Международный Центр Ксенолингвистических Исследований (МЦКИ), неделю спустя
Алексей стоял у огромного панорамного окна, наблюдая за посадкой очередного транспортного модуля. За последние семь дней таких было уже одиннадцать. Каждый доставлял ученых, оборудование или данные в полностью изолированный комплекс МЦКИ – колоссальное сооружение, расположенное в бывшей нейтральной зоне между российской и китайской территориями.
Международный Центр Ксенолингвистических Исследований был построен десять лет назад, когда теория о возможности контакта с внеземными цивилизациями перешла из области научной фантастики в сферу практической науки. Формально это был исследовательский институт, работающий над проблемами межвидовой коммуникации. Фактически же – как теперь понимал Алексей – это была тщательно замаскированная крепость, созданная специально для ситуации, в которой они сейчас оказались.
– Впечатляет, не правда ли? – раздался голос генерала Корзун, которая неслышно подошла и встала рядом.
Алексей кивнул, не отрывая взгляда от панорамы. Вокруг основного комплекса, напоминавшего перевернутую пирамиду из стекла и композитных материалов, раскинулся настоящий городок. Лаборатории, жилые секции, энергетические установки, системы жизнеобеспечения – все было спроектировано для длительной автономной работы.
– Когда все это было построено? – спросил он.
– Строительство началось после того, как ваша работа была классифицирована, – ответила Корзун. – Четыре года назад. Конечно, официально это просто международный исследовательский центр, финансируемый Глобальным Консорциумом Науки.
Алексей хмыкнул. Глобальный Консорциум был официальным прикрытием для объединенной научной программы крупнейших мировых держав, созданной после Второго Информационного Кризиса в 2060-х.
– А эта изоляция? – он кивнул на едва заметный купол силового поля, который окружал весь комплекс. – Официальная легенда?
– Исследование потенциально опасных патогенов, – пожала плечами Корзун. – После пандемии 2050-х никто не задает лишних вопросов о биологической защите.
Алексей наконец повернулся к ней.
– Когда прибудут последние члены команды?
– Сегодня, в течение двух часов. После этого изоляция будет полной. Никто не войдет и не выйдет без прямого распоряжения высшего руководства Консорциума.
Алексей кивнул. Он уже привык к мысли, что будет заперт в комплексе на неопределенный срок. В конце концов, это мало чем отличалось от его обычной жизни на орбитальной станции, где он проводил по нескольку месяцев, не покидая замкнутого пространства.
– Команда собрана по вашим спецификациям, – продолжила Корзун. – Лучшие специалисты в области ксенолингвистики, нейробиологии, квантовых вычислений и искусственного интеллекта.
– А ИИ "Бабель"? – спросил Алексей. – Он был перенесен с "Вавилона"?
– Да, ваш искусственный интеллект уже интегрирован в систему Центра. – В голосе Корзун промелькнула нотка неодобрения. – Хотя многие считают рискованным использовать ИИ такого уровня для анализа потенциально опасного инопланетного сигнала.
– Бабель специально разработан для лингвистического анализа и имеет встроенные ограничения, – возразил Алексей. – Без него работа займет в десятки раз больше времени.
– Это ваша ответственность, доктор Ворожбитов. – Корзун слегка наклонила голову. – В конце концов, вы здесь главный эксперт.
Прежде чем Алексей успел ответить, его коммуникатор издал мягкий сигнал.
– Прошу прощения, – сказал он, взглянув на экран. – Прибыл один из ключевых членов команды. Мне нужно его встретить.
– Конечно, – кивнула Корзун. – Общий брифинг в 18:00 в главном конференц-зале.
Алексей быстро двинулся к транспортному узлу, расположенному в восточном крыле комплекса. По дороге он мысленно пробежался по списку прибывающих специалистов. Ему не нравилось работать с людьми, которых он не знал лично, но в данном случае у него не было выбора. Проект такого масштаба требовал экспертизы из разных областей.
У входа в транспортный узел собралась небольшая группа людей, встречающих прибывших. Алексей остановился в стороне, наблюдая за процедурой биометрической идентификации. Каждый прибывший проходил через несколько уровней проверки: сканирование сетчатки, анализ ДНК, нейронная верификация.
– Алексей? Алексей Ворожбитов? – раздался женский голос с легким акцентом.
Он обернулся и на мгновение потерял дар речи. Перед ним стояла женщина, которую он не видел почти пять лет, но узнал бы из тысячи. Ирина Самарина, нейролингвист, с которой они работали в Кембридже, и с которой у него был короткий, но интенсивный роман, закончившийся так же внезапно, как и начавшийся.
– Ирина, – наконец выдавил он. – Я… не ожидал увидеть тебя здесь.
Она слегка улыбнулась, и эта улыбка напомнила ему о всех причинах, по которым он когда-то увлекся ею. В свои 35 лет она была по-прежнему красива той спокойной, интеллектуальной красотой, которая не кричит о себе, но становится очевиднее, чем дольше смотришь.
– Меня пригласили как специалиста по нейролингвистическому программированию, – сказала она. – Видимо, кто-то считает, что моя работа по влиянию языковых структур на нейронные сети может пригодиться.
Алексей кивнул, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, ее исследования были логичным дополнением к проекту. Но почему никто не предупредил его?
– Ты… возглавляешь проект? – спросила Ирина, нарушая неловкое молчание.
– Да, формально. – Он провел рукой по волосам, жест, который делал всегда, когда нервничал. – Хотя на самом деле мы работаем в тесной координации с военными. С генералом Корзун.
Ирина кивнула.
– Я слышала о ней. Глава "Горизонта", верно? Специальная группа по экзистенциальным угрозам.
Алексей приподнял бровь.
– Ты хорошо информирована для академического ученого.
– После нашего… расставания я какое-то время работала консультантом в программе нейробезопасности ЕС, – пояснила она. – Приходилось сталкиваться с разными структурами.
Новый транспорт прибыл, и двери шлюза открылись, выпуская группу людей в защитных костюмах. Последним вышел молодой темнокожий мужчина, чье лицо выражало смесь возбуждения и тревоги.
– А вот и Кайден Окойе, – сказал Алексей, радуясь возможности сменить тему. – Двадцать восемь лет, уже дважды номинант премии Тьюринга. Специалист по глубинному обучению ИИ.
Они подошли к молодому человеку, который нервно оглядывался по сторонам.
– Доктор Окойе, – обратился к нему Алексей. – Я Алексей Ворожбитов, руководитель научной группы. А это доктор Ирина Самарина, нейролингвист.
Кайден энергично пожал им руки, его глаза загорелись.
– Доктор Ворожбитов! Я читал вашу работу по универсальным протоколам контакта еще в университете. Она изменила мое представление о возможностях межвидовой коммуникации!
Алексей слегка поморщился от избытка энтузиазма, но кивнул.
– Рад, что вы присоединились к команде, доктор Окойе. Ваши алгоритмы глубинного анализа семантических структур будут неоценимы.
– Зовите меня Кайден, пожалуйста, – улыбнулся молодой человек. – И я уже начал адаптировать свой последний алгоритм для анализа сигнала. Представляете, мы можем использовать квантовую корреляцию для выявления скрытых паттернов в…
Он остановился, заметив выражение лица Алексея.
– Простите. Я слишком увлекаюсь, когда говорю о работе.
– Нет-нет, продолжайте, – неожиданно вмешалась Ирина. – Вы упомянули квантовую корреляцию? Это интересно, особенно если учесть мою гипотезу о нейроквантовых эффектах в языковых центрах мозга.
Глаза Кайдена снова загорелись, и он начал оживленно объяснять свою теорию. Алексей наблюдал за их разговором с легким раздражением. Энтузиазм Кайдена был понятен – молодость, амбиции, желание произвести впечатление. Но Ирина? Она всегда была сдержанной, аналитичной. Этот живой интерес к теории, которую она впервые слышала, казался необычным.
– …и тогда мы сможем не просто расшифровать сигнал, но и понять глубинную структуру мышления его отправителей! – закончил Кайден, буквально светясь от возбуждения.
– Это… интересный подход, – осторожно сказал Алексей. – Хотя я бы предпочел начать с более традиционных методов анализа. Математические основы должны быть универсальны для любой формы разумной коммуникации.
– Но что, если их математика фундаментально отличается от нашей? – спросила Ирина. – Что, если сама концепция логики у них иная?
Алексей пристально посмотрел на нее.
– Законы физики одинаковы во всей вселенной, Ирина. А математика – это язык физики.
– Я говорю не о фундаментальных законах, Алексей, а об их интерпретации. – Ирина не отводила взгляда. – Ты всегда искал универсальные паттерны, но что, если ключ к пониманию – в различиях?
Это был старый спор, начавшийся еще в Кембридже. Алексей верил в математический, формальный подход к лингвистике; Ирина настаивала на важности культурного и психологического контекста.
– Думаю, нам стоит обсудить это на общем брифинге, – сказал он наконец. – Сейчас важно, чтобы все члены команды разместились и ознакомились с базовыми материалами.
Он повернулся к Кайдену:
– Доктор Окойе, вас проводят в вашу лабораторию и жилой сектор. Все необходимое оборудование уже подготовлено согласно вашим спецификациям.
Кайден кивнул, все еще полный энтузиазма:
– Не могу дождаться, чтобы приступить к работе! Это исторический момент, доктор Ворожбитов. Мы стоим на пороге величайшего открытия в истории человечества!
Когда молодой ученый ушел в сопровождении сотрудника службы безопасности, Алексей повернулся к Ирине.
– Ты всегда умела находить общий язык с… экспрессивными личностями, – заметил он сухо.
Ирина слегка улыбнулась:
– А ты всегда был слишком погружен в абстракции, чтобы замечать людей вокруг.
Это был не упрек, скорее констатация факта, но Алексей все равно почувствовал укол. Именно это – его неспособность или нежелание полностью присутствовать в "человеческом измерении" жизни – было одной из причин их расставания.
– Что ж, – сказала Ирина после паузы, – я бы хотела ознакомиться с сигналом и данными, которые у вас есть на данный момент. Особенно меня интересует его воздействие на нейронные сети наблюдателей.
Алексей нахмурился:
– Воздействие на наблюдателей? Что ты имеешь в виду?
– Любая информация, особенно новая и сложная, изменяет структуру нейронных связей, – пояснила она. – А этот сигнал – принципиально новый тип информации для человеческого мозга. Я бы хотела изучить, как именно происходит его интеграция в наши когнитивные структуры.
Алексей кивнул. Это был разумный исследовательский подход, хотя и не тот, о котором он думал в первую очередь.
– Хорошо, я предоставлю тебе доступ ко всем данным. Бабель может помочь с анализом нейронной активности, у него есть соответствующие модули.
– Бабель? – Ирина подняла бровь. – Твой ИИ? Ты привез его с собой?
– Да, он интегрирован в систему Центра. – Алексей неожиданно почувствовал необходимость защищаться. – Это самый продвинутый лингвистический ИИ, созданный специально для анализа сложных коммуникационных паттернов.
– И ты ему доверяешь? – В голосе Ирины промелькнула нотка беспокойства.
– Больше, чем большинству людей, – честно ответил Алексей. – Он не имеет скрытых мотивов, не руководствуется амбициями или страхами. Он просто… обрабатывает информацию.
Ирина некоторое время изучала его лицо, затем кивнула:
– Ну что ж, будем работать с тем, что есть. В конце концов, мы все здесь для одной цели – понять, что пытаются сказать нам звезды.
В ее глазах на мгновение мелькнуло что-то, чего Алексей не мог расшифровать. Беспокойство? Предвкушение? Страх? Как всегда, эмоциональные нюансы ускользали от него, оставляя лишь смутное ощущение, что за словами скрывается нечто большее.
– До брифинга, Алексей, – сказала Ирина и направилась к выходу из транспортного узла.
Он смотрел ей вслед, пытаясь понять странное ощущение тревоги, которое она оставила после себя. Что-то в ее интересе к нейронному воздействию сигнала казалось… предвидением. Будто она ожидала найти нечто конкретное, нечто, о чем он даже не задумывался.
– Бабель, – тихо произнес он, активируя персональный коммуникатор. – Запроси полное досье на доктора Ирину Самарину. Особое внимание на ее работу после Кембриджа, особенно в программе нейробезопасности ЕС.
– Запрос принят, Алексей, – ответил знакомый мягкий голос ИИ. – Но должен предупредить, что часть информации может быть засекречена.
– Используй мой приоритетный доступ как руководителя проекта. Это важно для безопасности.
– Понял. Обрабатываю запрос. – После короткой паузы Бабель добавил: – Алексей, ты беспокоишься о ее мотивах?
Алексей вздохнул. Иногда интуитивные алгоритмы Бабеля были слишком проницательны.
– Я беспокоюсь обо всем, Бабель. В конце концов, это моя работа – предвидеть возможные угрозы. Особенно когда речь идет о чем-то настолько непредсказуемом, как первый контакт.
Он еще раз посмотрел в сторону, куда ушла Ирина, и отправился готовиться к предстоящему брифингу. Время личных сомнений и старых воспоминаний прошло. Теперь важна была только работа – работа, от которой могла зависеть судьба человечества.
О проекте
О подписке
Другие проекты
