Мне мало быть душою молодым

 
Мне мало быть душою молодым!
Конечно, время мчит вперед. И все же
Мне хочется сквозь время, как сквозь дым,
И телом быть хоть чуточку моложе.
 
 
Как просто: взять и крылья опустить
И плыть, как говорится, по теченью...
Но ведь тогда пришлось бы изменить
Своей души извечному горенью.
 
 
А, главное, что уступя годам,
Пришлось бы вдруг спиною повернуться
К сердцам, что для меня еще смеются,
И к чьим-то удивительным глазам...
 
 
Во все века кто вдохновлял поэта?
Всё верно: нежность, женская душа.
И суть не в том: насколько хороша?
А в том, что в ней – источник чудо-света!
 
 
И пусть мне благ особых не обещано,
Я лет своих вовек не устрашусь.
Пока любим я хоть одною женщиной,
Я ни за что стареть не соглашусь!
 

26 января 2000 года.

Москва

Играет нынче мышцами Америка!

 
Играет нынче мышцами Америка,
Всем недовольным карами грозит!
А если кто-то слабо возразит,
То сразу же – всемирная истерика?
 
 
А ведь давно ли были времена,
Когда не все с ней в страхе соглашались,
Была когда-то на земле страна,
Вполне авторитетна и сильна,
С которой, споря, все-таки считались.
 
 
Так что ж теперь, скажите мне, стряслось?
Какие политические пасти,
Какая подлость и какая злость
Нас разорвали, в сущности, на части?!
 
 
Ударили разбойно, со спины,
Творя свои законы и расправы.
И больше нет огромнейшей страны,
Нет самой мощной на земле державы...
 
 
Сейчас о тех, кто это сотворил,
И говорить бессмысленно, наверно,
И вряд ли нынче кто отыщет сил,
Чтоб выжечь на планете эту скверну!
 
 
Случившегося вспять не обратить,
И это зло навряд ли одолимо.
А вот о том, как всем нам дальше жить,
А коль точней, то быть или не быть?
Подумать, хоть убей, необходимо!
 
 
Да, было время, когда две страны,
Коль выла политическая вьюга,
В любой момент разумны и сильны,
На грани споров мира и войны
Могли уравновешивать друг друга.
 
 
И вот, когда разгрохали одну,
Столкнув с вершины, словно с пьедестала,
Другая в высоту и ширину
Как бы удвоясь, мощью заиграла!
 
 
И став теперь единственным судом
Над всей планетой в ранге сверхдержавы,
Она грозит военным кулаком,
Готовым для издевок и расправы.
 
 
Ну а кого теперь страшиться ей?!
Кто заикнется против этой власти?!
Диктуй условья, самодурствуй, бей!
Ставь на колени земли и людей,
Такое ей ведь и не снилось счастье!
 
 
И вот встает глобальнейший вопрос:
И никого он, право же, не минет,
Встает он перед каждым в полный рост:
Так как нам жить, товарищи, отныне?
 
 
И в трудный час, в сгущающейся мгле,
Ужель не взвить нам брызжущее пламя?!
Неужто же на собственной земле
Нам быть и впрямь безмолвными рабами?!
 
 
Ужель не возродить нам нашу честь
И жить в каком-то нищенстве и страхе?
Ведь те, кто взяли власть над нами здесь, —
Там за границей ползают во прахе!
 
 
Так кто же мы? И с кем? И с нами кто?
Давайте спросим, только очень честно:
Неужто нам и вправду нынче лестно
Быть государством чуть не номер сто?!
 
 
Играют США сегодня мышцами:
«С Россией – все! Погашена звезда!» —
Так что ж мы, вправду стали нынче бывшими
И вновь уже не встанем никогда?!
 
 
Неправда, ложь! Ведь всякое случалось:
Нас жгли не раз и орды, и вражда.
Но только вновь Россия возрождалась
И в полный рост упрямо подымалась
Могуча и светла как никогда!
 
 
Пусть нынче мы в предательстве и боли.
И все же нас покуда не сгубить,
Не растоптать и в пыль не превратить!
Мы над собой такого не дозволим!
 
 
Сдаваться? К черту! Только не сдаваться!
Неужто мы и совесть предадим?!
Ведь если жить, то все-таки сражаться,
Иначе нам ну некуда деваться!
И мы всю эту нечисть победим!
 

2 декабря 1998 г.

Москва

Лесная река

Василию Федорову

 
Пускай не качает она кораблей,
Не режет плечом волну океана,
Но есть первозданное что-то в ней,
Что-то от Шишкина и Левитана.
 
 
Течет она медленно век за веком,
В холодных омутах глубока.
И – ни единого человека,
Ни всплеска, ни удочки рыбака...
 
 
В ажурной солнечной паутине,
Под шорох ветра и шум ветвей
Течет, отливая небесной синью,
Намытой жгутами тугих дождей.
 
 
Так крепок и густ травяной настой,
Что черпай хоть ложкой его столовой!
Налим лупоглазый, почти пудовый,
Жует колокольчики над водой...
 
 
Березка пригнулась в густой траве.
Жарко. Сейчас она искупается!
Но платье застряло на голове,
Бьется под ветром и не снимается.
 
 
Над заводью вскинул рога сохатый
И замер пружинисто и хитро,
И только с морды его губатой
Падает звонкое серебро.
 
 
На дне, неподвижно, как для парада,
Уставясь носами в одну струю,
Стоят голавли черноспинным рядом,
Как кони в едином литом строю.
 
 
Рябина, красуясь, грустит в тиши
И в воду смотрится то и дело:
Сережки рубиновые надела,
Да кто ж их оценит в такой глуши?!
 
 
Букашка летит не спеша на свет,
И зяблик у речки пришел в волненье.
Он клюнул букашкино отраженье
И изумился: букашки нет!
 
 
Удобно устроившись на суку,
Кукушка ватагу грибов считает.
Но, сбившись, мгновение отдыхает
И снова упрямо: «Ку-ку, ку-ку!»
 
 
А дунет к вечеру холодком —
По глади речной пробегут барашки,
Как по озябшей спине мурашки,
И речка потянется перед сном.
 
 
Послушает ласково и устало,
Как перепел, выкрикнет: «Спать пора!»
Расправит туманное одеяло
И тихо укроется до утра.
 
 
Россия степная, Россия озерная,
С ковыльной бескрайнею стороной,
Россия холмистая, мшистая, горная,
Ты вся дорога мне! И все же бесспорно я
Всех больше люблю тебя вот такой!
 
 
Такой: с иван-чаем, с морошкой хрусткой
В хмельном и смолистом твоем раю,
С далекой задумчивой песней русской,
С безвестной речушкой в лесном краю.
 
 
И вечно с тобой я в любой напасти,
И в солнечных брызгах, и в черной мгле,
И нет мне уже без тебя ни счастья,
Ни песни, ни радости на земле!
 

1971 г.

* * *

 
Слово может согреть, окрылить и спасти,
Осчастливить и льды протаранить.
Слово может нам тысячи бед принести,
Оскорбить и безжалостно ранить.
 
 
А поэтому скажем себе сурово:
«Чтобы не было в жизни ненужных бед
Надо думать, ребята, над каждым словом,
Ибо слов невесомых на свете нет!»
 

30 января 2000 года.

Москва

Доброта

 
Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.
 
 
В жизни всякое может случиться.
И коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.
 
 
Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.
 
 
Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов,
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь!
 
 
В жизни всякое может случиться.
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.
 
 
И, чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.
 
 
Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!
 

1970 г.

* * *

 
Люблю я собаку за верный нрав.
За то, что, всю душу тебе отдав,
В голоде, в холоде или разлуке
Не лижет собака чужие руки.
 
 
У кошки-дуры характер иной.
Кошку погладить может любой.
Погладил – и кошка в то же мгновенье,
Мурлыча, прыгает на колени.
 
 
Выгнет спину, трется о руку,
Щурясь кокетливо и близоруко.
Кошке дешевая ласка не стыдна,
Глупое сердце недальновидно.
 
 
От ласки кошачьей душа не согрета.
За крохи немного дают взамен:
Едва лишь наскучит мурлыканье это —
Встанут и сбросят ее с колен.
 
 
Собаки умеют верно дружить,
Не то что кошки – лентяйки и дуры.
Так стоит ли, право, кошек любить
И тех, в ком живут кошачьи натуры?!
 

1958 г.

Когда бранят наш прошлый день

 
Я не за то, чтобы вернуть
В стране всё то, что было прежде.
Был не простым когда-то путь,
Что вел нас к бурям и надежде.
 
 
Смешно сегодня говорить
Об идеальности тогдашней.
Но можно, если не хитрить,
То честно вспомнить и сравнить
День нынешний и день вчерашний.
 
 
Давайте же, не пряча глаз,
Пусть крупными или некрупными
Мы будем судьями сейчас
Строжайшими и неподкупными.
 
 
Пусть бьют истории часы,
Иначе и нельзя, наверное,
Мы всё положим на весы,
Да, всё: и лучшее, и скверное.
 
 
За что бранят былые годы?
Причем бранят подчас не зря:
За профанацию свободы,
За сталинизм и лагеря.
 
 
Всё это так. И это было!
И все-таки скажите мне:
А где же нынче наша сила?
И жить нам мило иль не мило
В стократ разграбленной стране?!
 
 
Да, лагеря, конечно, были.
Тут – ни прибавить, ни отнять.
И этой боли, этой были
Ничем нельзя зарубцевать.
 
 
И все-таки, хитрить не будем,
Давайте спросим в трудный час:
Когда же больше гибли люди:
В те времена или сейчас?
 
 
Да, было бед немало пройдено,
И все же, несмотря на зло,
А населенье нашей родины
Росло, да как еще росло!
 
 
А что сегодня? Посмотрите:
Ведь в нищете же каждый край!
Нужна таблетка? – Заплатите!
За операцию – платите!
А нет – ложись и помирай!
 
 
Что ж, человек и умирает...
А населенье не растет,
А населенье убывает
Да так, что лучше не бывает:
На целый миллион за год!
 
 
О прошлых бедах в мощном хоре
Кричали, грохая в набат,
А вот за нынешнее горе,
И за смертей буквально море —
Уже никто не виноват!
 
 
Как ни ругай, но это ж было:
Была единая страна,
В которой – власть, и мощь, и сила!
А нынче так ее скрутило,
Что вся она почти застыла
И никому-то не страшна...
 
 
Да, бед не счесть и не измерить,
Дела – страшнее всяких слов!
Народ мой! Как ты мог поверить
Глазам, привыкшим лицемерить,
И всем потокам лживых слов?!
 
 
«Демократическая» братия,
Где вся свобода – на словах!
А в душах у людей – апатия,
И даже чуть ли не проклятия!
 
 
Ну где там, к черту,