Шотландцам это не нравилось. Черная Клятва – так они это называли. Но выбора у них не было. Через три недели Дойла поблагодарили и позволили вернуться домой. И он несколько дней в одиночестве путешествовал по провинции, прежде чем отправился назад.

По дороге домой, проезжая через Фингал, он свернул в сторону, чтобы переночевать у своего кузена Орландо.

Он с наслаждением поужинал с Орландо и его женой, а потом Мэри оставила мужчин наедине. Орландо очень хотел узнать о действиях комиссии, а Дойл в равной мере хотел поделиться мыслями с умным адвокатом-католиком. Орландо спрашивал: хотят шотландцы в Ульстере также образовать Ковенант или собираются переправиться через море и там присоединиться к своим?

– Когда вы туда отправились, в Дублине многие были напуганы как никогда прежде, – объяснил он.

– Не думаю, что там есть какая-то опасность, – ответил Дойл. – Конечно, сообщение через пролив между Ульстером и Шотландией существует. И всегда существовало. Но положение здесь и там совершенно разное. В Ульстере шотландские пресвитерианцы в меньшинстве. Им приходится вести себя тихо, хотя, без сомнения, они хотели бы помочь Шотландии, если бы могли, и они с восторгом наблюдали, как там унизили короля Карла.

– Я пытаюсь вообразить огромную общину докторов Пинчеров, – с улыбкой сказал Орландо.

– Знаешь, они весьма честны, горды и трудолюбивы. А кое в ком я заметил некоторый мрачный юмор, несмотря на обстоятельства. По правде говоря, Орландо, они мне понравились куда больше, чем доктор Пинчер. – Он немного помолчал, размышляя. – И еще в них есть некая сила, которой нет у доктора Пинчера и которая очень меня пугает.

– Пугает сильнее, чем доктор Пинчер?

– Да. Как я на все это смотрю? Пинчер тверд в своей религии. Мне может не нравиться его вера, и ты, католик, должен ее презирать. Но я не сомневаюсь в его искренности. Он верит страстно. А они не столь суровы. Но они не просто верят. Они знают. – Дойл пожал плечами и сухо улыбнулся. – А ты ведь не можешь на самом деле спорить с человеком, который знает.

– Но я тоже знаю, кузен Дойл. Я католик, и я знаю, что моя Церковь – истинная, что это вселенский голос всего христианского мира.

– Да, это так, и все же не совсем так. У тебя есть не только апостольская преемственность, но и полтора тысячелетия традиции, на которую ты опираешься. Католические святые не раз показывали себя. Католические философы усердно доказывали свою правоту, а Церковь время от времени проводит реформы внутри себя. Католическая церковь огромна, она древняя и мудрая и может судить на основе этого. В ней есть место для всего человеческого, гуманного, и она проявляет гибкость во многом, демонстрирует добрую волю… – Дойл помолчал, усмехаясь. – По крайней мере, на это следует надеяться.

– Ладно, давай вернемся к прежнему, – суховато произнес Орландо. – Ты увидел в шотландцах нечто злобное?

– Нет. Хотя люди могли бы озлобиться, когда с ними вот так обращаются. Они не злобны, они уверены. Они знают. Вот и все, что я могу тебе сказать.

– Ну, мы хотя бы должны быть благодарны за то, что там держится мир.

Дойл задумчиво кивнул, прежде чем продолжить, поскольку на уме у него было другое. Именно поэтому он и завернул к своему кузену-католику.

– Там есть еще кое-что, Орландо. То, что я увидел в Ульстере, встревожило меня куда сильнее. И это вообще не касается шотландцев.

Дойл замечал это несколько раз во время работы в комиссии. Но потом, когда до возвращения домой он побывал еще и в других местах, задумался куда глубже. Ему нетрудно было встретиться со многими важными людьми в Ульстере. Англичане знали Дойла как человека, достойного доверия, а ирландцам было известно о его связях с католическими семьями. Одни держались с ним с вежливой осторожностью, другие – более откровенно. Ничего определенного, конечно, не было сказано, однако Дойл получил вполне ясное представление.

– Что меня всерьез беспокоит, – продолжил он, – так это то, как все последние события влияют на ирландцев. – Он увидел, как Орландо слегка вскинул брови в молчаливом вопросе. – Я говорю о самых что ни на есть благонамеренных ирландцах, о землевладельцах вроде сэра Фелима О’Нейла, лорда Магуайра и прочих. Это потомки древних принцев Ирландии, люди, которые после Бегства графов видели, как английское правительство отобрало бóльшую часть их земель и земли их друзей. Но они более или менее примирились с новым режимом. Они заседают в ирландском парламенте. Они сохраняют свое достоинство и отчасти свое древнее положение. Я разговаривал с некоторыми из этих людей, Орландо, и наблюдал за ними.

– И что ты думаешь?

– Думаю, они выжидают. Присматриваются и выжидают. Они понимают, что Уэнтуорт весьма силен, а король Карл слаб. Шотландцы с их Ковенантом доказали это. И в равной мере важно то, что они видят, как протестанты теперь ссорятся между собой.

– И какой из этого можно сделать вывод?

– Я вижу два вывода. Первый и менее опасный: они используют слабость короля, чтобы добиться больше уступок для себя. Ведь и в самом деле, они просто в восторге от бунта пресвитерианцев в Шотландии, потому что это заставит короля еще сильнее нуждаться в преданных ему католиках.

– А второй?

– Второй пугает намного сильнее. Они могут спросить себя: а почему бы нам не создать собственный Ковенант, католический? Король настолько слаб, что, скорее всего, не сможет этому помешать.

– Этому может помешать Уэнтуорт.

– Возможно. Но однажды…

– Однажды Уэнтуорта здесь не станет. – Орландо кивнул. – И ты, наверное, гадаешь, нет ли у меня каких-то сведений. – Он улыбнулся. – Как у католика, да. У преданного католика.

– В общем, да.

Именно это Дойл и думал. Он внимательно смотрел на кузена. Орландо вздохнул:

– Что до первого – насчет давления на короля ради того, чтобы он признал преданность католиков… Ну, я постоянно твержу об этом. И найдется немало ирландских джентльменов, которые, я уверен, просто ради покоя и порядка присоединились бы ко мне. И мы можем только порадоваться, если шотландцы вынудят его к этому. Что до последнего – а это ведь было по эффекту чем-то вроде бунта Тирона – могу сказать, положа руку на сердце, что ничего такого не слышал. Такие надежды могут существовать, где-то в будущем, но пока ничего такого не говорят. А если бы я услышал подобные разговоры, не сомневайся, выступил бы против. Старые англичане должны хранить верность королю. Мы для того и созданы.

Его слова отчасти успокоили Дойла, и вскоре после их беседы он отправился спать. Но Орландо еще какое-то время сидел в одиночестве. Он думал обо всем том, что сказал Дойл, и его мысли возвращались в детство и к воспоминаниям о тех древних ирландских вождях, чьи имена звучали как заклинание. Да, они сбежали с острова. Но их магия не умерла. И их наследники были живы – О’Нейлы, О’Моры… Принцы Ирландии. И в процессе этих размышлений на ум Орландо пришла одна мысль.

Интересно, а не знает ли чего-то Бриан О’Бирн?

Это была идея Мэри Уолш: пригласить Уолтера Смита и Энн провести два дня в сентябре в Фингале с ней и Орландо. С ними приехал и малыш Дэниел, а вот Морис – нет.

– Поскольку у него нет лошади, – вежливо пояснил его отец, – ему нужно либо идти пешком, либо остаться в Дублине.

А чтобы сын не скучал, отец нагрузил его работой, которую следовало закончить к их возвращению.

Мэри давно уже хотела устроить этот визит, хотя и не была очень близка со Смитами. Независимо от поведения Энн, Мэри думала, что как-то неестественно для Орландо и его сестры не быть друзьями, и надеялась таким образом помочь им обоим.

Смиты приехали вечером, и семьи поужинали вместе. Мужчины явно были рады обществу друг друга. Мэри знала: Орландо в какой-то мере считает себя ответственным за то, что именно он ввел О’Бирна в жизнь Энн, хотя Мэри и твердила ему:

– Ты едва ли можешь винить себя в том, что она сделала по собственной воле.

В прошедший год Орландо редко виделся с О’Бирном, несмотря на то что ему чрезвычайно нравилось общество ирландца. Но привязанность Уолтера к Орландо ничуть не стала слабее. И теперь, когда она видела, как мужчины с удовольствием разговаривают и смеются и на рубашке Уолтера остались крошки после ужина, а на кружевной манжете Орландо красуется винное пятно, Мэри испытывала огромное удовольствие.

Но Энн – это совсем другое дело. Орландо тепло приветствовал сестру, и теперь Мэри внимательно наблюдала за Энн, сидевшей рядом с мужем и тихо улыбавшейся. Но она как будто была где-то далеко. Перед ужином Мэри позвала ее в гостиную, и они посидели там вместе, и Энн играла с малышом. Немного погодя Энн спросила, не хочет ли Мэри подержать Дэниела.

И как же это было прекрасно – ощутить на руках тепло крохотной жизни, почувствовать, как младенец прижимается к ней. Мэри взяла маленькую ручку и, как это делала когда-то ее собственная мать, пересчитала пальчики на ней. Глядя на широкое лицо и раскосые глаза, она чувствовала тоску, похожую на боль, и думала: как я была бы рада, если бы у меня был хотя бы такой…

Позже они с мужем у себя в спальне обсуждали прошедший вечер, Мэри спросила Орландо, что он думает о своей сестре и ее муже. Похоже, ответил он, они вполне ладят между собой.

– Тебе так кажется? А ты не заметил, что, когда они сидят рядом, они как будто отстраняются друг от друга?

– Они улыбаются.

– Они отстраняются. За весь вечер они ни разу не прикоснулись друг к другу.

– Я не заметил. – Орландо вздохнул. – Хотя ты наверняка права. Я бы сказал, что это очень трудно – иметь между собой такого вот ребенка, ежедневное напоминание о том, что случилось. Ты думаешь, состояние ребенка еще больше ухудшает дело? Такие дети растут очень медленно, требуют массу внимания… Да, я бы сказал, это лишь к худшему.

– Она любит его до безумия.

– Я говорил об Уолтере. – Орландо посмотрел на жену. – Как думаешь, можно что-нибудь сделать, чтобы снова свести их?

– Супруги частенько мирятся.

– Но Энн следовало бы сделать первый шаг. Это ведь именно она нанесла ему обиду.

– Согласна.

– Ты не могла бы с ней поговорить, Мэри?

– Я недостаточно хорошо ее знаю. И она на десять лет старше меня. Так что это тебе следует с ней поговорить.

– Я не могу. – Орландо покачал головой. – Лоуренс уже пытался. Ты ведь знаешь, она ему просто солгала.

– Но разве ты не должен? При сложившихся обстоятельствах?

Орландо с искренним удивлением глянул на жену:

– Нет, не могу!

Мэри немного помолчала. А потом наклонилась к мужу и поцеловала его:

– Я буду за нее молиться, Орландо.

Видит Бог, она уже достаточно много молилась за саму себя. Может быть, молитва за другого человека будет услышана?

– Молиться мы должны, конечно. – Орландо снова вздохнул. – И мы будем молиться, Мэри.

Утром мужчины отправились навестить священника в Мэлахайде. А женщины остались в доме. Хотя часть ее времени занимал ребенок, Энн все же помогла Мэри и женщинам в большой кухне. Мэри прекрасно видела, как рада Энн оказаться в своем старом доме. И малыш, кажется, тоже был счастлив. Раз-другой в течение этого утра, когда женщины оставались наедине, Мэри чуть было не заговорила об Уолтере, но почему-то каждый раз момент казался ей неподходящим, и она так ничего и не сказала.

Обед прошел отлично. Мужчины пребывали в прекрасном настроении, они были в восторге от встречи со старым священником. Свинина, поданная на стол, имела большой успех. Во время обеда Мэри снова наблюдала за тем, как держатся Энн и ее муж, ища хоть каких-то знаков интимности между ними. Как всегда, они были друг с другом вежливы и дружелюбны, но ей все равно казалось, что между ними стоит невидимая стена, словно этих двоих развели по разные стороны некой границы.

После обеда именно Мэри предложила:

– А давайте прогуляемся к колодцу в Портмарноке?

Орландо глянул на нее с легким недоумением, но Уолтер сразу согласился.

– Энн, пойдем с нами, – предложила Мэри. – А женщины в кухне присмотрят за Дэниелом.

По дороге в Портмарнок Мэри шла рядом с Уолтером, а Орландо с Энн шагали немного впереди. Мэри все гадала, поговорит ли Орландо с сестрой о ее семейной жизни. Скорее всего, нет. Что до нее самой, то она не считала возможным напрямую затронуть эту тему, но могла бросить намек.

– Орландо ходит к святому колодцу, чтобы помолиться, хотя мне об этом не говорит. – Она грустно улыбнулась Уолтеру. – Он молится о ребенке, которого Бог нам так и не даровал. – Мэри вздохнула. – Как думаешь, может, таким образом Господь нас испытывает?

– Пожалуй.

– И если мы пройдем испытание и продолжим молиться, я верю, на наши молитвы обязательно последует ответ. А ты в это веришь?

– В этой жизни? Не знаю.

– А я верю, Уолтер. Искренне. Мы сами можем не видеть результата, но каким-то образом на наши молитвы есть отклик.

– Тогда я буду молиться за тебя, Мэри, – с мягкой улыбкой произнес Уолтер.

– А я буду молиться за тебя, – тихо ответила она. – Ты проявил такое христианское прощение… Я буду молиться, чтобы ты получил все то уважение и счастье, каких заслуживаешь. – И она легко коснулась руки Уолтера.

Он ничего не ответил, а Мэри не решилась сказать больше, но через какое-то время Уолтер пробормотал, скорее обращаясь к самому себе, чем к спутнице:

– А я простил?

Они дошли до колодца. Вокруг было пусто. Солнце затянуло высоким перистым облаком, но слабый ветерок был теплым.

– Колодец Святого Марнока, – сообщил Орландо. – Наш отец часто приходил сюда, чтобы помолиться.

– Здесь само место подталкивает к молитве, – заметил Уолтер.

Они обошли колодец, внимательно рассматривая его. Орландо, заглянув в него, тихо опустился на колени, явно на своем обычном месте, и склонил голову. Энн, возможно не с такой готовностью, встала на колени по другую сторону колодца и замерла в напряженной позе, как скульптуры на гробницах в церкви. Уолтер как будто колебался сначала, а потом отошел немного в сторону, за спину своей жены: то ли не желал стоять с ней рядом, то ли не хотел ее отвлекать. Мэри встала на колени чуть дальше, так чтобы видеть их всех. Она наблюдала и в то же время пыталась от всего сердца молиться за Энн Смит и ее мужа, за то, чтобы они воссоединились. И все стояли так несколько минут, каждый обращаясь к Богу со своей просьбой.

Мэри первой заслышала стук конских копыт. Он доносился с той тропы, по которой пришла сюда их компания. Мэри бросила удивленный взгляд. Потом Энн. И как раз перед тем, как всадник к ним приблизился, Уолтер тоже неохотно прервал молитву, и Орландо одновременно с ним поднял голову, держа в руке четки.

Это оказался Морис. Его лицо разгорелось. Он выглядел взволнованным и, кажется, даже не заметил, что прервал их разговор с Богом, или ему было все равно.

– Я прямо из дому! – закричал он. – Мне сказали, что я найду вас здесь.

– Я не разрешал тебе садиться в седло, – ровным тоном произнес Уолтер.

– Прости, отец! – воскликнул Морис. – Но я знаю, ты простишь, когда услышишь… – Он окинул всех победоносным взглядом. – Уэнтуорта отозвали!

Произведенный его словами эффект был именно таким, какого Морис и ждал.

– Уэнтуорта отозвали?! – Орландо был просто ошеломлен. Потом он повернулся к Уолтеру. – Да, это всем новостям новость!

– Ему приказали вернуться в Англию и спасать короля от проблем. Он, похоже, единственный человек, которому доверяет король Карл. И Уэнтуорт готовится к отплытию. Я услышал это в замке сегодня утром. Весь Дублин уже знает. Ну вот, отец, был ли я прав, когда поспешил сообщить тебе?

– Прав, – кивнул Уолтер.

– И еще есть кое-какие новости, – усмехнулся Морис. – Как раз перед тем, как я уехал, как вы думаете, кого я встретил на улице, если не Бриана О’Бирна?

Мэри увидела, как напряглась Энн. Лицо Уолтера окаменело. Лишь Орландо откликнулся:

– И что, Морис?

– А то, что он снова женится. На какой-то леди из Ульстера. И представьте, из семьи О’Нейл! Она родственница сэра Фелима О’Нейла.

Мэри была само внимание. И видела, как на мгновение Энн поморщилась, а потом наклонилась вперед, как будто ее ударили в живот, но тут же взяла себя в руки и выпрямилась почти с величественным спокойствием. Однако Энн не произнесла ни звука, а от ее лица отлила кровь, и оно внезапно стало смертельно белым и изможденным.

Оба мужчины также заметили это. Первым опомнился Орландо:

– Родственница Фелима О’Нейла? Но он один из самых влиятельных людей в Ульстере.

– Бриан так и сказал.

– Да, отличный брак. – Мэри поняла, что ее муж пытается отвлечь внимание Мориса от Энн, потому что он быстро продолжил: – А Уэнтуорт? Известно, кто займет его место?

– Нет, об этом я ничего не слышал, – ответил Морис. – Мама, ты в порядке? Что-то ты бледная.

– Твоя мать устала, прогулка была долгой, – твердо произнес Уолтер. – И раз уж ты привел нам лошадь, Морис, то можешь теперь отдать ее своей матери, а сам вернуться домой пешком с дядей и тетей.

Морис моментально спешился и передал отцу поводья.

– Да, пойдем с нами, Морис, – произнесла Мэри. – Мы тебя так давно не видели.

И они с Орландо, взяв молодого человека за руки, пошли по тропе в обратную сторону, оставив Уолтера и Энн наедине.

Энн очень медленно приходила в себя. Она отвернулась в сторону, не смея глядеть мужу в глаза.

– Мне бы хотелось проехаться по берегу, – сказала она. – А ты лучше иди с остальными. Я вас догоню.

– Я подожду тебя здесь.

– Я могу и задержаться.

– Я дождусь.

Энн медленно проехала между дюнами, выбралась на открытое песчаное пространство. Там никого не было. Энн повернула на юг, к Бен-Хоуту. Над водой, освещенный бледным солнцем, возвышался маленький островок с треснувшей скалой, похожий на готовый к отплытию корабль. Энн смотрела на него и думала: мне предстоит состариться в одиночестве.

Она поехала дальше. Над мелководьем носились кроншнепы. Несколько раз до Энн доносились крики чаек. Море было спокойным, но на песок набегали маленькие волны. Начинался отлив.

Он оставил меня навсегда. Он оставил меня. Он оставил нашего ребенка. Оставил, не сказав ни слова.

И ее пронзила такая огромная боль, что у Энн не было сил ехать дальше. Она соскользнула с лошади и упала на колени на песке. И так стояла, слыша, как снова и снова плещут маленькие волны, а море медленно отползало все дальше, дальше…

Как это говорил Лоуренс?

Сердце управляет головой – лучше умереть.

Не был ли он в конце концов прав? Да, думала Энн, он был прав. И, ослабев, почти вдвое согнувшись от боли, она смотрела на пустое отползавшее море и слышала, как волны повторяют: «Лучше умереть. Лучше умереть. Лучше умереть».

Много времени прошло, прежде чем Энн медленно встала и поехала обратно к колодцу, где ее ждал Уолтер.