Глава 1. Хотела Аня новую жизнь

Пожалуй, это самое лучшее лето на свете. Лучшее потому, что я наконец-то беру свою судьбу в руки и вот-вот поступлю в университет.

Приют, одна общая комната на двенадцать человек, душ с облупившейся краской и частым отсутствием горячей воды – это всё в прошлом. “Теперь меня ждут четыре года в педагогическом и долгожданное счастье!”, – говорю я себе.

Тем более сегодня последний из вступительных экзаменов. Математика – не мой конёк. “Но я так усердно занималась, что даже спала с учебником под подушкой. Так что всё обязательно пойдёт как по маслу!” – уверяю себя, как вдруг слышу жалобное мяуканье. Такое тонкое и слабое, что сердце сразу сжимается. Через несколько шагов вижу троих парней, склонившихся над чем-то у куста.

Даже издали видно, что это не те ребята, с которыми стоит связываться. Самый высокий – лысый, с бычьей шеей и татуировкой, выглядывающей из-за синего засаленного воротника. Второй – щуплый блондин с нервным дёрганым движением рук и неприятной ухмылкой. Третий – смуглый крепыш в спортивной куртке с неправильной эмблемой известного бренда.

Уже собираюсь обойти их стороной, как вновь слышу писк и замечаю, что блондин что-то пинает. Точнее не что-то, а кого-то.

Котёнок – крохотный, не больше моей ладони, с грязной, слипшейся от влаги шёрсткой! Он пытается отползти, но не может. Из его крошечного рта вырывается такой отчаянный писк, что у меня ком в горле встаёт.

Сердце бешено колотится. Руки начинают дрожать, а в груди разливается такая горячая ярость, какой я никогда раньше не испытывала.

– Отпустите его!

Сама не понимаю, в какой момент оказываюсь близко. Голос дрожит, но звучит достаточно громко. Трое оборачиваются, и лишь теперь я понимаю, насколько непродуманным был мой поступок. Да они меня сейчас на месте прибьют!

– Рыжуля, иди куда шла! – бросает лысый, отмахиваясь.

От его движения меня обдаёт смесью пота и дешёвого одеколона.

– Да погоди, чего ты её гонишь? Может, она так познакомиться решила? – присвистывает блондин и скользит по мне таким взглядом, что внутренности скручиваются узлом.

– Плоская как доска, смотреть не на что, – хрипло говорит первый, разглядывая меня с головы до ног. – Дуй отсюда, рыжая!

– Котёнка мне сначала отдай! – выпаливаю я, чувствуя, как внутри всё сжимается от страха, но гнев сильнее.

Я не могу оставить котёнка этим живодёрам.

– А ты, я смотрю, дерзкая, – скалится блондин, обнажая неровные зубы с жёлтым налётом, и наступает на меня так, что колени бы затряслись, но в критических ситуациях моё тело реагирует наоборот, а мозг так и вовсе выключается.

Потому вместо того чтобы отступить, я лишь крепче сжимаю кулаки, хотя знаю, что против этих парней не выстоять. Я слабее в разы, зато бегаю быстро.

– Макс, она походу глухая, но не слепая. А ну, придави этого кошака! – требует он, и только лысый заносит ногу, как у меня красная пелена перед глазами встаёт.

Даже не понимаю, как я так быстро откручиваю крышку от термоса и замахиваюсь, но горячий чай уже расплёскивается по телам живодёров. Они, вопя и ругаясь, отлетают в сторону, а я, лишившись последних капель инстинкта самосохранения, живо хватаю котёнка и пускаюсь прочь со всех ног.

Малыш в моих руках дрожит и пищит. Он такой лёгкий, что кажется невесомым, а его сердечко колотится, как маленький моторчик. "Ничего, маленький, я тебя спасу," – шепчу я, прижимая его к груди: "Главное добежать до людей! Там нас не тронут!" – думаю я, пока ноги несутся по тропинке в парке. А людей, как назло, нет, одна лишь бабуля в соломенной шляпке гуляет со шпицем. И она нам не сможет помочь.

– Стой, рыжая! Ты за это ответишь! – доносится яростный рёв лысого мне в спину, когда пролетаю мимо очередной лавки. Слышу тяжёлый топот нескольких пар ног.

Не оборачиваюсь, и так понятно, что эти трое бегут за мной, и если догонят… ой, мамочки! От страха внутри всё холодеет, но руки крепче прижимают дрожащий комочек к груди.

– Перехватывай с той стороны! – ещё один крик позади, и я понимаю, что дело плохо! Очень плохо!

Сходила Аня на экзамен, счастливую жизнь начала. Ну конечно! Вместо того чтобы сейчас праздновать поступление, бегу от каких-то отморозков через весь парк.

Тут же сворачиваю с одной тропинки на другую, надеясь, что хоть так избегу засады. Лёгкие горят от бега, в боку колет, но останавливаться нельзя. Нужно лишь добраться до моста, что идёт через реку, а там будет остановка с людьми.

Котёнок в руках слабо мяукает, его маленькое тельце сотрясает дрожь. Я чувствую, как его коготки цепляются за мою футболку в поисках защиты, и это придаёт мне сил бежать дальше. Но я понимаю – вдвоём нам не уйти.

"Так, милый, посиди здесь!" – мысленно говорю котёнку, остановившись на несколько секунд, чтобы спрятать его за кусты жасмина. Где-то здесь часто бродит кошка, она как раз окотилась, так, может, и этого бедолагу примет. Не дело расти без семьи, как сорняку. Уж я-то знаю.

С такими мыслями и оставляю котёнка, тут же сворачиваю на последнем повороте к мосту и уже чувствую эйфорию, ибо преследователей не видно, а вот мостик как раз передо мной, такой близкий, такой спасительный.

Но едва я забегаю на скользкий после августовского дождя настил, как путь спереди мне отрезает худощавый блондин. Его зрачки расширены, на лице перекошенная ухмылка, а руки подрагивают от нервного возбуждения.

– Попалась, рыжая! – рычит он мне, растягивая губы в жуткой улыбке.

Я тут же делаю несколько шагов назад, но старые кеды скользят по мокрым доскам. Я теряю равновесие и падаю. Надеюсь ухватиться за низкие перила, но какой там, с моей-то неуклюжестью.

Пальцы лишь царапают влажное дерево. Свист ветра в ушах, а затем тело пронзает такая боль, будто сотни игл входят в кожу до самых костей. Вода обнимает целиком, обжигает ноздри, царапает горло. Тут темно, не видно, где поверхность, где дно, и как бы я ни карабкалась, кажется, что не выберусь.

Но сдаваться – это не про меня, потому делаю рывок. Ещё рывок, когда кажется, что сил уже нет. И вот он, свет… блёклый, тусклый… но свет. Ещё рывок, и тут всё резко гаснет.

Нет ни боли, ни усталости. Нет ничего. Только странный звук падающих капель, раздающийся где-то далеко-далеко, будто за стеклом. К нему присоединяется голос. Глубокий, низкий, с хрипотцой, и, кажется, сердитый, а затем тело резко обдаёт холодом.

Хочу сжаться, а тело не слушается, зато я чётко ощущаю, как натягивается мокрая ткань на груди, будто кто-то собрался расстегнуть мою рубашку.

Что?

– Руки прочь, не то сломаю! – выпаливаю я, вскочив каким-то неведомым образом, и тут же захлёбываюсь водой, хлынувшей из горла фонтаном.

Боль вновь всё обжигает, голова резко начинает кружиться, в глазах всё ещё темно, и я вовсе не уверена, что мои слова кто-то расслышал. Тут же моргаю, пытаясь как можно скорее прийти в себя, и застываю, когда сквозь шум в ушах слышу:

– Кхм…