Глава 2

Звенящая тишина с новой силой стала наполнять внутреннее пространство черепной коробки, легкая тошнота уже не болталась ниже пищевода, а медленно подползала к гортани, виски сдавливало так, что серое вещество могло в любой момент просочиться через глазные яблоки.

Оставшись наедине с собой, Марк решил, что возвращаться сегодня в отдел будет не самой лучшей идеей, выслушивать занудные наставления начальника не было никаких сил и желания, и домой спешить, где его снова встретит вечно недовольная жена, тоже не хотелось. Лучшим вариантом, чтобы собраться с мыслями, было задержаться здесь, в душной комнате для допросов.

С трудом стянув с себя узкий, не по размеру пиджак, Марк аккуратно повесил его на спинку металлического стула, пригладил по привычке зачесанные назад русые волосы и, закатав рукава черной рубахи, опустился на сиденье, безразлично уставившись в небольшое окно, защищенное решеткой.

Чувство облегчения не наступало, как бы Марк ни старался. Чтобы задушить тошноту, он медленно вдыхал и выдыхал воздух, но она лишь отвечала неприятной отрыжкой, усталость и раздражение все больше расплывались по телу. Голова гудела так, что невидимые звуки небольшого замкнутого пространства эхом отдавались в ушах, мышцы, натянутые как струны, ломали его, выворачивая тело наизнанку.

«Как же это тяжело – чувствовать себя ответственным за чью-то судьбу. Почему чувство вины за эту дрянь не покидает меня? Я же прав! Ведь я прав? Или, черт возьми, я был несправедлив к этой..?» – думал детектив. Чтобы хоть как-то снять боль в глазах, Марк закрыл веки и, крепко сцепив пальцы на затылке, застыл в таком положении на несколько минут. Он продолжал задавать себе один и тот же вопрос: а правильно ли он поступил, принудив Винсента подбросить сумку Полли, в надежде, что она раскроет имя босса, заправляющего в округе. Конечно, Марк и сам знал, кто ворочал сбытом наркоты в Куинсе, но что бы они с Питом ни делали, подобраться к хромоножке Ренди так и не смогли. Место, заброшенный склад удобрений, где Ренди передавал товар Винсенту, месяц назад снесли, и старик, этот осторожный черт, больше на связь с парнем не выходил. Оставалась только Полли, которая могла вывести на Ренди, она была единственной зацепкой.

«Но сотрудничать она не захотела, и я забыл предложить ей гарантированную защиту. Может, тогда она стала бы сговорчивее? Может, и стала бы, но она со своими куриными мозгами не захотела понять, чего я от нее хочу. Ну и плевать, тем хуже для нее. В этом мире соображать нужно быстро».

Длинный коридор, освещенный тусклым светом люминесцентных ламп, напоминал тоннель, из которого точно не было выхода. Плотно закрыв за Полли серую металлическую дверь, охранник глухим, равнодушным голосом произнес:

– Руки на стену, ноги на ширине плеч.

– Дяденька, попросите за меня, – отчаянно заплакала Полли. – Я честно не виновата. Я не делала ничего, – умоляюще шептала она, но слова не производили никакого впечатления на мужчину. – Я боюсь! Я не хочу в тюрьму. Я не виновна, – Полли хотела обернуться, но конвоир ее остановил:

– Ничего, детка, привыкнешь. Все вы так говорите, когда сюда попадаете. Не оборачиваться. Лицом к стене, руки назад, ноги расставить, – повторил он, заводя руки Полли назад. Щелкнув наручниками на тонких запястьях, охранник слегка толкнул девушку дубинкой, указывая, куда следует идти дальше.

– Куда вы меня ведете?

– В душевую. Тебе следует помыться. Миссис Пакстон снимет с тебя ненужную волосню, чтобы не было вшей. Затем я выдам тебе одежду – и вперед, к новой жизни, – выдавил скудную ухмылку охранник.

– Хотя бы волосы оставьте. Я буду часто мыться, честно.

– Хе-хе, кто бы тебе еще разрешил часто мыться. Давай, вперед, – посмеялся он, подталкивая Полли к прозрачной стеклянной двери. – Скидывай шмотки и в душ. Одежда на стуле, – указав на серый кулек, одиноко лежащий на железном прикрученном к полу табурете, мужчина скрестил руки на внушительном брюшке и застыл на месте, безразлично уставившись на серую кирпичную стену.

– Вы что, так и будете здесь стоять?

– Я отвернусь, не волнуйся, – снова ухмыльнулся он. – Да и было бы на что смотреть, кожа да кости, ну глазищи еще, – пробормотав, мужчина бросил беглый взгляд на девушку и, развернувшись, направился к выходу.

– А мне уже все равно, – ответила Полли, на ходу сбрасывая стоптанные ботинки, потертые джинсы, сетчатую черную футболку, черный бюстгальтер и старенькие застиранные красные трусики.

Отвернув медную ручку смесителя с синей полосой, она тут же встала под струйки воды, решив, что это самый действенный способ избавиться от дикого страха. Прикосновения ледяных капель были крайне неприятными и даже болезненными, но сейчас это меньше всего волновало Полли. Она продолжала стоять, не замечая, как вода, попадая в глаза, раздражала слизистую оболочку, как прерывистое дыхание вызвало икоту, как тряслись колени, как она начинала трястись сама.

– Молю тебя, Боже… – первые слова молитвы, сами собой возникшие вдруг в голове, настолько удивили Полли, что она даже перестала плакать и икать, застряв на первой фразе. – Я даже представления не имею, как правильно следует молиться, какие умные, нужные слова произнести, чтобы Там меня услышали, а главное, чтобы Он хотя бы Он поверил в мою искренность. Может, просто следует сказать о том, чего я больше всего боюсь? – после некоторой паузы Полли зашептала, что стало приходить на ум, хотя понимала, что, сколько бы сейчас правильных слов ни сказала, она все равно недостойна вообще о чем-либо просить, потому что в своей жизни для молитвы никогда не находила времени. Потому что посещение храма считала религиозным бредом для управления толпой, потому что мало совершала хороших поступков и вообще не была склонна к сентиментальности. – Даже если бы я каждое воскресенье посещала собор и пела псалмы, как все праведные прихожане, мои просьбы все равно остались бы неуслышанными, потому что я недостойна, потому что я второй, а может, даже третий сорт. Но сейчас, когда не осталось ничего, в чем бы я была уверена, я должна использовать этот последний шанс на спасение, даже если все бессмысленно. Боже, почему я? Почему в одну секунду я оказалась по эту сторону реальной жизни. За какие грехи я должна лишаться общения с Бро? Я даже не смогу в ближайшее время вернуть в булочную долг миссис Бишоп, теперь она вовсе перестанет мне верить. Даже мой верный пес Мики теперь не увидит хозяйку черт знает сколько времени. Все рушится к чертям собачьим. Неужели такое возможно? Еще совсем недавно я весело проводила время со своим парнем. Мы даже решили жить вместе. А что сейчас со мной происходит? Где я оказалась по вине этого ублюдка Винсента? Ну, гад, если только я отсюда выйду, тебе конец. Не я буду, если не разберусь с тобой. Кому сейчас точно хорошо, так это уроду, который упрятал меня сюда, и моему папаше. Нет! Нет! Я не хочу здесь гнить! Я хочу быть свободной, я хочу жить! Я не собираюсь подыхать здесь! – просьба о спасении, сменившаяся желанием обрести вновь свободу, заставила Полли выскочить из-под душа. Не отдавая себе отчета, что делает, она метнулась к двери и, распахнув на ходу стеклянные створки, выскочила в коридор, но тут же наткнулась на дежурившего у двери охранника. Мгновенно отреагировав, офицер схватил ее, заломив руки за спину, но, ловко вывернувшись, беглянка что было силы оттолкнула его и рванула туда, где ярче всего горел свет. Шлепая голыми ступнями по холодному полу, Полли старалась бежать быстро, но получалось плохо, ноги скользили, она несколько раз падала, вскакивала и снова бежала, пока ее не остановил электрошокер подоспевшего на подмогу более ловкого и опытного офицера.

– Живо всаживайте укол, – скомандовал мужчина, подзывая к себе человека в белом комбинезоне.

Появившиеся через пару секунд перед глазами яркие радужные пузыри с озорными глазками стали так мило подмигивать и улыбаться Полли, что она не могла ни ответить им взаимностью. В это же мгновение цветные шарики сами собой стали лопаться, превращаясь в более крошечные подобия самих себя. Стало невероятно весело и легко. Полли вдруг захотелось всем, кто попадался в поле ее зрения, посылать воздушные поцелуи, хотелось глупо улыбаться и приподнимать брови в такт музыке, закрутившейся в голове: «Танцуй со мной, детка. Танцуй, как можешь, танцуй, как хочешь, танцуй, как чувствуешь…»

Глава 3

Ком. Я чувствую, как горький ком, похожий на огромный невидимый шар, наваливается на меня. Он давит со всей силы на грудь, засасывает, переваривает, и я медленно, незаметно растворяюсь в нем. Я превращаюсь в единую прозрачную массу, которая только что меня проглотила.

– Проснулись? – чья-то мутная тень наклонилась над Полли и, приблизив круглое, мясистое лицо, принялась рассматривать ее. Мужчина казался безликим и необычайно огромным. Поморщив нос, Полли попыталась протереть глаза, чтобы лучше разглядеть незнакомца, но пальцы не слушались ее. Единственным способом вернуть зрение было что есть силы зажмурить глаза и тут же резко их открыть.

«Какое странное существо, – подумала Полли, пытаясь рассмотреть мужчину. Она удивленно моргала, как будто ни разу в жизни не видела людей с кожей темного цвета. Седые коротко стриженные волнистые волосы зачесаны на затылок, а лысина на макушке такая блестящая, что в ней можно разглядеть свое отражение. Благородная бородка серой полосой обрамляет волевой подбородок. – Почему у него изо рта так сильно пахнет чесноком?» – Полли слабо улыбнулась незнакомцу, заметив на сморщенном лице множество веснушек. Они были такими же старыми, как и их хозяин. Поправив очки, незнакомец отошел к столу, занял свое место в черном кожаном кресле и тихим мелодичным голосом произнес:

– Вот и славно. Нельзя было так с вами. Ривер, конечно, с депомином перестарался. Ну да с кем не бывает. Совсем скоро вы вернетесь к своему нормальному состоянию. Теперь мы будем часто с вами встречаться.

– Зачем? – просипела пересохшими губами Полли.

– Меня зовут Джозеф Ридман. Я ваш психотерапевт. Меня назначили из комитета наблюдать вас. Теперь мы часто станем встречаться, вы будете делиться со мной своими проблемами, тревогами…

– Да пошел ты, – только и смогла ответить Полли, отворачивая голову к стене.

– Кхе-кхе… Как скажете. Тогда поговорим позже. А сейчас отдыхайте, – щелкнув замком, доктор тихо вышел из палаты, оставив Полли одну.

Пристегнутая тремя широкими кожаными ремнями к белой металлической кровати, Полли лежала, размышляла о своем нынешнем положении и проклинала судьбу. Она проклинала своих родителей, которые произвели ее на свет, но не удосужились окружить заботой и домашним теплом, не смогли воспитать в ней благородные чувства и любовь к жизни, подарив яркое детство и юность, не захотели привить ей сострадание к ближнему. Сколько Полли себя помнила, ничего хорошего в ее жизни не было. Она проклинала брата, который однажды на одной пивной вечеринке познакомил ее с Винсентом, а тот познакомил ее с Ренди. Она проклинала этого хромого старика, который однажды предложил легкий способ заработка – распространять наркотики в школе, а позже втянул их с Винсом в переправку товара за границы штата. Полли проклинала полицейского, который допрашивал ее и который стал причиной этих кардинальных изменений в ее жизни. Проклинала доктора, который ничего ей не сделал, но он был такой милый и заботливый, как будто они были старыми добрыми друзьями. Но сколько бы она сейчас ни злилась, сегодня свою судьбу изменить Полли не могла. Она окончательно смирилась с нынешним положением.

«Я вынуждена пройти и принять этот опыт. Но, черт возьми, для чего мне все это? Что я должна понять еще в этой гребаной жизни? Чего я еще не знаю? Неужели я так мало испытала?» – вопрошала она.