Воронов внимательно наблюдал за пациентом. В его движениях, едва заметных, была странная грация – не судорожные подергивания умирающего, а медленные, плавные жесты, напоминающие движения растений на ветру.

– Он не борется с трансформацией, – внезапно понял Воронов. – Он… принимает ее.

– Что вы имеете в виду? – спросила Аиша.

– Посмотрите на его лицо, – Воронов указал на выражение трансформирующегося человека. – Это не гримаса боли. Это… экстаз.

Кларк и Аиша всмотрелись в лицо существа. Действительно, то, что они приняли за крик агонии, больше напоминало блаженную улыбку.

– Возможно, аномалия влияет не только на тело, но и на разум, – предположила Аиша. – Изменяет не только физиологию, но и психологию, заставляя жертву принять трансформацию.

– Как паразит, меняющий поведение хозяина, – кивнул Воронов. – Только в гораздо более сложной форме.

Они еще некоторое время наблюдали за пациентом, затем перешли в лабораторию, где хранились образцы из аномальной зоны. Коллекция впечатляла: десятки растений и насекомых, каждое с уникальными мутациями. Особое внимание Воронов уделил образцам из внутреннего кольца – растениям с признаками животного поведения и животным с растительными элементами.

– Это не случайные мутации, – сказал он, изучая странное создание, похожее одновременно на паука и орхидею. – Здесь просматривается план, система. Словно кто-то проводит эксперимент по созданию совершенно новой экосистемы.

– Но кто или что? – спросила Аиша. – И главное, зачем?

– Это мы и должны выяснить, – ответил Воронов, закрывая контейнер с образцом.

Вернувшись в главный комплекс, они обнаружили остальных членов команды, получающих последние инструкции от Кортес. Хакинс настраивал коммуникационное оборудование, Чанг проверял портативную генетическую лабораторию, профессор Гарсия изучал лингвистические базы данных на планшете, а Мендес тихо беседовал с другим проводником, судя по всему, делясь опытом.

– Все готовы? – спросила Кортес, когда Воронов и Аиша присоединились к группе.

– После увиденного в карантине, я бы предпочла дополнительные меры предосторожности, – сказала Аиша. – Стандартные защитные костюмы могут быть недостаточны.

– Что вы предлагаете? – спросила Кортес.

– Дополнительный слой защиты от спор, – ответила Аиша. – И модификацию протоколов дезинфекции. Если произойдет контакт с аномальными организмами, нам нужно действовать намного быстрее, чем указано в стандартном протоколе.

– Займитесь этим, – кивнула Кортес. – Доктор Воронов, ваши впечатления?

– Мы имеем дело с чем-то, что переписывает саму концепцию жизни, – мрачно ответил Воронов. – Не просто мутации или адаптации, а фундаментальное изменение биологических принципов. Границы между видами, между растениями и животными, между органическим и неорганическим – все это стирается. И процесс идет по нарастающей.

– Насколько опасна ситуация, по вашей оценке? – спросила Кортес.

– Если аномалия продолжит расширяться с текущей скоростью, через месяц под угрозой окажутся крупные населенные пункты. Через полгода – весь континент. Учитывая способность аномалии адаптироваться к различным условиям, остановить её распространение обычными методами будет невозможно.

– Значит, мы – последняя линия защиты перед военным решением, – подытожила Кортес.

– Похоже на то, – кивнул Воронов. – Найти источник и понять, как его деактивировать. Или подготовить информацию для точечного удара, который не превратит половину Южной Америки в радиоактивную пустыню.

В комнате повисла тяжелая тишина. Каждый из присутствующих осознавал масштаб ответственности.

– Мы справимся, – неожиданно твердо сказал Чанг. – У нас лучшие умы в своих областях. Если решение существует, мы его найдем.

Воронов посмотрел на генетика с удивлением. Под внешней неуверенностью Чанга скрывалась неожиданная решимость.

– Доктор Чанг прав, – поддержала Аиша. – Отступать некуда. Мы должны попытаться.

– Тогда начнем подготовку, – сказала Кортес. – Выход на рассвете. У нас осталось двенадцать часов, чтобы проверить оборудование, изучить последние данные и хорошо отдохнуть. Это последняя ночь в комфортных условиях, используйте ее с умом.

Команда разошлась, каждый занялся своими приготовлениями. Воронов отправился в лабораторию, чтобы еще раз изучить образцы из различных колец аномальной зоны. Он хотел понять логику эволюционных изменений, выявить закономерности, которые могли бы помочь предсказать, с чем они столкнутся в центре.

Через несколько часов работы дверь лаборатории открылась. Воронов поднял голову от микроскопа и увидел Луиса Мендеса.

– Мне нужно поговорить с вами, доктор, – тихо сказал проводник.

– Слушаю, – Воронов отложил записи.

Мендес закрыл дверь и подошел ближе. В его движениях чувствовалась настороженность дикого животного, готового в любой момент сбежать.

– Вы верите в духов джунглей, доктор?

Воронов удивленно приподнял бровь.

– Я ученый, Луис. Я верю в то, что могу измерить и проанализировать.

– Мой народ верит, что все в джунглях имеет душу, – продолжил Мендес, не обращая внимания на скептицизм Воронова. – Каждое дерево, каждое животное, каждая капля дождя. Все они – часть большого целого. А в центре джунглей спит великий дух, хранитель баланса.

– И что же разбудило этого духа? – спросил Воронов, решив подыграть.

– Человеческая жадность, – ответил Мендес с неожиданной горечью. – Люди слишком много берут и ничего не возвращают. Вырубают леса, отравляют реки, убивают без необходимости. Великий дух предупреждал нас через знамения, но люди не слушали.

– И теперь он мстит?

– Нет, – покачал головой Мендес. – Он не мстит. Он восстанавливает баланс. Создает новую жизнь, которая сможет защитить себя.

Воронов внимательно посмотрел на проводника. В его словах, несмотря на мифологическую форму, была рациональная суть.

– Что произойдет, по мнению твоего народа, когда этот баланс будет восстановлен?

– Старая жизнь уступит место новой, – просто ответил Мендес. – То, что не может измениться, исчезнет.

– Включая человечество?

Мендес пожал плечами.

– Возможно. Если люди не смогут жить в гармонии с новым миром.

– И ты ведешь нас в центр этой аномалии, зная, что мы можем попытаться остановить "великого духа"?

– Я веду вас, потому что вы должны понять, – глаза Мендеса блеснули. – Понять, прежде чем решать судьбу нового мира.

– А если мы поймем и все равно решим уничтожить источник аномалии?

Мендес долго смотрел на Воронова, затем тихо ответил:

– Тогда, возможно, вы правы, и новый мир не должен существовать. Или, возможно, великий дух не позволит вам это сделать.

С этими словами проводник развернулся и вышел из лаборатории, оставив Воронова наедине с противоречивыми мыслями. Ученый вернулся к микроскопу, но уже не мог сосредоточиться на образцах. Слова Мендеса, при всей их мифологической оболочке, затронули что-то глубинное.

Человечество действительно нарушило природный баланс. И если аномалия была своеобразной "иммунной реакцией" планеты… могли ли они иметь моральное право вмешиваться?

Воронов отбросил эту мысль. Сейчас не время для философских размышлений. Их задача – понять природу аномалии и найти способ контролировать ее распространение. Все остальное – вопросы для дискуссий, когда (и если) они вернутся.

Ночью Воронову не спалось. Он вышел из своего временного жилища и направился к периметру базы. Ночная Амазония пульсировала жизнью: стрекот насекомых, крики ночных птиц, шорох листвы. Но со стороны аномальной зоны доносились иные звуки – низкий, почти инфразвуковой гул, словно дыхание гигантского существа.

Воронов не заметил, как рядом появилась Кортес.

– Тоже не спится? – спросила она, становясь рядом у ограждения.

– Слишком много мыслей, – ответил он. – И слишком много воспоминаний.

– Из-за возвращения в Амазонию?

Воронов кивнул.

– Десять лет назад я поклялся больше никогда не возвращаться сюда. И вот я здесь, в паре километров от места, где потерял семью.

– Сожалеете о решении принять участие в экспедиции?

– Нет, – Воронов покачал головой. – Это моя область экспертизы. Если кто-то и может помочь разобраться с аномалией, то я входю в их число. Но… – он сделал паузу, – иногда прошлое возвращается, когда меньше всего этого ждешь.

– Я просмотрела отчет о том инциденте, – тихо сказала Кортес. – Официальную версию и… некоторые закрытые материалы.

Воронов резко повернулся к ней.

– И что же в этих материалах?

– Достаточно, чтобы понять, почему вы не доверяете военным и корпорациям. Особенно "БиоСинтезу".

– "БиоСинтез" проводил незаконные испытания экспериментального препарата в регионе, где мы работали с женой, – глухо сказал Воронов. – Военный патруль охранял их интересы. Когда мы случайно обнаружили их плантацию генномодифицированных растений, нас объявили нарушителями режимной зоны. А когда начался пожар, и мы запросили эвакуацию… – он сжал перила ограждения, – нас просто вычеркнули из списков. Как лишние переменные в уравнении.

– Мне жаль, – искренне сказала Кортес. – Я не знала полных деталей.

– Немногие знают. "БиоСинтез" постарался замять скандал. Выплатили компенсацию, дали нечеткие обещания расследования. Десять лет спустя те же люди зовут меня помочь с аномалией, которая, возможно, является результатом их очередного эксперимента.

– Вы думаете, что "БиоСинтез" причастен к появлению аномалии?

Воронов задумался.

– Не напрямую. Масштаб слишком велик для любой корпорации. Но они могли обнаружить что-то – артефакт, технологию, организм – и неосторожное обращение с находкой могло запустить цепную реакцию.

– Почему тогда они так заинтересованы в изучении, а не в сокрытии проблемы?

– Потому что аномалия слишком велика, чтобы ее скрыть, – ответил Воронов. – Теперь они пытаются извлечь пользу из катастрофы. Представьте технологии, основанные на принципах ускоренной эволюции. Оружие, лекарства, новые материалы… целые рынки, которые можно монополизировать.

Кортес некоторое время молчала, обдумывая его слова.

– Я не буду спорить с вашей оценкой корпораций, – наконец сказала она. – Но сейчас нашей приоритетной задачей остается понимание природы аномалии и поиск способа контролировать ее распространение. Независимо от того, кто или что ее вызвало.

– Согласен, – кивнул Воронов. – Личные счеты могут подождать.

Они стояли молча, глядя на темные джунгли. Со стороны аномальной зоны время от времени вспыхивало странное свечение – не электрические разряды, а что-то похожее на биолюминесценцию, но гораздо более интенсивное.

– Мендес приходил ко мне, – неожиданно сказал Воронов. – Говорил о духе джунглей, который пробудился, чтобы восстановить баланс.

– И что вы ему ответили?

– Ничего конкретного. Но его слова заставили задуматься… Что если аномалия – не случайность и не ошибка? Что если это своего рода защитная реакция?

– Против чего?

– Против нас, – просто ответил Воронов. – Против человечества. Мы уничтожаем джунгли, загрязняем реки, истребляем виды быстрее, чем они успевают эволюционировать. Что если аномалия – это ответ планеты? Ускорение эволюции, чтобы создать организмы, способные противостоять человеческому вмешательству?

– Это слишком антропоморфное представление о природе, – возразила Кортес. – Природа не мыслит в терминах защиты или нападения.

– А что если мыслит не природа, а нечто, живущее в ней? – Воронов указал на центр аномальной зоны. – То, что находится там, в древнем городе. То, что проспало тысячи лет, а теперь пробудилось и видит, что мы сделали с планетой.

Кортес внимательно посмотрела на него.

– Вы серьезно считаете, что мы имеем дело с разумным существом или сущностью?

– Я считаю, что мы не должны исключать такой возможности, – ответил Воронов. – Аномалия демонстрирует признаки целенаправленности, адаптивности и способности к обучению. Это или разум, или нечто настолько продвинутое технологически, что неотличимо от разума.

– И как это влияет на нашу миссию?

– Мы должны быть готовы не только к физической опасности, но и к попыткам… коммуникации, – Воронов с трудом подбирал слова. – Или манипуляции. Если в центре аномалии действительно находится разумная сущность, она может попытаться воздействовать на наше сознание, наши эмоции, наши решения.

Кортес молчала, обдумывая его слова.

– Я усилю психологический мониторинг команды, – наконец сказала она. – И попрошу доктора Ндиайе разработать протокол для выявления необычных изменений в поведении или мышлении.

– Хорошая идея, – кивнул Воронов. – И еще кое-что, майор.

– Да?

– Не доверяйте полностью Мендесу. В его отношении к аномалии слишком много благоговения. Если нам придется выбирать между сохранением "нового мира" и безопасностью человечества, я не уверен, на чьей стороне он окажется.

Кортес кивнула.

– Я буду наблюдать за ним. За всеми вами.

Они разошлись вскоре после этого разговора. Возвращаясь в свое временное жилище, Воронов размышлял о предстоящей экспедиции. Завтра они отправятся в сердце аномалии – в место, где законы природы, которые он изучал всю жизнь, перестали действовать. В место, где, возможно, зарождается новый мир.

И что бы они там ни обнаружили, он был уверен в одном: после этой экспедиции ничто не останется прежним. Ни мир, ни наука, ни они сами.