Тут она потянулась к маленькому инкрустированному бриллиантами столику, на котором лежал белый шёлковый мешочек, обсыпанный бриллиантиками. Императрица достала из мешочка орден святого Георгия 4-й степени и подошла к Ланжерону.

Шевалье вздрогнул от отвращения, когда к нему приблизилось опухшее багровое лицо Екатерины. Императрица же, почувствовав рядом молодое мужское тело, задрожала. Прикрепив к груди Ланжерона Георгия, она вместо того, чтобы едва прикоснуться губами к его лбу, буквально впилась в его губы. В лице шевалье изобразилось чувство какой-то гадливости. Екатерина отпрянула и засеменила прочь из бриллиантовой гостиной.

Когда был заключён мир со Швецией, Ланжерон отправился, наконец, в дунайскую армию, к Г. А. Потёмкину и принял участие в блокаде крепости Измаил. 11 декабря, во время штурма этой крепости, он находился в колонне генерала Арсеньева, выдержавшей массированный огонь турок.

Великий русский полководец генералиссимус А. В. Суворов сказал о поведении Ланжерона во время штурма, что он «оказал отличную неустрашимость в атаке неприятеля». За участие в штурме Ланжерон был награждён золотой шпагой с надписью «за храбрость».

КАРТИНКА

ШТУРМ ИЗМАИЛА

Генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов был в полнейшем бешенстве. Его маленькие синие глазки-буравчики неожиданно расширились и потеряли свой хитроватый прищур – теперь в них полыхала ярость.

Суворов топнул ножкой, окатив липкой мутной грязью себя и своего спутника (они оба были так взволнованы, что не заметили этого), и закричал, брызгая слюной:

– Что же это такое творится? Князь Потёмкин решительнейшим образом провалил осаду крепости Измаил. Он предаётся в своей ставке оргиям, устраивает бесчисленные празднества, и это вместо того, чтобы немедленно действовать. Ланжерон, это уже не лень, а форменное предательство. Это – измена. По-другому просто не скажешь.

Шевалье Ланжерон де Сэсси понимающе молчал. Собственно, он и сам был такогоде мнения, полагая, что действия светлейшего князя совершенно недопустимы.

Разговор этот происходил ранним грязным утром 30 ноября 1790 года в местечке Галац, где Суворов стоял со своим корпусом. А к вечеру пришло письмо от главнокомандующего Потёмкина. Суворов лихорадочно разорвал пакет, схватил бумагу и острый взгляд его тут же выхватил строки: «… остаётся предпринять с Божьей помощью на овладение Измаила… Извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду…»

Радости генерал»-аншефа не было предела. Он просто бесился от ликования. Только Суворов всё повторял, недоумевая:

– Не ожидал… С Потёмкиным что-то случилось… Непостижимо…

Суворов не знал, что светлейший князь получил весьма ласковое письмо от государыни Екатерины II, а в нём были слова: «Гришенька, я хочу Измаил». Вот князю и пришлось, забыв о гордости и лени, о роскоши и неге, писать к генерал-аншефу Суворову. Правда, когда крепость Измаил была взята, то всесильный фаворит Екатерины не простил Суворову этой оглушительной победы, но всё это будет потом, а пока всесильный фаворит просит.

2 декабря 1790 года Суворов был уже под Измаилом. Армия, уставшая от многомесячного стояния, встретила его кликами бешеной радости, ведь прибытие шустрого голубоглазого карлика означало только одно – штурм. Счастливы были все – от солдата до генерала.

Суворов никак не реагировал на восторженную встречу, он только лукаво подмигивал неизменно сопровождавшему его Ланжерону. Шевалье же выглядел совершенно потрясённым. Ему казалось, что так могут встречать лишь коронованную особу, и то не всякую, ведь часто встреча короля – это просто ритуал, из которого выхолощено живое чувство, а тут было преклонение совершенно реальное и живое.

За вечерним чаем, допивая четвёртый стакан, Суворов сказал вдруг шевалье (до этого он хранил молчание):

– Ланжерон, миленький. Мне срочно нужна ваша помощь. Вот что я прошлой ночью надумал. Слушайте меня внимательно. Разведчики раздобыли план Измаила. Надо бы, сверяясь с ним, насыпать искусственный вал, точную измаильскую профиль. Руководство строительством хочу поручить вам, голубчик. Но это ещё не всё.

Ланжерон кивнул и придвинулся ближе к столу. Он был весь – внимание.

– Понимаете, Ланжерончик, я хочу по ночам на этом искусственном валу обучать войска эскаладе, дабы во всей последовательности воспроизвести все акты штурма: подход ко рву, забрасывание фашинами, переход, приставление и связывание лестниц, подъём на вал. Вам я хочу поручить обучению подъёму на вал. Могу ли я на вас рассчитывать, любезнейший? Можете действовать совместно со своим дядюшкой графом де Дамом – он человек в военном смысле очень опытный и эскаладой владеет в совершенстве. Впрочем, вы и сами это знаете. Так я могу на вас двоих рассчитывать?

Ланжерон с превеликой радостью согласился, и уже следующим утром набрал команду для строительства искусственного вала. Работа яростно закипела. Вал возвели уже через четыре дня. И сразу же начались ночные репетиции. Руководил ими всегда лично Суворов. Один уже вид его лёгкой фигурки вселял в сердца тех, кто скоро должен был брать Измаил, бодрость и уверенность. Ланжерона поражал и Суворов, и русские солдаты и офицеры.

Вообще эти ночные репетиции очень многое дали Ланжерону в плане уяснения русской военной школы. Он так и сказал Суворову за вечерним чаем, сказал, что благодарит его за науку. Тот неожиданно мягко улыбнулся и сказал:

– Мой милый Ланжерон, а живя с вами невозможно не полюбить Францию, невозможно не стать роялистом.

С раннего утра Суворов встречался с командирами. Начальники штурмовых колонн приглашались для участия в разведывании подступов к Измаилу. Суворов, буквально пробуравливая присутствующих своим острым, насмешливым, каким-то даже ввинчивающимся взглядом, указывал направление и задачу каждой колонны.