Рискованный проект Мэгги Уокер

В апреле 1905 года, как раз накануне Пасхи, в оживленном торговом квартале Ричмонда, Виргиния, впервые распахнул свои двери «Сент-Люк Эмпориум». В новый универмаг сразу же хлынули толпы посетителей – тут тебе и обувной отдел, и высокие стойки с галантереей, и вешалки со стильными готовыми платьями. Электрическая вывеска на фасаде, раскрашенные восковые манекены в витринах, но главное новшество – не в этом. «Сент-Люк Эмпориум» открыли афроамериканки для афроамериканок. И это при том, что мы – в бывшей столице Конфедерации, в городе, где вовсю действовали дискриминационные, антиправовые «законы Джима Кроу», где волеизъявление черного большинства подавлялось с помощью предвыборных махинаций, где налог на голосование фактически лишал черное население избирательных прав, где чернокожего директора школы могли запросто выгнать с работы, где в общественном транспорте действовали принципы сегрегации. Появление такого универмага в подобной атмосфере можно считать поистине историческим достижением.

Даже у белых работающих женщин жизнь в те времена была непростой, а что уж там говорить о женщинах с другим цветом кожи. Открытие «Эмпориума» стало на тот момент последним решительным шагом Мэгги Лины Уокер, одной из самых известных фигур в негритянских бизнес-кругах Ричмонда, поставившей перед собой цель дать толчок к развитию местного чернокожего сообщества. Ее универмаг, с одной стороны, предоставлял афроамериканкам шанс заработать, обрести финансовую независимость, построить собственную карьеру, а с другой – в нем все было ориентировано на чернокожих клиенток.

Афроамериканская пресса приняла новый магазин восторженно. «“Сент-Люк Эмпориум” – предприятие с огромным потенциалом, там во всех без исключения отделах – масса покупательниц», – писала, например, «Нью-Йорк Эйдж». А продавщицы – «хоть и без опыта в этом деле, принялись за работу не хуже ветеранов отрасли»^[53]. В универмаге имелось «все, что может захотеть женщина», – признавала «Нью-Йорк Уорлд», восхищаясь «современнейшим огромным четырехэтажным заведением в самом сердце самого фешенебельного городского района»^[54].

Успех Мэгги был для того времени явлением необычным. Ее мать – бывшая рабыня, которая позднее работала служанкой у Элизабет Ван Лью, известной шпионки Армии Союза и аболиционистки, а биологический отец – иммигрант-ирландец, сражавшийся за конфедератов и обрюхативший мать Мэгги, когда той было всего шестнадцать. Еще подростком Мэгги вступила в негритянский благотворительный Независимый орден Святого Луки^[55]. Позднее – когда после замужества ей пришлось оставить работу школьной учительницы – она посвятила ордену много сил и занимала там ряд высоких постов. Создала афроамериканскую газету и страховую компанию для женщин, а в 1903-м – за два года до открытия «Эмпориума» – основала «Сент-Люк Пенни Сэйвингз Банк», чтобы приучить молодых чернокожих женщин делать банковские сбережения. Мэгги была первой афроамериканкой – учредительницей и главой банка. После ряда слияний с другими ричмондскими кредитными организациями он стал называться «Консолидэйтид Банк энд Траст», и перешел к новым владельцам лишь в 2005 году, поставив рекорд самого долгого существования банка с чернокожим президентом.

* * *

«Белые требуют, чтобы у нас были отдельные трамваи, церкви, школы, гостиницы, парки, общественные места, – провозглашала Мэгги, убеждая собравшихся черных мужчин поддержать ее универмаг. – Так зачем же навязываться там, где нас не хотят? Тратьте свои деньги у нас. Помогите нам помочь самим себе!»^[56]

После торжественного открытия «Сент-Люк Эмпориума» первоначальное опьянение сменилось похмельем – на первых порах универмаг выживал с трудом. Услугами «Сент-Люк Пенни Сэйвингз Банка» чернокожее население пользовалось с удовольствием, чего нельзя сказать о магазине «Эмпориум».

«Вы прекрасно знаете места, где покупаете головные уборы, обувь, одежду, – продолжала Мэгги. – Там всегда есть белая женщина. Вы знаете, каково будет вашей жене с детьми, если они придут туда за шляпкой или галантереей. А белая женщина там всегда». И она там именно «благодаря вашим деньгам, вашему влиянию, благодаря тому, что вы – тамошние клиенты, в то время как ваши собственные женщины, плоть от плоти и кровь от крови ваши, вынуждены выкручиваться как могут»^[57].

Универмаг предоставлял афроамериканкам хорошо оплачиваемую работу, но без поддержки сообщества ему было не выжить. «“Сент-Люк Эмпориум” – это во многом дело рук наших женщин. Раз мы смогли объединиться и ценой многих усилий добиться того, чего мы добились, разве сердце не велит вам тратить теперь свои деньги у нас?»^[58]

Однако чернокожие клиентки в универмаг не спешили. Возможно, это объяснялось их ограниченной покупательной способностью, или, может, они считали, что в «белых» магазинах товары качественнее и моднее. В любом случае, поддержка универмага с их стороны была более чем скромной. Мэгги, кроме всего прочего, столкнулась с открытой дискриминацией со стороны белого населения Ричмонда – особенно других коммерсантов. Ведь прежде чем открыть магазин, она два года тайком подыскивала в торговом районе участок для будущего универмага. Но об ее планах в итоге узнали, и белые коммерсанты стали предлагать ей за этот участок на 4 тыс. долларов (128 тыс. в сегодняшних ценах) больше его тогдашней стоимости. «Если они дают такую сумму, значит, мы на верном пути», – заявила Мэгги партнерам, отказавшись от предложений^[59]. Белые конкуренты подняли ставки до 10 тыс. (более 350 тыс. в сегодняшних ценах), но Мэгги оставалась непоколебима.

Мэгги продолжала воплощать свой проект, и, когда «Сент-Люк Эмпориум» в итоге открылся, белые владельцы окрестных магазинов поклялись вытеснить его из бизнеса. Они объединились в Ассоциацию розничной торговли. «Ну и зачем им это понадобилось? – вопрошала Мэгги. – А затем, чтобы попросту выдавить негритянских коммерсантов с рынка – наше присутствие для белого торговца оскорбительно, ведь черные конкуренты кладут в свой карман ту пару долларов, которая иначе оказалась бы в его кошельке»^[60]. Владельцы «белых» магазинов разослали предупреждения всем оптовикам, имеющим дела с «Эмпориумом», требуя, чтобы те прекратили поставки, и грозя им бойкотом. Причем география рассылки отнюдь не ограничивалась Ричмондом – такие письма получали даже фирмы в Нью-Йорке. Некоторые поставщики стали требовать, чтобы «Эмпориум» расплачивался по счетам немедленно, отказывали универмагу в кредите, а иные и вовсе прекратили с ним отношения. Полки магазина постепенно пустели.

«“Сент-Люк Эмпориум”, негритянский универмаг на Уэст-Брод-стрит, где и руководители, и покупатели – исключительно представители цветной расы, – сталкивается с большими проблемами», – сообщала газета «Ричмонд Ньюз Лидер» в статье «Кредиторы преследуют “Сент-Люк Эмпориум”». Автор подробно рассказывал, как один из оптовиков подал против универмага иск на 960 долларов (33 тыс. в сегодняшних ценах) за неоплаченные счета^[61]. Мэгги горько сетовала на развязанную против нее кампанию. «Белый человек не намерен ждать, пока негр станет финансовым гигантом, – говорила она. – Он скорее нападет на него, свяжет его по рукам и ногам, пока тот еще в колыбели, беспомощный младенец в пеленках»^[62].

Несмотря на все эти трудности, «Сент-Люк Эмпориум» продержался на плаву целых семь лет. Но к январю 1912 года его финансовое положение стало совсем отчаянным, и он в конечном счете закрылся. «Если бы все зависело от уверенности в своих силах и здравомыслия, мы сегодня имели бы великий памятник готовности негра заплатить свою цену за бизнес и успех», – размышляла Мэгги^[63]. В первый год существования универмага продажи составили 33 тыс. долларов (более миллиона в сегодняшних ценах), а к моменту закрытия этот показатель рухнул на 60 с лишним процентов^[64]. «Мы, негры, понимали, что должны по крайней мере иметь возможность научиться самим покупать и самим продавать, – говорила Мэгги. – Но “Эмпориум” не выдержал конкуренции с обеих сторон, поскольку мы не встретили поддержки со стороны представителей нашей же расы». Это был нелегкий момент. «Опустив веки и обронив слезу, мы тяжко вздыхаем, вспоминая рождение, жизнь и смерть нашего предприятия»^[65].

Глава 3
Дороти и ее выставка ар-деко

После открытия на 47-й улице магазина с Шейверятами шли годы, и Элси стала со временем уставать от проекта – ей надоело бесконечно делать одни и те же куклы, хотелось посвятить себя живописи. Когда она объявила старшей сестре, что магазин пора закрыть, та поначалу оставила ее слова без внимания. Возмутившись такой реакцией, Элси принялась швырять упакованные куклы в урны для мусора.

– Магазин закрывается! – заявила она.

Этот выпад привел Дороти в бешенство, сестры не разговаривали целых две недели. Но без Элси у Шейверят никакого будущего быть не могло, и, несмотря на непрерывный поток заказов, магазин пришлось закрыть.

Однако мистеру Рэйберну, кузену их матери, с визита которого – когда он заказал партию Шейверят для витрин «Лорд энд Тейлор» – все и началось, подобный поворот событий пришелся по душе. Его впечатляли менеджерские способности Дороти – то, как она справлялась с кукольным бизнесом, – и он пригласил ее работать в свой универмаг. Сестры и прежде давали ему неофициальные консультации, но теперь Рэйберн хотел, чтобы Дороти работала у него на постоянной основе. Дороти стремилась к большему, должность в «Лорд энд Тейлор» – отнюдь не то, о чем она мечтала. Она подумывала о карьере, не связанной с продажами, – как вариант, об издательском бизнесе. Но Рэйберн проявил настойчивость, и с четвертой попытки Дороти сдалась, решив, что это может стать первым шагом на новом пути.

В 1924 году она влилась в команду «Лорд энд Тейлор», получив должность завотделом сравнительных покупок. В условиях жесточайшей конкуренции среди универмагов того времени корпоративный шпионаж был основой основ бизнеса. Специальные сотрудники зарабатывали себе репутацию постоянного клиента в магазинах соперников и ходили туда якобы за покупками, на самом деле выясняя, какой фасон перчаток продается там лучше, сколько у них стоят парижские вечерние платья или, наоборот, какие товары уходят на распродажу. Универмаги делали все возможное, чтобы сохранить личность «шпионов» в тайне – причем не только от конкурентов, но и от персонала. Дело в том, что «тайным покупателям» нередко поручалось вести слежку за собственными коллегами, они бродили из отдела в отдел и как бы невзначай оценивали уровень компетентности и обходительности продавцов в общении с клиентами, а потом составляли докладные записки, на основании которых менеджеры распределяли премии или урезали зарплаты. «В одном универмаге, – рассказывал осведомленный современник, – имелся секретный вход для таких “шпионок”. Дамы поднимались в офис якобы для подачи жалобы, там их проводили к менеджеру, тот вел их через потайной коридор в комнату, напичканную печатными машинками, где с утра они получали задания, а вечером оставляли результаты»^[66].

В Нью-Йорке самой громкой славой пользовался отдел сравнительных покупок универмага «Мейсиз», созданного в 1858 году бывшим моряком с Нантакета^[67] Роулендом Хасси Мейси. Магазин, расположенный в самом сердце Дамской мили, славился лучшими скидками. Его слоган «Экономный значит умный», придуманный гуру рекламы Бернис Фиц-Гиббон, был знаком всякому – вместе с логотипом в виде красной звезды, скопированной с татуировки на руке самого Мейси.

Однажды весенним днем 1919 года у кассы отдела моющих средств «Мейсиз» появилась вывеска: «Если конкурент в минуту отчаяния сбивает цену, мы тут же начинаем продавать еще дешевле». Это произошло в самом разгаре ценовой войны между «Мейсиз» и «Хернс» за продажи пероксидного мыла. Его обычная цена была восемь центов, но, стоило тайным покупателям выяснить, что в «Хернс» продают за семь, «Мейсиз» тут же снизил цену до шести, а к концу дня предлагал 15 кусков за цент – ведь «Хернс» продал всего 14, – и на этом не остановился. На следующее утро он объявил акцию – 18 кусков за цент.

«В мыльные отделы, расположенные в подвальных этажах обоих универмагов, выстроились огромные очереди, – сообщал ежедневный журнал мод “Вименз Уэр”. – Вчера после обеда в “Хернс” стояло около 150 женщин, а сегодня с утра – уже около 300»^[68]. Эта война обоим магазинам влетала в копеечку, ведь каждый кусок мыла обходился им в пять центов, но для «Мейсиз» эти затраты более чем окупились – ведь речь шла о репутации. «Мейсиз» настолько прославился своими непревзойденными скидками, что это даже слегка отразилось в слогане его главного конкурента, универмага «Гимбелс»: «Никто не продает дешевле “Гимбелс”!» (который, кстати, придумала все та же Бернис Фиц-Гиббон – видимо, сама она питала некоторый скепсис по поводу идеи шоппинга со скидками).

Сравнительные покупки служили одним из ключевых инструментов в работе универмагов – ведь в «бурные 20-е» американцы сорили деньгами, им хотелось тратить и тратить. Фондовые рынки взлетали до небес, и потребители вовсю демонстрировали исторические максимумы покупательской способности, сгребая все подряд – от радиоприемников и автомобилей до одежды и ювелирных украшений. Борьба за клиента приняла маниакальный характер, и в ход шло все – шпионаж, расширение торговых площадей, масса всевозможных технических новинок. Откуда ни возьмись в каждом универмаге появились эскалаторы, чья пропускная способность превышала возможности 40 лифтов; вращающиеся двери на входе сменились дверьми, распахивающимися в обе стороны, дабы внутрь могло попасть как можно больше народу одновременно; проходы между стеллажами максимально расширились. В 1924 году, когда Дороти устроилась в «Лорд энд Тейлор», универмаг готовился открыть отдел эксклюзивных образцов высокой парижской моды, консультацию для мужчин, не определившихся с выбором подарка, целую галерею новых сервисов на шестом этаже – солярий, буфет, библиотеку с меняющимися интерьерами, – а также расширенный вход с Пятой авеню.

* * *

Универмаги в миниатюре отражали общую национальную тенденцию – перемену в отношении к женскому труду. В старых добрых галантерейных и промтоварныхмагазинах за прилавками стояли в основном мужчины. Но к началу ХХ века в этой сфере наметились перемены. Если в 1880 году Америка насчитывала 8 тысяч продавщиц, то всего десятилетие спустя их число выросло до 58 тысяч, а к 1920 году количество женщин, занятых в торговле, достигло полумиллиона – то есть 10 процентов от не занятых в сельском хозяйстве трудовых ресурсов страны^[69]. Придя как-то раз с инспекцией в свой универмаг «Филинз», его владелец, бостонский бизнесмен Эдвард Филин, был поражен, обнаружив, что его магазин захватили женщины – десятки продавщиц за прилавками, десятки покупательниц у стеллажей, – и стал называть его «Эдемом без Адама».

Филин – как, впрочем, и другие владельцы универмагов – считал работающих у него в огромном количестве женщин важными кадрами. Бо́льшая их часть вышла из рабочих слоев, что то и дело приводило к конфликтам с клиентками из среднего и высшего классов. Работодатели ожидали от продавщиц трудолюбия и инициативности, но вместе с тем – учтивости и хороших манер. Подобный баланс – штука сложная, и скандалы случались нередко. Типичная для тех времен жалоба звучала так: «Подходит ко мне жирная, расфуфыренная особа и ведет себя, будто я ее служанка. Подавляющее большинство покупательниц делают нашу жизнь невыносимой. Сами не знают, чего хотят, и ждут от нас советов, а стоит нам начать подсказывать, тут же выходят из себя»^[70].