Незнакомец медленно облизал губы… и бросился к дереву. Через секунду у него будет мой единственный козырь. И тогда… Тогда этот парень сделает со мной все, что пожелает. Но я приросла к земле, выбрала из всех реакций самую невыигрышную – замри. Так все и кончится. Я опять зажмурилась, до боли закусив губу. Два года назад все должно было кончиться именно так. От судьбы не уйдешь.
– Это твое?
Его голос был таким же медовым, как и цвет волос. Тягучим. Красивым. И… Безразличным?
На раскрытой ладони парень протягивал мне нож.
– Мое. – Я убрала оружие в карман и сразу почувствовала себя лучше.
Ну и дурак! Видел же, на что я способна, могла и пырнуть. До сих пор могу. Но почему-то не хочу. Его спокойствие ввело в ступор. Если незнакомец и боялся, то не подавал виду. Он проследил за моими действиями и по-доброму усмехнулся. Для него я не была опасной. Глупо было рассчитывать, что хрупкую девчонку что-то спасет. Даже если это «что-то» с острым лезвием.
Когда незнакомец полез в карман, я снова напряглась и стиснула нож.
– Интересное у тебя хобби. – Парень медленно достал из джинсов пачку сигарет. – Будешь?
– Что за гадость? – бросила я, рассматривая непонятную марку сигарет.
Первое правило – не разговаривать с мужчинами. Второе правило – не злить мужчин. Третье правило – убегать от мужчин. Почему сегодня я нарушила все?!
– Повежливее. Ты могла меня убить.
– А ты будто против! – вырвалось у меня.
Незнакомец дернул плечами. Ветер распахнул его черное пальто: поношенный свитер, местами в дырках, потертые джинсы, явно много раз стиранные, стоптанные кеды с разноцветными шнурками… Я гадала, кто он такой, а он поднял голову и, чуть щурясь, задумчиво смотрел на фонарь. Зелень его глаз будто покрыта ледяной коркой равнодушия. Да что с ним? Постоянно встречает девиц, которые метают в деревья – и в людей – ножи?
– Я курю кретек[3]. Хочешь попробовать?
Его голос звучал отстраненно и чуть хрипло.
– Нет, спасибо. – Я поспешила на мост.
После тренировки по моему расписанию следовала медитация. Я смотрела на пруд, слушала звуки природы и не собиралась менять традицию из-за чудаковатого парня.
Он следом пошел на мост, встал неподалеку, сохранив уважительную дистанцию. До меня ветром донесся аромат – не дешевых сигарет, как я ожидала, а каких-то пряностей. Запах кретека смешался с парфюмом: лимон и бергамот. Обычно меня бесили мужские духи, но его запах оказался приятным, с кислинкой.
Я провела ладонью по своему носу – от холода тот наверняка покраснел, – поправила шарф и посмотрела на листья клена: они медленно плыли по воде, скрываясь под мостом. Этот сумасшедший хочет стоять рядом? Пожалуйста. Мне все равно. Я думала о работе, о своих планах, о правилах… Но мысли упорно возвращались к незнакомцу. Он меня не боялся. И, самое невероятное, я не боялась его.
«Когда частички воссоединяются, то люди испытывают чувство безопасности, сравнимое с возвращением домой после долгих странствий».
Статья промыла мне мозги! О чем я вообще думала, когда поднялась на мост, а не убежала, сверкая пятками? Мы одни, и, если я закричу, меня никто не услышит. Фонари светили тускло, и, если я побегу, рискую свернуть шею. А главное, я никому не сказала, где меня искать. Идеальная цель маньяка! И нож ему принесла. Давай, убивай. Но парень совсем не похож на маньяка. Хотя… все маньяки не похожи на маньяков.
Я не могла объяснить, почему мне спокойно.
– Видишь звезды? – Он положил ладони на перила и посмотрел на небо.
Я запрокинула голову.
– Не видно тут звезд, – ответила чуть погодя. – Небо затянуто тучами.
– А я вижу звезды, – сказал упрямо, как мальчишка.
– Вранье.
Его легкий смешок заставил меня вздрогнуть. По телу словно разлилась теплая волна, и я вцепилась в мост, едва не поломав ногти.
– Красота в глазах смотрящего. – Он повернул ко мне голову. – Не спугнуть бы вдохновение…
Теперь я видела звезды: золотые крапинки искрились в его глазах. Он смотрел пристально, разглядывал, смущал. Как смущал бы любую девушку.
Обычную девушку.
– Почему смотришь? – выпалила я.
– Прикидываю, в какой позе ты лучше смотришься.
Воздуха стало чересчур много, и я поперхнулась. Очередной похотливый мудак! Я перестала на него смотреть и стиснула нож в кармане. Шестое чувство меня подвело. Ублюдок! В доверие попытался втереться!
– Эй-эй! – Проследив за моей рукой, парень воскликнул: – Не надо опять покушаться на мою жизнь, черт возьми. Я художник!
– Ага. Читаешь форумы для пикаперов? – проворчала я, нахмурив брови. – Отвали по-хорошему. Тебе светит только нож в печень.
Незнакомец заткнулся, но с моста не ушел. Продолжил стоять, смотреть и действовать на нервы. Художник! Я могла представить, как он держит кисточку длинными пальцами, макает в палитру, водит по холсту… Почему в моей голове это звучит так сексуально?
– Я художник, честно. – Его голос надломился, выдавая волнение.
Я молчала, и парень добавил:
– По крайней мере, был когда-то художником. Рисовал, понимаешь? – Он поводил рукой в воздухе, изображая кисть.
– Понимаю, – выдавила я.
– Глупо получилось. – Один уголок его губ был приподнят выше, делая улыбку кривоватой и особенно обаятельной. – «В какой позе смотришься». Я сам себе хочу треснуть по роже.
Так тресни. И проваливай. Но вслух я ничего не сказала.
Меня вновь привлекли его глаза. Они не улыбались, когда улыбался он. Казалось, в них навсегда что-то застыло. Заледенело.
На пару минут парк погрузился в тишину. Где-то вдалеке мчались редкие автомобили, напоминая, что мы в городе. И не одни во всем мире. Поразительно, но я тоже не спешила уходить с моста, а собеседника прогоняла лишь мысленно. Словно не всерьез.
– Анфас.
– Что? – Я обернулась на его голос.
– Нарисую тебя в анфас, – уверенно повторил он и достал свои отвратительные папиросы. Закурил, зажал между зубами сигарету и протянул мне руку: – Константин.
– Яна, – ответила быстрее, чем подумала.
Бесит, что у моего имени нет полной формы. Он представился официально, а я… я будто рада знакомству. Это вовсе не так!
Константин изучал меня, медленно поглощая дым, и протягивал руку. В любой другой момент я бы проигнорировала его жест. В любой другой момент я бы не стояла с ним рядом. Но он смотрел так, будто в его голове не было ни одной гнусной мысли. А в моей?..
Я быстро пожала горячую и слегка шершавую ладонь.
– Ты сказал, что «был когда-то» художником. Что значит «был»?
Константин смутился. Надо же, самоуверенному пофигисту трудно говорить о себе?
– Пару лет назад… – Он медленно облизал губы. – Я бросил все. Абсолютно все. – Его голос стал жестким, как засохшая кисть. – Бросил карьеру, Москву… Это моя жертва во имя свободы. Честно говоря, не думал, что когда-нибудь снова смогу рисовать. Но ты… – Он скользнул по мне взглядом. – Подарок судьбы! Твой портрет станет моей лучшей работой. Моей первой работой за долгие годы. Я увидел тебя и… Мне хочется вернуться к рисованию. Дать живописи еще шанс.
Он говорил с неподдельным восторгом, и я завидовала его страсти к искусству. Я любила цифры, но подобного трепета не испытывала.
А Константин мечтательно добавил:
– Карандаш… или масло. Ты не против мне позировать?
– Извини. – Я отрицательно помотала головой. Волосы ударили по щекам, и лицо вспыхнуло от одной мысли – провести несколько часов наедине с малознакомым парнем. – Не получится, – тихо добавила я. Ладонь, сжимавшая в кармане нож, вспотела.
Константин изменился: потух, стал серьезнее. И эта серьезность прибавила на его гладком лбу пару морщинок. Интересно, сколько Косте лет? На вид не более двадцати пяти. А когда он задумчиво выдохнул облако дыма, мне показалось, что ему намного больше. Он проницательный и мудрый. Он узнал мои секреты, а главное, узнал причину, из-за которой я отказалась позировать. Почему приходила сюда. Зачем пыталась его убить.
Я открытая книга, в то время как Константин оставался интригующей обложкой. Прочистив горло, я объяснила:
– Не напал на меня здесь, чтобы увести в свою квартиру и…
– Господи боже! – Он отшатнулся, словно я влепила ему пощечину. – Ты в своем уме?! Я говорю о написании картины, о живописи, а ты – о сексе. Озабоченная? Я хотел предложить встретиться днем в парке, чтобы я провел время за мольбертом, а ты – на мосту. Но если это намек на большее…
– Что?! – Я едва не сломала каблук, резко дернув ногой.
Константин ухмыльнулся и убрал бычок в карман пальто.
– Интересная у тебя, однако, прелюдия, Яна. Острая.
Мое лицо наверняка напоминало красный блин.
– Художники как гинекологи. Всякого насмотрелись, – спокойно объяснил Костя, не обратив внимания на мою реакцию. – Позировать домой я тебя не зову, расслабься. Мне достаточно общественного парка.
Либо он первоклассный психопат, либо я для него – объект, уровень красивого пейзажа. Что ж, успокаивает. Но вдруг все-таки психопат?
– Я тебя раньше тут не видела. – Сменить тему – правильный выбор, а то заговорит зубы и окончательно усыпит бдительность.
– Мое любимое место, – ответил Костя.
– Мое тоже. Почему мы не пересекались?
– Я не сказал, что приходил сюда вчера, позавчера или месяц назад. – Он подмигнул мне. – Вопрос был как часто, а не как давно. Два года назад я приходил сюда каждый вечер.
– Почему перестал?
– Почему… – Он замолк. Я смутила его? – Все меняется.
Уж мне-то не знать…
– Честно говоря, я не собирался возвращаться. – Костя поправил ворот свитера, будто тот его душил. – Я не понял, за что любят Москву.
– Неблагодарные вы, приезжие, – ответила с обидой. – Оскорбляете, возмущаетесь, а все равно едете! Чтобы ругать мой дом?
Костя опешил. Вскинул бровь.
– Приношу извинения за грубость, москвичка.
– Принято.
Я хохотнула и провела ладонями по щекам: не ожидала, что когда-нибудь снова улыбнусь. Из-за художника-красивого-пофигиста!
Он придвинулся ко мне ближе, как будто случайно.
– Теперь я понимаю, зачем я вернулся в столицу.
– И зачем? – вырвалось из моей груди со смехом.
– Нарисовать тебя.
– Ой, хватит уже… – Я закатила глаза. – Что ты делаешь в парке ночью?
– «Сон – пустая трата времени»[4], – хрипло пропел Константин. Его тембр идеально подходил для рок-баллад.
– Bon Jovi?
– Знаешь старичка Джона[5]?
– Знаю. Но музыку слушаю редко.
– Почему? – изумился Костя. – Не могу представить свою жизнь без музыки. – Он достал из кармана запутанные белые провода наушников.
Я замялась. Не говорить же ему правду.
– Боюсь не услышать что-то важное…
– Например, как незнакомка кидает нож?
Смех согрел грудную клетку. Константин, напротив, притих. Он посмотрел на мои губы, и я инстинктивно облизала их.
– Чудесно, – пробормотал Костя и отвернулся к пруду. Слишком резко, я не успела перехватить его взгляд и понять, что он имел в виду.
Когда он вновь достал сигареты, я смогла разглядеть марку. Вот почему сигареты странно пахли! Они с гвоздикой. И еще похрустывали, как старые поленья. Кретек. Не самый лучший. Крепкий до одурения. Дешевый до безобразия. Я считала, курить подобную дрянь – себя не уважать. Поэтому достала из кармана пальто крепкие сигареты приличной марки. Я курила редко, но привыкла носить пачку в кармане рядом с ножом.
Не колеблясь, я протянула сигареты Константину.
– Спасибо, – вежливо сказал он. – У меня свои есть.
– Разве это сигареты? – Я досадливо хмыкнула. – Тебя обманули.
Константин рассмеялся в голос. На его впалых щеках появились ямочки. Он провел ладонью по волосам и прочел этикетку:
– С гвоздикой. Может, все-таки? – Я помотала головой, а Костя серьезно добавил: – В этом суть гребаной свободы – делать что душе угодно, не вспоминая о нормах и принципах. Нарушать собственные правила и совершать смелые поступки. – Он цокнул языком, помолчал и хрипло закончил: – А я свободен. Чертовски свободен.
В его голосе… грусть? Он не рад свободе? Не могу поверить. Это же мечта! Принадлежать себе. Делать что хочешь. Наверное, ему повезло с родителями, раз он мог осознанно выбирать дешевые сигареты и носить потрепанные вещи. Гулять по ночам, не думая о работе и обязанностях. Не оглядываться на чужое мнение и флиртовать с незнакомым человеком, не боясь осуждения. Я, запертая в воображаемую клетку, ему завидовала. Свободен. От плохих воспоминаний, внутреннего контроля, правил…
Но в моем случае риск слишком велик.
Константин достал зажигалку, собирался прикурить, и я не выдержала:
– Извини, не могу видеть, как весь вечер ты куришь это отвратительное месиво. Уверена, ты не получаешь от процесса удовольствия, что бы там ни говорил! – с вызовом заявила я и вновь достала из кармана сигареты. Протянула Константину пачку: – Возьми.
Что со мной? Указываю мужчине, что ему делать. Могу ведь разозлить его.
Но, похоже, Константин не умел злиться. В его глазах поблескивали смешинки, подсвеченные светом от фонаря. Какой же он… пофигист!
Вскинув бровь, перевел взгляд на пачку и сказал:
– Хорошо, Яна. – Его губы дрогнули в легкой улыбке, а мое сердце ухнуло вниз. Как мягко он произнес «Яна». – Твоя взяла.
Когда его пальцы потянулись к сигаретам, то коснулись моей руки. Ненавязчиво, случайно, а мой мозг не сразу провел параллель с возможным насилием. Напротив, беззаботная часть меня взбунтовалась: «Ты поэтому хотела дать ему пачку? Чтобы он дотронулся до тебя?» Хитрая, хитрая Яна…
– Нет! – воскликнула я.
Сигареты упали на мраморную кладку, и Костя нагнулся, чтобы поднять пачку. Выпрямившись, он внимательно посмотрел в мою сторону. Сквозь его безмятежность пробивался интерес и волнение. За меня?
Константин вытащил сигарету, прикурил и сказал:
– Мою свободу похитили. Браво, Яна. Ты должна мне рисунок.
– Я рисовать не умею.
Шучу? Флиртую?!
Константин сипло засмеялся, а я покраснела. «Им весело вместе, им хорошо вместе». Опять идиотская статья лезет в голову! Но Костя вызывал у меня чувства, которые, я думала, никогда больше не смогу испытать. Он был харизматичен и красив, поэтому интересен. Он был вежлив и спокоен. По крайней мере здесь, на мосту, создавалось ощущение безопасности рядом с ним. Также Костя излучал загадочную свободу, о которой я начала грезить. Было необычно не испытывать напряжения в обществе едва знакомого человека, пусть я все еще держала в кармане нож.
Костя мало говорил о себе. Я тоже не спешила раскрывать карты, да и раскрывать нечего: моя жизнь в последние годы не слишком разнообразна. И мы болтали о всяких глупостях. Я узнала, что Костя любит дешевые сигареты, дорогую выпивку и вареные овощи. Пару месяцев он жил у моря, ночь – его любимое время суток, а песни Bon Jovi напоминают ему о брате. Константин с упоением рассказывал, как променял стабильность на путешествия, скольких людей встретил, столько всего видел. Я же давно не видела ничего дальше своего офиса и этого парка.
– Все равно нарисую тебя. – Костя подмигнул и достал кретек – неисправим! – Яна, ты напомнила мне, каким бывает вдохновение. Ты, похоже, в силах меня спасти.
Одной фразой он вернул меня на землю. Оттуда, с облаков, где просто Яна общалась с просто Костей. Без туманного завтра, без обманчивого «возможно». Спасти. Я не могу никого спасти. Я себя-то не могу спасти!
– Спасибо за приятные слова, но… – Как бы мягко, без последствий, исчезнуть из его жизни? Ком в горле мешал закончить фразу.
Константин нахмурился.
– У тебя кто-то есть?
Я потеребила шарф. Легче соврать. Да, у меня есть муж. Он ревнив, агрессивен, тоже блондин… Я помотала головой. Лгать Косте, этому простодушному и доброму парню, совершенно не хотелось. Не хотелось и прекращать общение с ним. Но мало ли чего я хочу? Мое прошлое – уродливые шрамы. Мое доверие к людям уничтожено.
– Я осознанно выбрала одиночество. Ты не можешь меня нарисовать.
Константин засмеялся:
– Почему ты воспринимаешь все так… пошло?
Он близко. Еще шаг, и сможет наклониться к моему лицу. Я не делаю шаг назад?..
Костя отчеканил:
– Мы свободные люди, Яна, нет ничего криминального в том, что я хочу изобразить тебя на холсте. Позировать пару часов – все, чего я прошу. Все, что мне нужно. Могу отдать тебе рисунок.
Он порывался коснуться меня, но я втянула с шумом воздух, и его рука зависла в миллиметре от моего плеча.
– Ты убедилась, что я не маньяк?
– Думаю над этим, – поддразнила я, сделав несмелый вдох. Мои страхи сильнее моих желаний. Реакции тела сильнее мыслей. Я отстранилась и твердым тоном произнесла: – Мы не увидимся снова. Желаю тебе найти новую музу. Ты неплохой парень, я надеюсь…
Он скривил губы.
– Не обольщайся. Я не собирался тебя соблазнять. Я не заинтересован в отношениях, а секс на одну ночь предпочитаю не мешать с работой. – Константин пощелкал пальцами. – Как ты сказала? «Осознанно выбрала одиночество»? Поддерживаю. Любовь – проклятье. Дальше гребаного рисунка никогда бы не зашло, поверь. – Звучало грубо. Но даже когда он злился, то был в равновесии. Ни на децибел не повысил голос. – Муза не стоит моего сердца, Яна. Со мной ты в безопасности.
«Со мной ты в безопасности», – фраза, которую мечтает услышать каждая девушка. Но почему… прозвучало так, будто он меня оскорбил? В уголках глаз – слезы.
Я упрямо смахнула теплые капли. Какого черта мне больно?! Я ведь добивалась, чтобы он отстал.
Хмуря брови, Костя наклонился. Его губы щекотали мои горячим дыханием. И все внутри сжалось. Запылало. Не страх, нет… Иное.
– Ко мне вернулось вдохновение, я его не упущу.
– Поздравляю, – просипела я, – меня это не касается.
Он посмотрел на мои губы. Коснулся своих. Медленно провел по нижней, а я зачем-то представила, как эти пальцы касаются меня в разных местах. Нежно, трепетно… или напористо. Рвано выдохнула. Это все воздержание, это все его внешность.
Константин усмехнулся. Его лицо все еще слишком близко. Он провел носом по моим волосам и опалил ухо дыханием:
– До встречи, Яна.
Отстранился. Обогнул меня.
Костя спустился с моста, насвистывая песню Bon Jovi. Его высокая стройная фигура постепенно скрылась среди деревьев. А я стояла и смотрела чудаку-художнику вслед.
«Это связь на высшем уровне», – опять вспомнились слова философа-шарлатана.
«Они приходят в одно и то же место».
Я нашла мост сама!
«Их судьбы бывают поразительно схожи».
Ему сделали больно? Его уничтожили? Ни за что не поверю. Константин – самоуверенный пофигист. Наверняка у него нет отбоя от поклонниц, а о разбитом сердце он только слышал. Подкат в стиле «Я тебя нарисую» явно с пикаперского форума. Ведутся же! Наверняка девчонки ведутся на его легенду «Благодаря тебе я снова пишу картины, моя муза». И я почти повелась! Не могу поверить. Два года выстраивала стены, доказывала самой себе, как мне нравится моя жизнь. И вдруг один зеленоглазый блондин пошатнет мой привычный мир?
Закурив, я заторопилась прочь из парка.
Нет. Мы не похожи. Я не хочу встретить его снова.
Или хочу?
О проекте
О подписке