув нос из своей импровизированной норки.

– Мне нужен друг, с которым иногда можно гулять. Погуляй со мной завтра, Тась.

– А потом ты отвезешь меня к маме?

Нервно сглатываю. Она так на меня похожа, что иногда даже чуточку страшно. Русые волосы, большие карие глаза и характер. Такая же упрямая и настойчивая.

– Почему мне нельзя к маме? Она больше меня не любит?

– Уверен, что любит. Твоя мама, малыш, она… – понимаю, что надо сказать.

Как правильно? Не сделаю ли я хуже? Но куда хуже то? Мне кажется, дальше только прямиком в ад. Хотя для девочки, которая в один миг лишилась своей привычной жизни, мамы, мужчины, которого она считала отцом, это он и есть сейчас. Настоящий ад. Чужой дом, чужие люди, чужие вещи.

– Тасенька, твоя мама очень-очень тебя любит, – подбираю слова. Вспоминаю какой-то дурацкий старый фильм и там было примерно вот так, – она на небе сейчас. И оттуда за тобой смотрит. Прямо со звездочки.

– Моя мама умерла? – произносит страшные слова эта хрупкая кроха.

– Прости, – опускаю взгляд.

Мне почему-то стыдно перед ребёнком за такие страшные новости.

Тася снова плачет, я глажу ее по волосам, бормочу нечленораздельно слова поддержки и обещания.

Не выдержав больше детских слез, встаю, беру Тасю на руки, прижимаю к своей груди и уже с девочкой на руках сажусь на ее кровать.

– Все хорошо будет, – целую ее в макушку. – Обещаю тебе, – плавно раскачиваюсь вместе с ней. – Все наладится. У тебя будет новая жизнь. Красивая одежда, игрушки, лучшая школа, кружки. Расскажешь мне, чем ты больше всего любишь заниматься?

Тася снова не отвечает, но и не плачет больше. Слушает мой голос, хлюпая носом. Она совсем не спрашивает про отца. Психолог говорит, что девочка прекрасно понимает, что этот мудак ее предал. Не представляю, как такое возможно. В моей циничной, расчетливой башке не укладывается, как можно отдать… Не так. Продать своего ребенка. Надо называть вещи своими именами.

Ты, сука, растил ее семь лет! И вот так, как котенка, просто выбросил из своей жизни.

А Ната не понимает, как я смог так быстро принять малышку. Я и сам не понимаю. У меня появилось ощущение целостности с ее появлением. Будто вот так оно и должно быть. Просто понимание, что это по-настоящему моё.

– Я люблю играть в футбол, – вдруг тихонечко признается Тася. – И еще мама… – ее голос снова дрожит. – Мама обещала отдать меня в музыкальную школу на пианино.

– Ч-ч-ч, – глажу ее по спинке. – Будет тебе и футбол, и музыкальная школа. Хочешь, прямо завтра сходим и все узнаем?

– Хочу, – она доверчиво обнимает меня обеими руками за пояс, прижимается щекой к груди и, пригревшись, засыпает, сидя у меня на коленях.

Глава 5. Бред какой-то

Агния

Сонливость и муть в голове проходят только к обеду. Даня утром уехал на работу, Вика, скорее всего, еще в университете. Дома тихо. Накинув халат, иду на кухню, закручиваю кран, чтобы вода не капала в раковину. На сушилке разложена чистая посуда после завтрака. В кофеварке остатки кофе. Мне нежелательно его пока, ставлю чайник, беру Данину кружку с сушилки просто потому, что она мне не чужая. Кидаю в нее пакетик и кубик сахара. Подхожу к окну, смотрю во двор. Там, на площадке, играют незнакомые мне дети с незнакомыми мамочками. Смотрю на них и сердцу становится больно.

«Где же ты, моя Тасенька?» – этот вопрос застрял в моей голове.

Пока муж не видит, позволяю себе поплакать. Тихонечко, все время глотая застревающие в горле комки.

Щелкает чайник. Заливаю пакетик кипятком, беру кружку с собой и снова иду по квартире. Меня ведет в комнату Вики. Здесь опять хаос. Сделав несколько глотков чая, ставлю кружку на стол и собираю вещи с пола. Среди них обнаруживается мужская футболка. Данина! Ее я тоже помню. Подношу к лицу, вдыхаю запах, чтобы убедиться, что я права. Да, его… и запах остался. А поверх Даниного одеколона наложился запах Викиных духов. В груди неприятно колет ревностью. Отгоняю ее. Он не станет. Нет. Что за ерунда? Вика – девчонка совсем, да и сестра моя. Даниил не такой…

А какой?

Голова снова начинает болеть. Что еще перепуталось в ней? Что еще я забыла?

Забираю кружку, футболку Данилы и быстро ухожу из спальни сестры.

Мне хочется на свежий воздух. Это отличная идея! Прогуляться по двору, съездить по тому адресу, что я помню. Вдруг все прояснится? По крайней мере это поможет мне убедиться в том, что мой муж говорит правду, и я действительно временно потеряла память.

Так и не допив чай, бросаю на нашу кровать футболку мужа, быстро собираюсь, иду к двери, дергаю за ручку, щелкаю внутренним замком, толкаю. Она не открывается. Серьезно? Они меня заперли? Да это невозможно! Любой замок можно открыть с двух сторон. Щелкаю снова. Резче дергаю ручкой, толкаю боком эту чертову дверь. Не открывается!

Ищу телефон. Моя книга контактов тоже сильно поредела. Это я тоже забыла? К черту! Звоню мужу. Даниил не берет трубку. Мечусь по квартире, не снимая верхней одежде, жду, когда перезвонит.

Телефон вздрагивает в руке.

– Что случилось? – с ходу беспокоится Даня.

– Вы меня запрели?! – выпаливаю на эмоциях.

– Успокойся, – просит он. – Да, я врезал еще один замок, который открывается только снаружи. Я не могу все время находиться дома, хотел, но на работе завал, родная. А как тебя выпускать одну? Ты же заблудишься. Это временная мера, пока не вернется память.

– Мог бы просто сказать, – обиженно отвечаю.

– Ну прости меня. Дурак. Я беспокоюсь. Как ты чувствуешь себя? Я не перегнул ночью?

– Нормально я себя чувствую, Дань, если не считать, что живу чужой жизнью!

– Ась, – вздыхает. – Любимая, это наша с тобой жизнь. Не начинай, пожалуйста. Вика придет, можешь с ней сходить погулять или меня дождись. А куда ты, кстати, хотела пойти?

– Простой пройтись. На меня давят стены, – не рассказываю ему всей правды.

Плохо, что между нами начинаются секреты, но интуиция не дает мне раскрываться перед мужем. Мы с ней все еще параноим.

– Потерпи немножко. Я постараюсь вырваться пораньше, и мы погуляем.

– Хорошо. Дань? – решаю еще кое-что спросить.

– Что, родная? – так тепло, заботливо и нежно.

Чувствую себя сумасшедшей.

– А что твоя футболка в комнате Вики делала?

– Какая футболка? – искренне не понимает он.

– Серая, с тремя белыми полосками на груди.

– А-а-а… Хрен ее знает. У Вики и спроси. Я эту футболку уже месяц не видел. Ну хорошо, что нашла. Я бы в ее хаосе скорее сам потерялся, – смеется он. – Ладно, Ась, я побегу, у меня работы много. Люблю тебя. До вечера.

– Пока… – вздохнув, опускаю руку с трубкой на колени.

Вики все еще нет. Эта зараза, скорее всего, теперь только к ночи объявится. Я вернулась домой, теперь готовить и убраться не обязательно, можно снова гулять.

Переодеваюсь обратно в домашнее. Осматриваюсь. Так, где я еще не смотрела? На верхах!

Беру табуретку и начинаю исследовать все верхние шкафы и место под потолком на них. Кроме пыли и незнакомого мне старого хлама ничего найти не удается. Данькины инструменты для мелкого домашнего ремонта, пара банок краски в туалете в шкафчике над унитазом. Там же засохшие кисточки, остатки обоев. Ничего из этого не помогает мне вспомнить.

Телефон напоминает о витаминах. Пью в прикуску с шоколадкой, ложусь на диван в гостиной, включаю телевизор и опять засыпаю.

Мне снится моя малышка и почему-то кладбище.

Тасенька стоит у могилки с простым гранитным памятником и горько плачет.

– Мама. Мамочка…

Теперь я могу прочитать, что написано на этом камне. Там мое имя, моя фотография. По позвоночнику течет струйка холодного пота.

– Девочка моя, я здесь, – тяну к ней призрачные руки, но она не видит.

Моя кареглазка продолжает горько плакать. Ее берет за руку чужой мужчина…

– Тасенька, нет! Стой же, дочка! Нельзя ходить с чужими! – отчаянно кричу, но мои слова лишь разбиваются о гранит на моей могиле.

Захлебываясь слезами, я пытаюсь проснуться. Кричу, срывая до хрипоты голос. Меня крепко прижимают к себе чьи-то руки. Целуют теплые губы.

– Ш-ш-ш. Просыпайся, родная. Это кошмар. Тебе всего лишь снится страшный сон. Просыпайся, – узнаю голос мужа.

Открываю глаза. Он смотрит обеспокоенно, большими пальцами стирает слезы с моего лица. Сердце так колотится, что дышать больно. Даня приносит мне стакан прохладной воды. Она с трудом просачивается в сдавленное горло.

– Легче? – Данила снова садится рядом, берет меня за руку.

– Да, спасибо, – прокашливаюсь и отвечаю ему.

– Я сейчас быстро перекушу и пойдем погуляем. Ты права. Тебе обязательно нужен свежий воздух.

***

Выходим на улицу. Со мной здороваются соседи. Та самая бабушка Маша приветливо мне улыбается. Язык не поворачивается поздороваться в ответ. Невежливо, знаю, но диссонанс в голове отодвигает все остальное на задний план.

Даня берет меня за руку, скрещивает наши пальцы в замок и ведет вдоль дома. Выходим на узкую дорожку за местными гаражами, бредем по ней. Оказывается, здесь совсем рядом есть детский сад, а чуть дальше школа. Очень удобный район. Есть магазинчики, детские площадки. Такие места обычно выбирают семьи с детьми, чтобы все было под рукой. Почему здесь мы, если у нас детей нет?

– Хочешь мороженого? – интересуется муж, поглаживая мою ладонь большим пальцем.

– Нет, – кручу головой. – Расскажи мне еще что-нибудь о нас, пожалуйста. Что-то значимое, что могло бы подстегнуть память.

– Да я вроде все рассказал уже, родная, – растерянно жмет плечами.

– Я работала до аварии?

– Нет, – качает головой муж. – Наш бизнес хоть и шел с переменным успехом, но я все же в состоянии обеспечить свою любимую женщину и позволить ей не выходить на работу. Тебя уволили, помнишь? Ты очень переживала, что у нас не получается малыш после выкидыша, стала рассеянной и осталась без работы. Но мне это даже нравилось, и сейчас нравится, – улыбается муж и нежно целует меня в щеку, приобнимая за талию.

Тактильный Даня в своем репертуаре. Пусть, если ему так нравится, я не против, даже на улице это приятно. Льстит. Взрослые вроде уже, а обнимаемся на людях как подростки.

– Мне приятно, что меня дома ждут любимая жена и вкусный ужин. Ты не уставшая и тебя можно сладко тискать всю ночь. Какой мужик о таком не мечтает?

И правда… Только вот я помню другое. И эти воспоминания такие же реальные, как моя Тася. Да, меня уволили, но по другой причине, а потом иммунитет дочки окреп, она стала стабильно ходить в детский сад, а я вышла на другую работу. Не такую престижную, как у меня была, сильно проще, но я ее помню. А еще мы ходили с Тасей на подготовительные. Ей ведь в сентябре идти в первый класс. И школа не эта, другая.

Снова подмена в сознании на фоне стресса?

Бред какой-то! Я ведь не чувствую себя ни сумасшедшей, ни потерявшей память. Это так и бывает? Я совсем ничего об этом не знаю.

– Дань, мне нужен психотерапевт, – сообщаю мужу. – Мы ведь можем сейчас себе его позволить?

– Можем, – кивает муж. – Я подумаю об этом.

– А еще у меня был ноутбук. Где он?

– В ремонте, но его скорее всего не восстановят. Мы с тобой вылили на него целый бокал вина, – смеется Даня. – Возьми пока Викин, она все равно целыми днями в телефоне сидит, а я узнаю, что с твоим. Если не выйдет восстановить, купим новый.

– А знаешь, – смотрю на него приподняв голову. – Я все же хочу мороженое.