Ориентализм

Знание дает силу, больше силы требует больше знания, и так далее в соответствии со все более прибыльной диалектикой информации и контроля.

Восток загадочный и таинственный, трудно постижимый, неизменно занимал и занимает умы и сердца людей Запада.
Чтобы постичь Восток, человек Запада придумал не что иное, как ориентализм. На христианском Западе официальный отсчет ориентализма ведется с решения Венского церковного собора в 1312 году открыть ряд кафедр «арабского, греческого, древнееврейского и сирийского языков в Париже, Оксфорде, Болонье, Авиньоне и Саламанке».
Эдвард Саид без долгих хождений вокруг да около сразу же раскрывает карты, утверждая, что ориентализм – есть крайняя степень империализма и расизма.
Ориенталисты, к числу которых автор относит не только ученых, но и писателей, интересовавшихся предметом, от Флобера и Нерваля, до Оруэлла и Форстера, в силу врожденного высокомерия постичь Восток не способны, их генетическое эго приводит к пристрастным выводам.

Ориентализм испытал на себе воздействие империализма, позитивизма, утопизма, историзма, дарвинизма, расизма, фрейдизма, марксизма, шпенглерианства. Однако подобно многим естественным и социальным наукам ориентализм имел и собственные «парадигмы» исследования, свои научные общества, собственный истеблишмент.

Для Саида свести аргументацию к банальностям вроде национализма и ксенофобии было бы слишком простой задачей, поэтому он стремится поднять дискуссию на более высокий мировозренческий уровень, для чего не находит ничего лучшего как использовать чрезмерно усложненный понятийно-категориальный аппарат. Несмотря на стремление к объективности и всесторонности при изложении своих взглядов, Саид, критикуя ориентализм, раз за разом возвращается к ограниченному количеству догматов, навеянных скорее субъективной обидой, чем объективными фактами.

Восток не только подгоняли под моральные требования западного христианства, его окружили стеной подходов и суждений, отсылавших западный ум непосредственно к восточным источникам, но прежде всего к другим работам ориенталистов. Сцена ориентализма, как я его называю, превращается в систему морального и эпистемологического оцепенения.

В результате, большинством, как тех, кого он критиковал, так и тех в защиту, кого он высказывался он остался не понят.

И вновь обучение на истфаке сводит меня с довольно странными книгами...

Желая выяснить подробно, что же такое этот загадочный "ориентализм" (ну и попутно сдать одну работу в университете), Я погрузилась в дебри Саидова повествования. И была несколько разочарована, найдя более или менее внятное определение "ориентализма только где-то на 147 странице. Мне было известно, что это всё-таки научная работа, монография, а не беллетристика, но как раз от научной работы хотелось бы некоторой внятности, а не сплошных пространных историй о путешественниках и политиках, кто и что когда сказал, и что из этого вышло.

Эти пространные истории, конечно, перемежаются вставками мнения автора обо всех этих событиях, а так он сам - арабского происхождения, это придаёт книге ещё больший вес. Медленно переползая из главы в главу и зевая от скуки (научная работа, всё-таки!), можно добраться до конца и выяснить, что европейцы сами придумали себе образ этого самого Востока и его жителей и сами себя напугали. Жители Востока пришельцами с Запада почти всегда интересовались очень мало, разве что в моменты завоеваний. Западный мир же категорически не мог и не может без восточного, именно поэтому человека запада всегда несло на Восток. А лучше бы их совсем не трогать....

В общем, сами придумали, сами обиделись. А теперь - бойтесь и расхлёбывайте.

Противоречивая книга, которую критиковать очень легко, но в то же время она значительно повлияла на современные гуманитарные науки, на формирование того, что мы (гуманитарии) теперь называем «междисциплинарностью».

Саид — не историк и даже не совсем филолог. Он литературовед. Однако это не помешало ему расширить свой взгляд на явление, именуемое «Ориентализмом». Пожалуй, Саид один из первых, если не первый, кто посмотрел на вопрос восприятия «Другого» не просто как на набор идей и концепций, фигурирующих в научном, общественном или политическом пространстве, а скорее как на комплексный феномен внутри дискурса (то есть внутри языкового сознания эпохи) условно выделяемой «западной цивилизации».

Я считаю, что без изучения ориентализма как дискурса (по Фуко прим.) невозможно понять ту исключительную систематическую дисциплину, с помощью которой европейская культура была способна управлять Востоком — и даже создавать его, политически, социологически, милитаристски, научно и творчески в эпоху, последовавшую за Просвещением

Этот феномен имеет множество граней — политические, культурные, экономические, в конце концов, чисто языковые. Саид много обращается к анализу того языка, который искусственно конструируется ориенталистами для создания образов Востока. Восток по Саиду — это продукт европейского осмысления, который существует только в тексте, языке, сознании, но не существует в действительности. С другой стороны это нельзя назвать просто мифами о Востоке, ибо влияние ориенталистского дискурса на реальность слишком велика, он в определённый момент начинает её даже формировать.

Конечно, книга Саида имеет много недостатков. Различные исследователи писали целые разоблачающие монографии. Но всё же сей труд поистине ценный, поскольку в нём учёный вводит великое множество изначальных посылок, из которых можно строить целые ветви исследований и даже создавать новые научные области. Это широта взгляда Саида позволяет каждому учёному, который занимается темой восприятия «Другого» (не обязательно Востока), найти ключи для формирования собственных подходов и методологической базы в исследовании.

Я считаю, что ориенталистская реальность одновременно антигуманна и устойчива. Её масштабы, равно как и её институты и её всепроникающее влияние, сохраняются и по сей день

Поэтому данная книга стала такой популярной — она как бы открыла «новый континент» внутри научного гуманитарного «поля», которое до сих пор целые поколения учёных вспахивают и находят в нём что-то новое.

***

Скажу ещё пару слов о свежем русском издании, которое я купил и посредством которого ознакомился с текстом Саида. Оформление хорошее, текст крупный, цитаты выделены красиво, проделана большая работа по переносу постраничных сносок (Правда, общего списка литературы и источников в конце нет, увы). Моя критика касается только материала обложки — она мягкая, матовая, слишком светлая, из-за чего быстро появляется заметная грязь на её поверхности. Также мягкие обложки не отличаются долговечностью, а в данном случае мы имеем дело с 600 страничным текстом, толстым томом, который у меня уже немного скосился. Когда уже поймут, что мягкие обложки не предназначены для текстов такого объёма?