Читать книгу «Когда я прижимал тебя к груди своей…» онлайн полностью📖 — Джорджа Гордона Байрона — MyBook.
image

Отрывок

 
Когда помчится дух мой ввысь, в чертог отцов,
Услышав радостно их долгожданный зов,
И будет пролетать мой призрак чрез поляны,
Иль по откосам гор спускаться сквозь туманы,
Пускай надгробных урн не видит тень моя,
Гласящих, что земле здесь предана земля,
Ни списка дел моих, ни хартии похвальной,
Лишь имя быть должно мне надписью
                                                       прощальной!
Коль именем моим не буду славен я,
Пускай других наград не знает жизнь моя!
Пусть лишь оно твердит о месте погребенья —
В нем иль безсмертие, иль вечный мрак забвенья!
 
1803
В.А. Мазуркевич

Каролине

 
Ужели ты веришь, что мог я взирать
        На слезы твои без волненья
И вздохам твоим безучастно внимать,
        Глубоким и полным значенья?
 
 
Ты горькие, жгучие слезы лила
        Любви и надежды разбитой —
Но грудь моя также теснима была
        Такой же тоской ядовитой,
 
 
И чужды мы были всех мыслей других,
        Уста в поцелуе сливались,
И слезы мои незаметно в твоих
        Обильных слезах растворялись.
 
 
Но щек моих пламень тебя не обжег,
        Ты их охлаждала слезами;
Язык твой назвать мое имя не мог,
        Его ты сказала очами…
 
 
Напрасно ты так изнываешь душой!
        Забудем все прежние грезы,
Ведь память о них принесет нам с тобой
        Одни бесконечные слезы.
 
 
Прощай же, должны мы друг другу сказать,
        Оставь о былом сожаленье,
О счастье минувшем оставь вспоминать,
        Забыть все – вот наше спасенье!..
 
1804
Н.А. Брянский

Каролине

 
Ты говоришь: люблю, но взора твоего
       Вполне спокойно выраженье;
Ты говоришь: люблю, но отчего
       В тебе и тени нет волненья?
 
 
Ах, если бы огнем пылала грудь твоя,
       То было б счастья нам порукой;
Была б ты счастлива со мной, как счастлив я,
       Как я, терзалась бы разлукой.
 
 
Когда встречаюсь я с тобой, – огнем любви
       Мое лицо тотчас пылает,
Но у тебя, мой друг, волненья нет в крови,
       Твой взор на мой не отвечает.
 
 
Про страсть мне говорит один лишь голос твой,
       Мое он имя шепчет нежно, —
Но все же любишь ты любовью не такой,
       Как я – безумно и мятежно.
 
 
Твои уста всегда покрыты словно льдом,
       И, отвечая на лобзанья,
Ответным не горят они огнем,
       Не дышат негою желанья.
 
 
Ужели только слов достойна страсть моя?
        Их звук пустой меня тревожит!
Я с болью чувствую; такая, как твоя —
        Любовь правдивой быть не может!
 
 
Встречаешь ты меня холодностью очей,
       Ты не вздохнешь, со мной прощаясь, —
О, как любовь моя отлична от твоей,
        Как я страдаю, расставаясь!
 
 
Душа моя полна тобой, одной тобой,
        Весь день лишь ты в воображенье,
Когда ж забудусь сном, то вновь перед собой
        Твой образ вижу в сновиденье.
 
 
Тогда уста твои, мой друг, не холодны,
        Они огнем любви пылают,
Прильнув к устам моим, желания полны,
        Мне поцелуй мой возвращают…
 
 
О, если б этот миг еще продлиться мог!
        Увы! обманут я мечтою…
Чу! голос твой! ах нет, то легкий ветерок
        Колышет сонною листвою.
 
 
Когда же наяву, любовию томим,
        Тебя с восторгом обнимаю,
То чувствую, увы, что я к устам моим
        Холодный мрамор прижимаю!
 
 
Но если, холодом сковав твои уста,
        Ты счастье мне всей жизни губишь —
Ты, может быть, разумна и чиста,
        Пусть так!.. – но ты меня не любишь!..
 
1804
Н.А. Брянский

Стансы, написанные в «Письмах итальянской монахини и англичанина Ж.Ж. Руссо, основанных на фактах»)

 
«Прочь, изощренное искусство!
Лги тем, кто слепо верит в чувство,
Осмей тоску сердечных ран,
Они ж оплачут твой обман».
 

Ответ на предыдущее, обращенный к мисс:

 
О, дева милая, напрасно
Так осмотрительно и страстно
Ты бдишь над женскою душой!
Коварной лести изощренья —
Плод твоего воображенья
И призрак, созданный тобой!
Кто восхищенными очами
В прелестный лик хоть раз взглянул,
Тот льстивой речи похвалами,
Поверь, тебя не обманул!
Взгляни хоть в зеркало подоле:
В нем отражен тот идеал,
Что будит зависть в вашем поле,
От нас же требует похвал.
Тот, кто воздаст чистосердечно
Твоей красе хвалу и честь,
Воздаст лишь должное; конечно,
Он скажет правду, а не лесть!
 
1804
В.А. Мазуркевич

Отрывок, написанный вскоре после замужества мисс Чаворт

 
Бесплодные места, где был я сердцем молод,
        Анслейские холмы!
Бушуя, вас одел косматой тенью холод
        Бунтующей зимы!
 
 
Нет прежних светлых мест, где сердце так любило
        Часами отдыхать,
Вам небом для меня в улыбке Мэри милой
        Уже не заблистать.
 
1805
А.А. Блок

Эмме

 
О Эмма! близок час разлуки,
        Пора сказать мечтам прости;
Еще одной, последней муки
        Мы гнет должны перенести.
 
 
Да, страшен этот миг жестокий,
        Судьба велит расстаться нам,
И вы, мой ангел светлоокий,
        Умчитесь к дальним берегам.
 
 
Мы знали счастье, дорогая,
        Мы сохраним его привет,
О старом замке вспоминая,
        Приюте отроческих лет, —
 
 
Где расстилались перед нами
        Долина, парк и гладь озер;
От них наполненный слезами
        Мы оторвать не в силах взор.
 
 
Вот те места, где мы играли,
        Где вы, в тени дерев густой,
На грудь мне голову склоняли,
        Насытясь резвой беготней;
 
 
Где, страстью нежною волнуем,
        С вас мух сгонять я забывал,
Но сам к их смелым поцелуям
        Я зависть тайную питал.
 
 
А вот и он челнок наш скорый,
        Мы в нем носились по водам;
Вот клен могучий, на который
        Взбирался я в угоду вам.
 
 
Те дни прошли, увяла радость,
        И парк и замок опустел…
Где наших встреч веселых сладость?
        Их светлый гений отлетел…
 
 
Как тяжела моя утрата
        Поймет лишь тот, кто пережил,
Когда теряешь без возврата
        Все то, что пламенно любил.
 
 
Не в силах я тот миг печальный
        Без горьких слез перенести,
В нем, как любви аккорд прощальный,
        Звучит последнее прости.
 
1805
Н.А. Брянский

Каролине

 
Когда же скорбь мою могила успокоит,
И дух мой от земли направит свой полет?!
Жизнь в настоящем – ад, грядущее ж удвоит
Всю горечь прошлого ярмом дневных забот.
 
 
В устах проклятий нет; из глаз не льются слезы;
Я не прогнал врагов блаженства моего.
О жалкая душа, ты можешь без угрозы
Лишь сетовать в тоске бессилья своего!
 
 
Но если бы мой взор сверкал огнем кровавым
И с уст лился поток неукротимых слов,
Я б молнии метал в лицо врагам неправым
И гневу б языка дать волю был готов!
 
 
Теперь же тщетно все! И жалобы, и муки
Мучителей моих утешить бы могли;
При виде наших слез в последний час разлуки
Их злобные сердца восторгом бы цвели!
 
 
Но если б даже мы смирилися покорно —
Ликующим лучом жизнь больше не блеснет:
Любовь не принесет утехи благотворной,
Надежда умерла, – одна боязнь живет!
 
 
Когда ж они меня схоронят, дорогая?!
Любви и дружбы нет!.. Лишь горе без конца…
Но если обниму опять в гробу тебя я,
Быть может, там они не тронут мертвеца!
 
1805
В.А. Мазуркевич

Каролине

 
Не подумай, что страстным признаньям в ответ
Я скажу, что любви я не верю твоей;
Лишь взгляну на тебя – и сомнения нет,
Так правдив этот блеск твоих ясных очей.
 
 
Но, любя, не могу не страдать я душой,
Что, как листьям, увянуть любви суждено,
Что промчатся года – будем плакать с тобой
Мы о юности нашей, минувшей давно.
 
 
Что настанет пора – и каштановых кос
Ветерку не придется ласкать на тебе,
И серебряный цвет поредевших волос
Нам напомнит об общей печальной судьбе.
 
 
Вот о чем я грущу, дорогая моя,
Не дерзая на Бога душою роптать,
Что настанет твой час, – и лишусь я тебя,
Что на свете всему суждено умирать.
 
 
Так пойми же причину волнений моих,
Недоверчивый друг мой! Тебя я люблю,
Нет сомнений на сердце моем никаких,
Каждый взгляд твой, улыбку – я жадно ловлю,
 
 
Но настанет черед роковой и для нас,
И горевшие пылкой любовью сердца
Будут спать на кладбище, пока трубный глас
Не разбудит всех мертвых по воле Творца.
 
 
О, так выпьем же чашу блаженства до дна,
Пока льется оно к нам кипучей струей,
Будем пить, пока чаша благая полна
Дивным нектаром нашей любви молодой!
 
1805
Н.А. Брянский

Герцогу Дорсету

 
Дорсет, который в юности со мною
Все тропки в рощах Иды исходил,
Кому, защитник, преданный душою
Я больше другом, чем тираном был,
Хотя обычай грубый в нашей школе
Тебя моей всецело вверил воле, —
Ты, чей удел через немного лет —
И дар богатств, и власти пышный цвет, —
Ты и теперь уж именем прославлен:
Немного ниже трона ты поставлен.
Но это пусть не соблазнит тебя
Презреть науку иль бежать контроля,
Хотя бы воспитатели, любя
Покой и лень, во всем тебе мирволя,
Боясь обидеть знатного сынка,
Чья власть в грядущем будет велика, —
На герцогские шалости смотрели
Сквозь пальцы и бранить тебя не смели.
 
 
Когда же юных паразитов рой,
Которым был не ты, – кумир златой
(И в юности, на самом дней рассвете,
Готовы льстить рабы дрянные эти), —
Когда они внушать тебе начнут,
Что почести одни тебя лишь ждут,
Что ты к величью избран от рожденья,
Что лишь глупцы корпят в тисках ученья
Над книгами, что благородный дух
К морали общей может быть и глух, —
Не верь: они влекут на путь позора,
Честь имени ты с ними сгубишь скоро!
Нет, обратись к немногим тем друзьям,
Которых в Иде ты узнал сызмала,
Иль, если даже не найдешь и там
Таких, чья смелость правду бы сказала
И осудить дурное все дерзала, —
Спроси свое ты сердце: пусть гласит
Оно, как твой советник и свидетель;
Оно тебе, мой мальчик, верный щит,
И верю, – в нем таится добродетель.
 
 
Да, за тобою долго я следил;
Но рок зовет: я осужден к уходу…
В твоей душе я силы находил,
Которые, созрев, людскому роду
Благословеньем были б. Ах, я сам
Дик по природе, слишком горд, упрям;
Я безрассудства, точно, сын любимый;
Но если так во многом грешен я, —
Пусть это все падет лишь на меня,
Пусть я один паду, неукротимый;
Но все ж ценить умею я вполне
Те доблести, которых нет во мне.
 
 
Достаточно ль – меж прочими сынами
Могущества, на краткий час блеснуть,
Как метеор, украсив именами
Страницы пэрства, жизненный свой путь
Отметив только спесью перед нами?
Такому общий жребий рок сулит;
При жизни знатен, а в гробу забыт,
Не отличен от смертного простого
Ничем, как только камнем гробовым
С гербом полуразрушенным над ним,
Да свитком геральдическим, чье слово
Напыщенно, но пусто. Так спит лорд,
Безвестен, нем, хоть именем он горд;
Так мирно спят могилы средь забвенья,
А в них – тела, безумства, прегрешенья
Тех, чей отмечен в летописях род,
Хоть запись ту едва ли кто прочтет.
 
 
Хотел бы я, хоть в будущем далеком,
Пророческим тебя увидеть оком
Меж мудрецов и добрых, в их среде;
Хотел бы, чтоб в успехе неустанном
Талантом ты блистал, не только саном,
И чтоб ты был прославленный везде,
Пороком не запятнан ни единым,
Фортуны не любимцем – лучшим сыном!
 
 
Взор обрати в анналы прежних лет:
Блистателен твоих там предков след.
Один, хоть царедворец был известный,
Жил, как достойный человек и честный,
И, – о хвала! – подвинул он вперед
Родную драму, твой прославив род.
Другой умом меж всей был славен знати, —
И при дворе, и в войске, и в сенате;
В бою отважный, Муз любимец, он
Во всех делах был блеском окружен.
Средь мишуры сверкал он величаво, —
Всех принцев – гордость, всех поэтов —
                                                        слава.
Таких великих предков ты имел,
Храни же славу их великих дел,
Старайся унаследовать, по праву,
Не только имя предков, но и славу!
 
 
Но близок час; дни краткие бегут.
И я покину тесный тот приют,
Где радости я видел и печали;
Мне бой часов гласит, что надо мне
Покинуть кров, где душу в тишине
Надежда, мир и дружба утешали;