15

«ARE YOU CRAZY? ТЫ СОШЕЛ С УМА? – жестами возмущался Робин на улице. – ТЫ БУДЕШЬ ПЛАТИТЬ ЕМУ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ЕЖЕМЕСЯЧНО?»

– Oh, sure! (О, как же!) – быстро вышагивал Винсент. – Десять тысяч хуев я буду ему платить, вот что! Мы уезжаем! – Он остановился посреди тротуара и повернулся к Робину: – Читай по губам: мы – у-е-зжа-ем! Бабэнэ?

Робин кивнул.

– Не понимаю, почему я начал тут говорить по-итальянски? – озадаченно произнес Винсент. – Я не говорил по-итальянски лет двадцать! Может, потому, что эта ебаная страна напоминает мне мою юность на Сицилии…

Но тут его исторические сантименты перебил пролетавший по улице кортеж: впереди, с большим отрывом от основной группы машин, мчался милицейский «Мерседес-300», распугивая транспорт сиреной и мигалкой. За ним по уже свободной и чистой мостовой специальным строем – «расческой» – летели серый «Мерседес-600», перекрашенный «Порше-XXI» мэра Москвы и еще один «Мерседес-300». Словно хищные торпеды – и с тем же завывающим звуком – пронеслись они по мостовой, за их бамперами вздымались снежные завитки поземки.

– Oh, fuck! – воскликнул Винсент. – Это моя машина! Я идиот! Я идиот хуев! Я отдал им свою лучшую машину! – В бешенстве и в отчаянии он готов был рвать на себе волосы. И вдруг замер, сказал холодно: – О нет! Я никуда не уеду! Я – Винсент Феррано, Сицилийский Буйвол! Я не оставлю этим ебаным русским все, что я нажил! – И закричал вслед улетевшему по проспекту кортежу: – Вы слышите меня? Я Винсент Феррано! Сицилиец! Мне плевать на деньги! Но вы мне заплатите за все! – И добавил по-итальянски: – Nessuno me lo ficca in culo! Я не позволю иметь меня в зад!

Часть вторая

16

В марте 1996 года Москва была больше похожа на мировую столицу коммунизма, чем при Брежневе и Андропове. Потому что в брежневские времена о коммунизме вещали лишь скучные заголовки в «Правде» да вылинявшие уличные транспаранты типа

«КОММУНИЗМ – ЭТО МОЛОДОСТЬ МИРА!», «ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!»

и

«КПСС – УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!»

Народ не обращал на эту галиматью никакого внимания, проклинал режим и был занят поисками еды, одежды, лекарств, блата, ходов с черного хода, путевок в Гагры и трояка до получки. А всякая общественная жизнь и политическая деятельность были ему до лампочки.

Но теперь, с победой демократии, все изменилось самым кардинальным образом. Теперь на фронтонах московских зданий сияет реклама казино, «шанели», «версачи», Карибских островов и прочих соблазнов бывшего дефицита, однако народ и на эту рекламу не реагирует, в казино не спешит, «шанелей» не носит, а под ностальгический бой барабанов ходит по улицам с красными знаменами, митингует на площадях под портретами Сталина, Жир Ин Сэна, Ле Бедя и Зю Гана и сочиняет стихи политического содержания.

«ЕЛЬ ТЗЫН МРАЗЬ, С РОССИИ СЛАЗЬ!»

«ВМЕСТО ЕЛЯ ПЬЯНА ВЫБЕРЕМ ЗЮ ГАНА!»

«БУДЕТ ПРЕЗИДЕНТОМ БЕДЬ – БУДЕМ РОДИНОЙ ВЛАДЕТЬ!»

Да, воистину загадочна русская душа! Роскошные цветные «Плейбои» и «Пентхаусы», за которые раньше, при коммунистах, платили любые деньги и которыми с риском угодить за решетку торговали из-под полы лишь самые отчаянные смельчаки, теперь свободно (и даже по-русски!) лежат на прилавках в любом уличном киоске, а народ воротит от них и глаза, и носы и охотится за «Московским комсомольцем», «Советской Россией» и «Комсомольской правдой», каждый день оглушающими публику хроникой всероссийского бандитизма и коррумпированности правительственных чиновников. И в Думе красные депутаты, облеченные реальной и почти всенародной поддержкой, бьют, пользуясь своим большинством, демократов самым привычным коммунистическим способом – кулаками. А любой указ Ель Тзына, даже самый невинный, принципиально спускают в клозет. При ничтожном рейтинге президента, упавшем до шести процентов, кто, в самом деле, будет считаться с его указами?

В кабинете Юрия Болотникова Винсент положил на стол пачку с двадцатью тысячами долларов и сказал:

– You was right. Ты был прав. Я не могу защитить себя в этой стране. Но вопрос в том, можешь ли ты защитить тут наш бизнес?

– Sure! – улыбнулся Болотников, смахивая деньги в ящик письменного стола. Этот стол, как и вся мебель в кабинете, был музейной красоты времен Екатерины Второй. – No problem. Вы получите военизированную охрану.

Винсент отошел к окну и позвал Болотникова:

– Иди сюда.

– Зачем?

– Come on! Иди сюда.

Болотников нехотя поднялся из своего роскошного кресла с золочеными подлокотниками и подошел к окну.

– Смотри! – сказал ему Винсент.

За окном шел очередной коммунистический митинг. Над морем голов, украшенных морозным паром, вздымались карикатуры на Ель Тзына, Сос Кор Цинья, Чу Бай Сона, Я Сина, Бай Су Койя и других министров. Рукописные плакаты требовали: «Долой банду воров и бандитов!», «Предателей России – под суд!», «Прекратить геноцид русского народа!» и «Зю Гана – в президенты!». На трибуне у микрофона ораторствовали Зю Ган, Ан Пил, Се Ма Го, Гу Бен Кой и прочие неокоммунисты.

– Ты можешь защитить наш бизнес от них? – спросил Винсент.

Болотников снял очки и потер усталые глаза.

– Look, – сказал Винсент. – Когда я ехал сюда, я думал, вы действительно представляете власть. Но теперь я разобрался в вашей действительности. Вы не профессионалы. Вы не умеете кушать пирог маленькой ложкой. Вы, как варвары, влезли ногами на стол и огромными ломтями хватаете все подряд…

Георгий Брух стал подниматься с дивана, но Винсент жестом остановил его:

– Не перебивай, я знаю, что говорю! Даже у нас никто не может торговать водкой и не платить налоги! А у вас президент дарит своим массажистам монопольную торговлю водкой – it’s incredible! Конечно, вашим людям это не нравится. Они думали, что демократия – это когда каждый имеет по куску пирога, верно? А теперь они видят, как вы сжираете все, а им не даете ничего, даже зарплату. Но я не приехал сюда учить вас демократии, не беспокойтесь! Я приехал делать бизнес. И к несчастью, я уже слишком много вложил в него. Очень много! Даже свою задницу! Я не могу вернуться и сказать жене и детям, что я самый ебаный идиот в мире и потерял здесь все состояние. Поэтому от вас мне нужна не защита от ваших сраных бандитов и полицейских рэкетиров. Как вы тут говорите, я их в рот ебал! Но как насчет этих людей? – Винсент показал за окно. – Если эти комми придут к власти, мы все потеряем.

– Успокойся, они не придут к власти, – сказал Брух.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю, – уклончиво сказал Брух.

– Ты имеешь в виду – ввести военное положение? Да? – спросил Винсент. – Я слышал об этом! Кое-кто организует пару взрывов в московском метро и пару политических убийств якобы от имени чеченских партизан. А в ответ вы объявите Martial Low, чрезвычайное положение в стране и отмените выборы. Так?

– Откуда ты знаешь? – изумился Болотников.

– Мой партнер читает ваши коммунистические газеты. Просто, верно? Но я вам скажу: военное положение вам ни хера не поможет! Во-первых, ваша полиция не станет держать порядок. Это будет не порядок, а полицейский терроризм и вымогательство по всей стране. И во-вторых, любое военное положение – это начало военного переворота. Поверь мне, я знаю всех военных диктаторов в мире, они все купили у меня по бронированному лимузину! И они все вышли из «временного» военного положения. Так что через пару месяцев вы получите диктатора Сос Кор Цинья, Бай Су Койя, Ле Бедя или еще какого-нибудь полковника. И вы сбежите из вашей ебаной любимой России-мамы, а меня и Робина оставите посреди крови на московских улицах, как мы это сделали с нашими вьетнамскими друзьями в Сайгоне.

– Так что ты предлагаешь? – кисло спросил у него Болотников.

– Во-первых, забыть ваши ебаные мечты о военном положении! Это херня! И во-вторых, выиграть выборы.

– But how? Как выиграть? Вот вопрос! – воскликнул Георгий Брух, вскакивая с дивана и подбегая к окну. – Как мы можем выиграть выборы, если у Ель Тзына рейтинг популярности шесть процентов, а у коммунистов семьдесят?! Ну!

– Этого я не знаю, я не специалист, – сказал Винсент. – Но я знаю, что выборы такой же ебаный бизнес, как и все остальное. Ты не можешь с лицом, как бледная жопа, читать людям из Кремля лекции по ТВ, чтобы они за тебя голосовали. Ты должен поднять свой зад и протащить его по всей стране, и ты должен разговаривать с людьми, и ты должен делать это профессионально, или ты все продул! В Штатах у нас есть специалисты по избирательным кампаниям, и никто не лезет на выборы без их помощи! Пожалуйста, передайте это туда! – И он показал пальцем наверх точно так, как показывал наверх майор милиции Сорокин в 208-м райотделе милиции на Пречистенке. – А до тех пор, пока я не увижу хоть какой-нибудь сраный прогресс в этом направлении, я замораживаю все свои дела тут. Пока, джентльмены. Пошли, Робин!

17

«Ах, ах, ах! Как ты их напугал!» – жестами измывался над Винсентом Робин, едва они вышли на улицу, оглушенную коммунистическими речами. «Ты запугал их до смерти!»

Но Винсент не успел ответить, и даже его раздраженный жест «fuck off» был прерван нетерпеливым гудком и визгом тормозов черного «линкольна», остановившегося рядом. Задняя дверь лимузина была распахнута, из нее выскочил Виктор Машков, начальник службы безопасности «Земстроя». С силой Шварценеггера, неожиданной при его среднем росте, он моментальным движением рук забросил в машину и Винсента, и Робина, а сам запрыгнул на переднее сиденье уже на ходу. Машина рванула в переулок, стремительно набирая скорость.

– Hey, what’s the fuck? В чем дело? – взбешенно сказал Винсент сидевшему на заднем сиденье Георгию Бруху.

– Кому ты поручил доставить из Питера свои ебаные контейнеры? – по-русски спросил у него Брух неожиданно жестким тоном.

– What d’you mean ‘komu’? Что значит – кому? – легко понял его Винсент. – Вашей обычной транспортной фирме, «Трансавто». А что?

– Shit! – по-английски выругался Брух и повернулся к Машкову. – Твою мать, Витек, ты не мог проследить за этим?

– Меня никто не спрашивал, к ним приставлена Александра, – бросил через плечо Машков.

– А где она, етти ее мать?

Машков пожал плечами, а Винсент и Робин тоже оставили вопрос без ответа, поскольку сегодня Александра у них не появлялась.

– А что случилось? Куда мы едем? – Винсент с тревогой глядел, как «линкольн», нарушая все мыслимые правила движения, вырвался из переулков на Тверскую улицу и на бешеной скорости полетел по резервной полосе от центра города в сторону Ленинградского шоссе.

Но Винсенту никто не ответил. Брух, Машков и даже пожилой шофер занялись разговорами по своим радиотелефонам:

– Четвертый! Я второй! Проходим Тверскую у Белорусского, через три минуты будем у развилки…

– Восьмой и двенадцатый! Где вы, екс вашу мать?

– Всем сбор у Химок! Контрольное время – 12.10…

По ходу движения «линкольна» стала обозначаться какая-то организация: то слева, то справа из боковых улиц выскакивали джипы, «рафики», тяжелые грузовики и бетономешалки с надписью «ЗЕМСТРОЙ» и пристраивались в хвост «линкольну», словно боевая эскадра за флагманом. И по мере роста этой стаи мощным гулом наполнялось Ленинградское шоссе с его рекламными тумбами, оклеенными портретами кандидатов в президенты, и сбегали со своих постов уличные регулировщики, и, само собой, останавливалось поперечное движение, давая дорогу этой все растущей и растущей армаде.

«Что происходит?» – жестами спросил Робин у Бруха.

– Я не смогу объяснить по-английски, у меня не хватит слов, – сказал Брух.

– All right, гавари русски, ми уже понимай, – нетерпеливо ответил за Робина Винсент.

Георгий удивленно посмотрел на него, сказал:

– Все дороги и все грузовые перевозки у нас контролируют бандиты. Ленинградское шоссе держит солнцевская группировка. Мои грузы они не трогают, я знаю их лидера. Но вы отправили свои контейнеры через «Трансавто», и бандиты их прихватили.

– What’s mean «prihvatili»? – спросил Винсент.

– А все остальное ты понял? – снова удивился Брух. – «Прихватили» – значит отняли, арестовали, забрали себе.

– Они захватили мои контейнеры?!

Брух кивнул.

У Винсента от ужаса отпала челюсть.

– Там на полмиллиона оборудования!

– Поэтому они его и прихватили, – усмехнулся Брух.