– Проблема в том, что его «осторожность» была лишь прикрытием для страха, – возразил Джонсон. – Он отказывался спускаться в океан, настаивая на работе исключительно с образцами, доставленными автоматическими зондами.

– Что ж, в этом наши подходы точно различаются, – сказала Карина. – Я уже обсудила с директором Новаком возможность погружения в течение ближайших трёх дней.

Это заявление явно произвело впечатление на команду.

– Вы действительно хотите погружаться? – с энтузиазмом спросила Элеонора. – Это замечательно! Личные наблюдения бесценны для исследований.

– Я настаиваю на прямом контакте с объектом изучения, когда это возможно, – подтвердила Карина. – Работа с образцами в лаборатории – лишь часть процесса. Полноценное понимание экосистемы требует непосредственного наблюдения.

– Превосходно! – воскликнул Илья. – Я как раз заканчиваю модификацию акустического оборудования для субмарины «Нереида». С ним мы сможем не только фиксировать сигналы, но и определять их точное положение в пространстве.

– Тогда решено, – Новак похлопал в ладоши. – Через три дня состоится первое погружение. А пока предлагаю доктору Фишер ознакомиться с имеющимися данными и образцами. Юко покажет вам ваши апартаменты позже.

Когда Новак ушёл, команда окружила Карину, наперебой рассказывая о последних открытиях. Элеонора подвела её к одной из биокапсул, внутри которой находился фрагмент «рифоида» – странная конструкция, напоминающая фрактальную скульптуру из полупрозрачного материала.

– Вот над чем мы работаем последние недели, – пояснила биохимик. – Внешне напоминает коралл, но по структуре ближе к биоплёнке сверхсложной организации. Образцы были собраны на глубине около 18 километров, вблизи крупной гидротермальной зоны.

Карина надела аналитические очки, позволяющие видеть образец в различных спектрах.

– Потрясающе, – пробормотала она, изучая внутреннюю структуру. – Это действительно колония микроорганизмов, но организованная с невероятной сложностью. Смотрите на эти каналы – они образуют систему циркуляции, почти как кровеносная система у многоклеточных.

– И это ещё не самое интересное, – добавил Маркус, подходя ближе. – При изменении условий среды «рифоид» демонстрирует реакцию, которую можно интерпретировать как примитивную форму адаптации – перераспределение внутренних ресурсов, изменение конфигурации каналов, даже частичная регенерация повреждённых участков.

– А самое загадочное – это связь между «рифоидами» и акустическими сигналами, – вступил в разговор Илья. – Мы заметили, что интенсивность сигналов возрастает в районах с высокой концентрацией этих структур. Более того, «рифоиды», похоже, реагируют на определённые звуковые последовательности, изменяя характер биолюминесценции.

Карина подошла к голографическому столу, где отображалась карта распределения акустических сигналов и обнаруженных «рифоидов».

– Корреляция очевидна, – согласилась она. – Но это не обязательно означает причинно-следственную связь. Возможно, и сигналы, и «рифоиды» являются результатом деятельности какого-то третьего фактора, который мы пока не обнаружили.

– Именно это мы и хотим выяснить при следующем погружении, – сказал Илья. – Я разработал специальный акустический излучатель, способный воспроизводить записанные нами сигналы. Хочу проверить, вызовет ли это направленную реакцию «рифоидов».

– Рискованно, – задумчиво произнесла Карина. – Если эти структуры действительно обладают какой-то формой коллективного интеллекта, мы не можем предсказать их реакцию на наши попытки коммуникации.

– Вы считаете, что это возможно? – спросила Элеонора с нескрываемым волнением. – Коллективный интеллект микроорганизмов?

Карина осторожно выбирала слова:

– Я считаю, что мы должны рассматривать все возможности, даже самые невероятные. История науки полна примеров, когда предвзятые мнения становились преградой для открытий.

Она вернулась к изучению образца:

– Давайте начнём с фактов. Нам нужны более детальные данные о биохимическом составе «рифоидов», полный спектральный анализ акустических сигналов и, самое главное, наблюдения в естественной среде. Через три дня мы спустимся и посмотрим на всё своими глазами.

Следующие два дня Карина провела, погрузившись в изучение собранных данных и подготовку к экспедиции. Её жилые апартаменты – просторная комната с минималистичной, но функциональной обстановкой – стали временным рабочим кабинетом. Повсюду лежали распечатки анализов, голографические модели и персональные заметки.

Вечером второго дня, когда она анализировала спектрограммы акустических сигналов, раздался сигнал вызова на двери. Это был Илья Сорокин с планшетом в руках.

– Прошу прощения за вторжение, доктор Фишер, но я только что закончил финальную калибровку акустического оборудования и хотел показать вам результаты.

Карина впустила его в комнату:

– Входите, Илья. И, пожалуйста, зовите меня Кариной. Формальности только усложняют работу.

Илья улыбнулся, явно довольный предложением:

– Хорошо… Карина. Взгляните на это, – он активировал голографический проектор планшета, и в воздухе появилась трёхмерная модель звуковой волны. – Это реконструкция одного из самых сложных сигналов, которые мы зафиксировали. Обратите внимание на математическую структуру.

Карина внимательно изучила модель:

– Действительно, здесь есть определённая закономерность… Почти как фрактальная последовательность.

– Именно! – воодушевлённо продолжил Илья. – И что ещё интереснее – эта последовательность не случайна. Я прогнал её через алгоритм анализа паттернов, и он выдал высокую вероятность искусственного происхождения. Посмотрите на эти гармоники, – он указал на регулярно повторяющиеся пики в спектрограмме, – они соответствуют математическому ряду, основанному на иррациональном числе, близком к золотому сечению.

– Вы считаете, что это осознанный сигнал? – Карина подняла взгляд от голограммы. – Форма коммуникации?

Илья на мгновение заколебался:

– Я инженер, а не биолог. Я могу с уверенностью сказать лишь то, что эти сигналы демонстрируют признаки разумного конструирования. Они слишком сложны и структурированы для случайного природного процесса. Но что именно их генерирует – большой вопрос.

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями:

– Знаете, я не говорил об этом на общих брифингах, но… Есть ещё кое-что странное в этих сигналах. Они меняются – эволюционируют, если хотите. Первые записи, сделанные полгода назад, гораздо примитивнее нынешних. Такое ощущение, что источник… учится, совершенствует свой «язык».

Карина задумчиво прикусила губу:

– Это может быть естественной эволюцией сигналов в ответ на изменения среды.

– Возможно, – согласился Илья. – Но темпы изменений слишком высоки для естественной эволюции. И ещё одно: изменения начались после того, как мы установили гидроакустические буи для мониторинга океана. Словно источник сигналов… отреагировал на наше присутствие.

В комнате повисла тишина. Карина обдумывала услышанное. Если Илья прав, это могло означать не просто наличие разумной жизни в океане Энцелада, но и её активное взаимодействие с человеческой деятельностью.

– Завтра мы увидим всё своими глазами, – наконец произнесла она. – Экспедиция отправляется в 08:00 по стандартному времени базы. Вы подготовили акустический излучатель?

– Да, он установлен на «Нереиде» и полностью функционален, – кивнул Илья. – Мы сможем воспроизводить записанные сигналы и генерировать новые последовательности на основе выявленных паттернов.

– Отлично, – Карина встала, давая понять, что разговор окончен. – Тогда увидимся завтра в доке. И, Илья… Давайте пока оставим наши теории при себе. Директор Новак и так достаточно нервничает из-за возможных последствий открытия.

Илья понимающе кивнул:

– Конечно. Политика ОКА в отношении потенциальных внеземных цивилизаций… противоречива, мягко говоря. Доброй ночи, Карина.

После ухода Ильи Карина ещё долго изучала модели сигналов. Что-то в их структуре казалось ей смутно знакомым, но она не могла уловить, что именно. В конце концов, усталость взяла своё, и она решила отложить анализ до утра. Завтра предстоял важный день – первое погружение в подлёдный океан Энцелада.

Ровно в 8:00 по стандартному времени базы Карина вошла в подводный док, где базировались исследовательские субмарины «Посейдона». Это было просторное помещение с прозрачным потолком, через который виднелась толща воды. Специальные мощные прожекторы освещали пространство, позволяя разглядеть смутные очертания морских созданий, проплывающих над базой.

Илья Сорокин и Маркус Джонсон уже ожидали её возле «Нереиды» – компактной субмарины обтекаемой формы с большими панорамными иллюминаторами и манипуляторами для сбора образцов. Рядом с ними стоял незнакомый мужчина в форме технической службы.

– Доброе утро, команда, – поприветствовала их Карина. – Все системы готовы?

– Полностью, – ответил Маркус. – «Нереида» только что прошла финальную проверку. Полный заряд батарей, все системы жизнеобеспечения в норме, научное оборудование откалибровано.

– Позвольте представить, – вступил Илья, указывая на незнакомца, – Алекс Воронов, наш пилот. Лучший оператор субмарин на базе.

– Доктор Фишер, – Воронов коротко кивнул. – Слышал о вашем опыте на Европе. Впечатляет. Не беспокойтесь, я проведу «Нереиду» даже через шторм, хотя в нашем океане такого, к счастью, не бывает.

– Рада знакомству, Алекс, – Карина пожала ему руку. – И да, я полностью доверяю вашему опыту.

Они поднялись на борт субмарины. Внутри «Нереида» была разделена на три секции: кабину пилота с панорамным обзором, научный отсек с рабочими станциями и оборудованием, и технический отсек для хранения образцов и размещения вспомогательных систем.

Пока команда занимала свои места, в док вошёл директор Новак в сопровождении лейтенанта Коваля.

– Доктор Фишер, – окликнул он Карину. – Минутку, пожалуйста.

Карина вышла из субмарины, чтобы поговорить с директором.

– Хотел лично удостовериться, что всё подготовлено должным образом, – сказал Новак. – И напомнить о протоколе безопасности: постоянная связь с базой, никаких отклонений от утверждённого маршрута, немедленный возврат при любых признаках нештатной ситуации.

– Я помню протокол, директор, – спокойно ответила Карина. – Мы будем действовать строго в его рамках.

Новак выглядел не вполне убеждённым:

– Я знаю о вашей… склонности к импровизации, доктор Фишер. На Европе это привело к прорыву в исследованиях, но также и к трагедии. Здесь я не могу допустить повторения подобного сценария.

Карина едва сдержала вспышку раздражения:

– Директор, произошедшее на Европе было результатом технической неисправности, а не моих действий. Отчёт комиссии ОКА полностью подтвердил это.

– Разумеется, – быстро согласился Новак, явно не желая развивать эту тему. – Я просто хочу подчеркнуть важность осторожности. Эта экспедиция – разведывательная. Ваша задача – наблюдать и собирать данные, не вступая в активное взаимодействие с объектами исследования.

– В таком случае, зачем нам акустический излучатель? – спросила Карина, кивнув в сторону оборудования, установленного на субмарине.

– Это чисто защитная мера, – вступил в разговор Коваль. – Если сигналы действительно являются формой коммуникации, воспроизведение записанных последовательностей может восприниматься как нейтральное или дружественное действие. Мы не знаем, как отреагирует источник сигналов на ваше присутствие, поэтому лучше иметь возможность «ответить», если потребуется.

Карина понимала, что спорить бесполезно. Новак явно не одобрит никаких экспериментов с активной коммуникацией.

– Хорошо, директор. Наблюдение и сбор данных, без активного вмешательства, – согласилась она. – Теперь, если не возражаете, нам пора отправляться. Глубоководное течение, которое мы планируем исследовать, достигает максимальной скорости через два часа.

Новак кивнул:

– Удачной экспедиции, доктор Фишер. И… будьте осторожны.

Карина вернулась на борт «Нереиды». Через несколько минут шлюз подводного дока открылся, и субмарина медленно выплыла в тёмные воды подлёдного океана Энцелада.