– Я лишь инструмент, доктор Мерсер, – ответила Александра. – Инструмент, созданный необходимостью и случаем. Настоящая работа еще впереди.

Корабль мягко вошел в стыковочный док, и через несколько минут шлюз открылся. После короткой, но тщательной процедуры деконтаминации, команда вышла в приемный зал, где их ожидала встречающая группа.

Доктор Левински выглядел еще более истощенным, чем когда Александра видела его в последний раз. Болезнь явно прогрессировала – его движения стали более скованными, а кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок. Но глаза по-прежнему горели научным энтузиазмом.

Рядом с ним стояла доктор Новак, внимательно изучающая Александру профессиональным медицинским взглядом, словно пытаясь визуально оценить изменения, произошедшие за время экспедиции.

Третья фигура выделялась на фоне ученых – высокий, подтянутый мужчина в темно-синей форме Объединенного Космического Командования с адмиральскими знаками различия. Маркус Вэй, один из самых влиятельных военных стратегов человечества, лично прибыл встретить их экспедицию. Это говорило о серьезности, с которой высшее руководство отнеслось к их открытиям.

– Добро пожаловать домой, Саша, – Левински шагнул вперед, слабо улыбаясь. – Мы с нетерпением ждали вашего возвращения.

– Михаил, – Александра кивнула, отмечая ухудшение его состояния. – Доктор Новак. Адмирал Вэй.

– Доктор Ковальская, – Вэй кивнул в ответ. – Ваши предварительные отчеты вызвали значительный интерес в высших кругах. Я здесь, чтобы лично оценить значимость ваших открытий для безопасности человечества.

Его взгляд скользнул по контейнеру с Анамнезисом, который Александра по-прежнему держала в руках, и по ее модифицированному протезу, чье слабое голубоватое свечение было заметно даже через ткань рукава.

– Мы подготовили лабораторию для немедленного анализа полученных данных, – сказал Левински. – И медицинский отсек для вашего обследования, – он взглянул на Новак, которая кивнула.

– Сначала медицинское обследование, – твердо сказала Новак. – Интеграция новых нейронных структур должна быть тщательно проанализирована и стабилизирована.

– Согласна, – кивнула Александра. – Но я хотела бы, чтобы Джим присутствовал. – Она указала на Чена. – Он был свидетелем всех моих взаимодействий с Анамнезисом и кристаллическими структурами Зардуми. Его наблюдения будут ценны.

Левински бросил оценивающий взгляд на молодого пилота, затем кивнул.

– Конечно. Фактически, я планирую включить лейтенанта Чена в основную исследовательскую группу проекта.

– Лейтенанта? – Александра удивленно посмотрела на Чена.

– Прошу прощения, что не упомянул ранее, – слегка смутился Чен. – Я в запасе. Был пилотом-исследователем в космическом флоте, прежде чем перейти в Институт.

– Интересное совпадение, – заметил адмирал Вэй с легкой улыбкой. – Или, возможно, не совпадение вовсе. Мы тщательно отбирали персонал для вашей экспедиции, доктор Ковальская.

В его тоне не было угрозы, скорее, практичность военного, привыкшего контролировать все аспекты операции. Но Александра почувствовала легкое беспокойство. Она не любила сюрпризы, особенно когда они касались людей, которым она начинала доверять.

– В любом случае, – продолжил Левински, разряжая напряжение, – нам нужно приступить к работе немедленно. Согласно вашим расчетам, у нас мало времени.

– Меньше, чем мы думали изначально, – сказала Александра, следуя за группой к лифтам. – Данные, полученные через Анамнезис, и анализ кристаллической симфонии Зардуми указывают на возможное ускорение волны исчезновений. Если наши расчеты верны, Архивариус может достичь окраин человеческого пространства в течение восемнадцати месяцев.

– Восемнадцати месяцев? – Левински резко остановился. – Но ваша первоначальная модель предполагала минимум сорок три года.

– Первоначальная модель не учитывала возможности изменения скорости перемещения Архивариуса, – ответила Александра. – Из воспоминаний зардумийцев следует, что он способен ускоряться, когда обнаруживает несколько близко расположенных цивилизаций, достигших порога интереса. Человечество и три других разумных вида в нашем секторе, похоже, создали такой кластер.

Они вошли в лифт, который начал быстрое движение к медицинскому уровню станции.

– Восемнадцать месяцев, – задумчиво повторил Вэй. – Недостаточно времени для подготовки традиционной военной обороны в масштабе всего человеческого пространства. Нам нужно альтернативное решение.

– Традиционная военная оборона в любом случае бесполезна против Архивариуса, – сказала Александра. – Он не использует обычное оружие или силовые методы. Его технология работает на квантовом уровне, манипулируя самой структурой пространства-времени.

– Тем не менее, – возразил Вэй, – любая технология имеет свои ограничения, свои уязвимости. Особенно меня интересует ваше упоминание о том, что некоторые цивилизации были "пропущены" Архивариусом несмотря на их технологическое развитие. Это может указывать на эффективные методы противодействия.

Лифт остановился, и двери открылись, являя просторный медицинский комплекс с передовым оборудованием.

– Мы продолжим этот разговор после вашего обследования, – сказал Левински. – Доктор Новак, они ваши.

Александра передала контейнер с Анамнезисом специальному техническому дрону, запрограммированному на безопасную транспортировку артефактов, и последовала за Новак в диагностическую палату. Чен остался в коридоре, обмениваясь тихими репликами с Левински.

В следующие несколько часов Александра подверглась серии тщательных обследований – от стандартного медицинского сканирования до глубокого нейрокартирования, показывающего все изменения в структуре ее мозга. Особое внимание было уделено модифицированному протезу, который теперь проявлял свойства, далеко выходящие за рамки его первоначальной конструкции.

– Невероятно, – пробормотала Новак, изучая данные. – Интеграция инопланетных нейронных структур в вашем мозгу происходит в три раза быстрее, чем мы прогнозировали. И при этом сохраняется стабильность основных когнитивных функций.

– Я адаптировалась, – просто ответила Александра, лежа в сканирующей капсуле. – Научилась сортировать воспоминания, отделять свои от чужих.

– Это больше, чем адаптация, – покачала головой Новак. – Ваш мозг демонстрирует беспрецедентную нейропластичность. Словно… – она запнулась, подбирая слова, – словно он был каким-то образом подготовлен к этому процессу.

Александра резко повернула голову, встречаясь взглядом с нейроксенологом.

– Что вы имеете в виду?

– Это всего лишь гипотеза, – осторожно ответила Новак. – Но структура ваших нейронных связей, особенно в областях, отвечающих за память и языковые функции, показывает признаки предварительной модификации. Не естественной эволюции, а… целенаправленного изменения.

– Генетическая инженерия? – уточнила Александра, чувствуя холодок по спине. – Вы предполагаете, что кто-то модифицировал мой мозг еще до контакта с Анамнезисом?

– Не обязательно генетическая модификация, – Новак продолжала изучать данные. – Это могли быть тонкие эпигенетические изменения, вызванные внешним воздействием в раннем детстве или даже внутриутробно. Трудно сказать наверняка без дополнительных исследований.

Александра закрыла глаза, пытаясь осмыслить эту информацию. Еще одна загадка, еще один слой тайны, окружающей ее связь с исчезнувшими цивилизациями. Сначала совпадение ее фамилии с именем создателя Анамнезиса, теперь это…

– Вы когда-нибудь подвергались необычным медицинским процедурам? – спросила Новак. – Возможно, в детстве? Или ваши родители…

– Мои родители были археологами, – ответила Александра. – Не генетическими инженерами. И насколько я знаю, единственные медицинские вмешательства, которым я подвергалась – стандартные нейроимпланты для усиления аналитических способностей в подростковом возрасте и протезирование после несчастного случая в ранней экспедиции.

Она помолчала, затем добавила:

– Хотя есть кое-что странное, связанное с моими родителями. Они исчезли во время экспедиции на Новый Марс двадцать четыре года назад. При обстоятельствах, которые теперь я связываю с возможным контактом с передовым зондом Архивариуса.

Новак медленно кивнула, ее взгляд стал более сосредоточенным.

– Интересно. Очень интересно. Это может объяснить многое. – Она отложила планшет с данными. – Теория дальних связей…

– Что? – Александра приподнялась на локте. – Какая теория?

– Извините, – Новак словно опомнилась. – Просто размышляю вслух. Есть малоизвестная теория о квантовой запутанности на биологическом уровне – идея, что близкие генетические родственники сохраняют определенную степень квантовой связи на субатомном уровне. Большинство ученых считают ее псевдонаукой, но…

– Но если мои родители действительно вступили в контакт с Архивариусом, – медленно продолжила Александра, улавливая ход мысли, – если они были "собраны" и интегрированы в его информационную матрицу, то теоретически могла сохраниться квантовая связь…

– Которая могла повлиять на структуру вашего мозга, подготовить его к последующему контакту с технологиями, подобными Анамнезису, – закончила Новак. – Как я сказала, это всего лишь гипотеза. Но она объясняла бы вашу необычную совместимость с артефактом.

Александра откинулась на спину, глядя в потолок диагностической капсулы. Мысль о том, что ее связь с Анамнезисом, ее роль в этой истории могла быть подготовлена за десятилетия до актуальных событий, была одновременно тревожной и странно успокаивающей. Словно все это время она двигалась по предопределенному пути, выполняя предназначение, которого не осознавала.

– Мы закончили основные тесты, – сказала Новак, отключая сканирующие системы. – Ваше физическое состояние стабильно, несмотря на нейрологические изменения. Однако я рекомендую ежедневный мониторинг и регулярные сеансы нейростабилизации, особенно после каждого нового контакта с Анамнезисом.

Александра кивнула, поднимаясь с диагностического стола.

– Когда я смогу возобновить работу с артефактом?

– Теоретически, сразу после дебрифинга с доктором Левински и адмиралом Вэем, – ответила Новак. – Но я бы рекомендовала минимум двенадцать часов отдыха. Ваш мозг нуждается во времени для консолидации уже полученной информации.

– Времени нет, – покачала головой Александра. – Восемнадцать месяцев – это в лучшем случае. Если мы не найдем способ противостоять Архивариусу…

– Если вы перегрузите свою нервную систему и потеряете способность функционировать, это точно не поможет человечеству, – твердо сказала Новак. – Я настаиваю на отдыхе, доктор Ковальская. Или мне придется использовать свои полномочия медицинского директора проекта.

Александра хотела возразить, но поймала себя на том, что действительно чувствует глубокую усталость. Не просто физическое истощение, но ментальное – словно ее сознание работало на пределе возможностей слишком долго.

– Хорошо, – наконец согласилась она. – Двенадцать часов. Но не больше.

Новак кивнула, удовлетворенная компромиссом.

– Я подготовлю предварительный отчет для доктора Левински и адмирала. Они ждут в конференц-зале, когда вы будете готовы.

Александра направилась к выходу из медицинского комплекса, где ее ждал Чен. По его напряженному выражению лица было видно, что разговор с Левински оставил его обеспокоенным.

– Что случилось? – спросила она, когда они остались одни в коридоре.

– Адмирал Вэй, – тихо ответил Чен. – Он настаивает на военном решении проблемы Архивариуса. Уже подготовлен план формирования специальной боевой группы для изучения возможности создания оружия на основе технологий Анамнезиса.

– Оружия? – Александра нахмурилась. – Это бессмысленно. Анамнезис – устройство для сохранения и передачи памяти, не оружейная платформа.

– Я знаю, – Чен оглянулся, убеждаясь, что их не подслушивают. – Но Вэй считает, что любая достаточно продвинутая технология может быть адаптирована для военных целей. Особенно его интересует способность Анамнезиса устанавливать квантовую запутанность на нейронном уровне.

Александра понимала логику адмирала. Технология, способная связывать разумы через пространство и время, действительно имела огромный военный потенциал. Но она также понимала опасность такого подхода.

– Использовать Анамнезис как оружие – все равно что пытаться остановить цунами, бросая в него камни, – сказала она. – Мы имеем дело с сущностью, существующей миллионы лет и уничтожившей сотни цивилизаций, технологически превосходящих нашу. Нам нужно иное решение.

– Какое? – спросил Чен.

Александра помедлила, собираясь с мыслями.

– Я еще не знаю точно. Но в воспоминаниях алэтейцев и зардумийцев есть намеки на то, что Архивариус не просто машина уничтожения. Он действует по определенной логике, следует программе, которая когда-то имела благую цель. Возможно, ключ не в сражении с ним, а в понимании и… перепрограммировании.

Они подошли к конференц-залу, где их ожидали Левински и Вэй. Александра остановилась перед дверью.

– Джим, – сказала она тихо, – я хочу, чтобы вы кое-что знали. Что бы ни случилось дальше, каким бы опасным ни стал мой путь… то, что вы напомнили мне о важности сохранения моей человеческой сущности, моего ядра – это может оказаться важнее всех технологий и стратегий.

Чен серьезно кивнул.

– Я буду рядом. Напоминать столько раз, сколько потребуется.

С этими словами они вошли в конференц-зал, готовясь представить свои открытия и столкнуться с неизбежными политическими и военными осложнениями, которые эти открытия принесли.

Путешествие только начиналось, и следующим шагом должно было стать более глубокое понимание природы Архивариуса и его истинных намерений. А для этого Александре предстояло еще глубже погрузиться в мир исчезнувших цивилизаций, рискуя растворить свою личность в море чужих воспоминаний.

Глава 5: Кристаллическая симфония

Александра проснулась от собственного крика.

Она резко села на кровати, судорожно глотая воздух, словно только что вынырнула из-под воды. Прохладный воздух каюты на борту «Мнемозины» казался чужим, неправильным – ее тело все еще ощущало себя в акустических волнах Кристаллического Зала Зардуми.

– Доктор Ковальская! – в каюту вбежал встревоженный Джеймс Чен. – Что случилось?

Александра не сразу сфокусировала взгляд на его лице. Перед глазами все еще стояла картина – четырехрукий музыкант, смотрящий прямо на нее через тысячелетия, его кожа переливается всеми оттенками синего, символизирующего надежду.

– Я… – она попыталась говорить, но голос звучал странно, с неестественными модуляциями, словно несколько голосов пытались использовать одни и те же голосовые связки. – Я в порядке. Просто… сон.

Чен подошел ближе, с тревогой вглядываясь в ее лицо.

– Это был не просто сон, – сказал он тихо. – Ваша кожа…

Он протянул руку, указывая на ее шею и лицо. Александра поднесла к щеке живую руку и с удивлением обнаружила, что кожа меняет оттенок под ее прикосновением – легкие цветовые волны, распространяющиеся от точки контакта, напоминающие хроматофоры зардумийцев.

– Интересно, – пробормотала она, мгновенно переключаясь в научный режим, несмотря на тревогу, мелькнувшую в глубине сознания. – Похоже на психосоматическую реакцию, вызванную нейронной интеграцией зардумийских воспоминаний. Мозг пытается реализовать физиологические паттерны, которые он воспринял через Анамнезис.

Она встала с кровати, направляясь к небольшому зеркалу на стене каюты. В тусклом свете ночного освещения ее кожа действительно казалась странной – бледная, почти прозрачная, с едва заметными цветовыми переливами, особенно заметными на шее и висках.

– Вам нужно показаться доктору Новак, – Чен выглядел обеспокоенным. – Эти изменения… они прогрессируют слишком быстро.

Александра не ответила, зачарованно наблюдая, как оттенки ее кожи меняются в такт ее эмоциям – от бледно-голубого спокойствия до пурпурного любопытства. Часть ее сознания – аналитическая, человеческая – была встревожена этими изменениями. Но другая часть – та, что была связана с воспоминаниями зардумийцев – находила их естественными, даже желанными.

– Слышите? – внезапно спросила она, поворачиваясь к Чену.

– Что? – он прислушался. – Я ничего не слышу.

– Музыку, – Александра закрыла глаза, сосредотачиваясь. – Она… продолжает звучать. Последняя симфония Зардуми. Я слышу ее постоянно, с тех пор как мы вернулись.

Чен сделал шаг вперед, его лицо выражало нарастающее беспокойство.

– Доктор Ковальская… Саша. Я действительно думаю, что нам нужно обратиться к медицинскому персоналу. Возможно, ваш мозг испытывает некоторую форму посттравматического стресса после такого интенсивного контакта с чужими воспоминаниями.

Александра открыла глаза и уставилась на него с выражением, которое Чен не смог распознать – смесь раздражения, понимания и какого-то чуждого, нечеловеческого интереса.

– Это не стресс, Джим. Это… интеграция. – Она сделала паузу, собираясь с мыслями. – Вы когда-нибудь изучали новый язык? Не с помощью нейроимплантов, а традиционным способом?

– В детстве, – кивнул Чен. – Мандаринский и английский одновременно.

– Тогда вы должны понимать, – продолжила Александра. – Есть момент, когда язык перестает быть набором правил и слов, которые нужно переводить. Он становится просто… способом мышления. Вы начинаете думать на этом языке, видеть сны на нем. – Она коснулась своей шеи, наблюдая, как кожа реагирует изменением цвета. – То же самое происходит со мной сейчас. Я интегрирую не просто воспоминания, но способы восприятия, физиологические реакции, культурные коды зардумийцев и алэтейцев.

Она подошла к рабочему столу, где в специальном контейнере лежал Анамнезис. Устройство слабо пульсировало голубоватым светом, словно в такт ее сердцебиению.

– И я не единственная, кто меняется, – добавила она тише. – Анамнезис тоже эволюционирует. С каждым новым взаимодействием он адаптируется, становится более… совместимым со мной.

Чен смотрел на нее с нарастающей тревогой.

– Вы говорите об устройстве так, словно оно живое.

– А разве нет? – Александра повернулась к нему. – Любая достаточно сложная система, способная к адаптации и эволюции, демонстрирует свойства жизни. Анамнезис содержит квантовые отпечатки сознаний тысяч представителей исчезнувших цивилизаций. Они не просто записи – они активны, реагируют, изменяются.

Она замолчала, когда заметила, как напрягся Чен при этих словах.

– Вы боитесь, – констатировала она.