THE GILDED MAN

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1942

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© С. Н. Самуйлов, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Глава первая

– А это, – сказала Бетти, – наш маленький театр.

Протянув руку за дверь, она пощелкала выключателем, зажигая одну за другой световые панели. Ее спутнику, когда он заглянул внутрь, не в первый уже раз показалось, будто он попал в одну из сказок «Тысячи и одной ночи».

– Тогда, конечно же, освещение было газовое, – добавила Бетти. – В остальном все практически то же самое.

– Так это здесь она устраивала свои частные представления?

– Да. И здесь же умерла.

Плавными линиями и мягкой обивкой напоминающий шкатулку для драгоценностей, миниатюрный театр наполнился теплым свечением. Тяжелые бархатные портьеры охраняли его от света и звуков. В цветовой гамме интерьера преобладали унылые золотисто-серые тона. Зал был футов сорок в поперечине, круглой формы, с любопытным резным орнаментом. На общем фоне закругленных стен выделялась одна-единственная прямая линия, образованная сценой. Сама сцена, расположенная в передней части зала, представляла собой обычный, застеленный ковром помост, обрамленный золоченой аркой. В глубине зала, за деревянными перилами с монограммой «Ф. В.», стояло несколько кресел – места для зрителей. Все здесь дышало атмосферой шестидесятых годов прошлого столетия…

– Если не считать этого, – добавила Бетти, сопровождая свои слова указующим жестом.

Николас Вуд рассмеялся. И тут же подумал, что, пожалуй, уместнее было бы выразить сочувствие, потому что девушка досадливо нахмурилась. Причиной ее неудовольствия был крохотный, но оборудованный в современном стиле бар. В зеркалах отражались бокалы и бутылки, над стойкой красовались шутливые объявления: «Чеки не принимаются» и «Пари строго запрещены».

– Папина придумка, – объяснила Бетти и состроила гримаску. – У него все идеи практические. Он даже кинопроектор поставил вон за той стеной. При желании можно опустить экран над сценой.

– А ваша мать?

– О, мама была вне себя от злости. И все же…

Николасу Вуду пришлось напомнить себе, что он находится на верхнем этаже загородного дома, что крыши завалены снегом, а в батареях центрального отопления – здесь, рядом, – журчит вода. С баром или без него, этот миниатюрный театр создавал определенную атмосферу. Его мягкая, уютная тишина, неброская роскошь и мечтательная отстраненность вызывали невольное желание ходить на цыпочках и говорить шепотом.

Атмосфера определенно произвела на него впечатление – Бетти Стэнхоуп видела это. И он чувствовал – ей это приятно.

Что ж, по крайней мере, проблема, с которой он столкнулся здесь, не касалась ее. Бетти была девушкой романтического склада, любившей все яркое, колоритное, причудливое. Впрочем, ни в манере одеваться, ни в стиле поведения это никак не проявлялось.

Спокойная, с мягким голосом и серьезным лицом, эта девушка, лет двадцати пяти или около того, порой удивляла затаенной улыбкой, словно освещавшей изнутри ее лицо и глаза. Хорошенькая в общепринятом смысле этого слова, с приятными чертами лица и гладкой, словно с восковым налетом, кожей, подстриженными под пажа каштановыми волосами и искренними голубыми глазами – такой вы видели ее с самого начала. Но мелькавшая изредка улыбка, при которой уголки ее губ плутовато загибались, выявляла свойство натуры, которое одни назвали бы чувством юмора, а другие – чертовщинкой. Улыбка эта вспыхивала и тут же гасла, и лицо становилось невыразительным.

В строгом черном платье, без украшений, она стояла посередине этого секретного театра и кивала сама себе, как будто довольная тем, что все на своих местах.

– Кстати, раз уж мы здесь, – улыбнулась Бетти, – не хотите ли выпить?

– Спасибо.

Бетти подняла откидную крышку барной стойки и скользнула в нишу. На каштановые, с золотистыми искорками волосы девушки упали блики конусообразной лампы над стойкой, самого яркого источника света в этом сумрачном помещении. Внимание Ника тем временем привлекла золоченая монограмма «Ф. В.» на стене под прилавком.

– Флавия Веннер. Так вы говорите, она умерла здесь?

– Да. Упала замертво во время представления «Саломеи».

– «Саломеи»?

– Да-да. Пьесу специально для нее написал… – Бетти назвала имя поэта Викторианской эпохи, настолько выдающегося, что упоминание его было равнозначно упоминанию аббатства, в котором он был похоронен. Заметив удивленное выражение на лице своего спутника, она добавила: – Да, все правильно. У нас есть рукопись в библиотеке. Виски или бренди?

– Виски, спасибо. И что…

– Вы правильно подумали. Конечно, был ужасный скандал. Но дело замяли. В те времена приличные люди полагали, что не важно, что вы делаете, если вы делаете это скрытно.

На полках бара стояли в гнездах перевернутые вверх дном бутылки с ввернутыми в них краниками – как в настоящем питейном заведении.

Бетти налила виски и с весьма дерзким видом пододвинула к нему стакан и сифон с содовой.

– И вы с этим согласны?

Она пожала плечами:

– Да. Пожалуй, да. Но моя сестра, боюсь, не согласилась бы.

«Нет, – подумал он, – Элеонора определенно не согласилась бы».

– Элеонора сказала бы: «Не важно, что вы делаете, – продолжала Бетти, – если вы делаете это открыто, показываете, что вы человек без комплексов». – Бетти наморщила носик и рассмеялась. – Да, вы правы. Терпеть не могу это слово.

– Комплексы?

– Да. По-моему, оно выражает все новое, блестящее, модное и скучное.

– Хотите сказать, вы – викторианка? – спросил он беззаботно и как бы невзначай, при этом понимая, что задает этот вопрос более чем наполовину всерьез. – По духу?

– Вряд ли это так. Но я согласна со своим отцом, по крайней мере в том, что не люблю всякие фантазии и причуды. Вам любой подтвердит, у него никогда не бывало непрактичных идей.

– Интересно, – сказал Николас Вуд.

И тут же понял, что допустил ошибку.

Он понял это по ее лицу, по быстрому взгляду голубых глаз.

Слово выскользнуло само собой; он рассеянно разглядывал стакан и утратил бдительность. Бетти с полным знанием дела протирала бокалы, но тут ее пальцы замерли. Они посмотрели друг на друга. Он поднял стакан и выпил.

– Почему вы так сказали? – напрямик спросила Бетти.

– Сказал что?

– О моем отце.

– Моя дорогая мисс Стэнхоуп! Мне просто интересны привычки денежных воротил.

– Неужели?

– Взять хотя бы вашего отца, имеющего миллионы…

– Не так много.

– Ладно. Пусть даже несколько тысяч. – Ник поставил стакан. – И вот, как памятник богатству этот дом, где все к вашим услугам – стоит только нажать кнопку. Мне просто любопытно: такие люди вообще ошибаются? – Его каблуки утопали в толстом сером ковре. Приглушенный свет таился за настенными плафонами, обрезая тенями золоченые барельефы. Лицо Бетти, хорошо освещенное сверху, приняло непроницаемое выражение. Ощущение легкости и непринужденности в общении с ней испарилось, как и ее открытость и дружелюбие. Она перестала протирать бокалы и взялась полировать стойку той же тряпочкой.

– Флавия Веннер называла это место Домом Масок.

– Почему?

– Не важно. – Бетти подняла голову и посмотрела на него в упор. – Мистер Вуд, кто вы?

– Таким вопросом вы любого ошарашите. Я имею в виду, что вот так, ни с того ни с сего…

– Пожалуйста, не шутите со мной.

– У меня и в мыслях этого нет. Я… – Он чувствовал себя неловко под ее пытливым женским взглядом. – Я – друг вашего отца. Он пригласил меня сюда на Новый год. Вы очень похожи на него, мисс Стэнхоуп.

Она опустила глаза:

– Вы хорошо знаете моего отца?

– Да, довольно хорошо.

– Однако вам неизвестно, что на самом деле он не мой отец? Что оба моих родителя состояли раньше в другом браке? Что Элеонора – его дочь от первого брака, а я родилась у мамы в ее первом замужестве? Вы – его близкий друг, но не знаете этого?

В тишине было слышно, как тикают часики за баром; их стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Ник рассмеялся:

– Ваши методы… Предпочитаете действовать напрямик, да?

Он тут же пожалел о сказанном, увидев, как сильно она огорчилась. Как случилось, что разговор принял такой странный оборот? Как вообще определить тот момент, когда ты отклоняешься от доверительного общения и заходишь в тупик?

– Если у вас есть сомнения в отношении меня, – добавил он, – обратитесь к Винсенту Джеймсу. Он может за меня поручиться.

«Хорошо, – подумал Ник, – что можно сослаться на Винсента Джеймса. Если Винсент, приняв важный вид, скажет что-нибудь вроде: „Ник Вуд? Я его знаю. С ним все в порядке“, – самый беспокойный хозяин – или хозяйка – тут же успокоится».

– Пожалуйста, простите, – вырвалось у нее вдруг. – Наговорила ужасных вещей да вдобавок еще и нагрубила.

– Вовсе нет. Расскажите мне о Флавии Веннер.

– Вам интересно? Правда интересно?

– Очень даже.

Бетти облокотилась на отполированную стойку. В падающем сверху свете ее каштановые волосы вспыхивали золотистыми искорками. Взгляд ее блуждал по залу, губы беззвучно шевелились, как будто она не знала, с чего начать.

– Дом был ее собственностью, – заговорила Бетти. – В середине шестидесятых его купил ей лорд Саксманден.

– Она была знаменитой актрисой?

Бетти подняла бровь:

– Скажем так, не знаменитой, а скандально известной. Хотя сама она была о себе высокого мнения и хотела играть классический репертуар. Но смотреть приходили не пьесу, а саму Веннер. Издавна повелось, что частные постановки осуществлялись под патронажем членов королевской семьи.

Перед его глазами вдруг возникло безумное видение: покойная королева Виктория входит, прихрамывая, в этот театр, хмуро оглядывается и объявляет, что ей неинтересно.

Бетти, вероятно, угадала, о чем он думает, потому что по ее лицу скользнула тень улыбки.

– Нет-нет! Я имею в виду особ не столь высокого звания. Тем не менее определенные условности соблюдались. Знаете, что такое бенуар?

Он попытался напрячь память.

– Они есть во французских театрах, да? Такая приватная ложа, что-то наподобие камеры с прорезанной в стене дырой. Люди, которые держат траур, могут, находясь там, смотреть спектакль, оставаясь незамеченными.

Бетти кивнула.

– Пойдемте, посмотрите наш, – предложила она и, выскользнув из бара, пересекла театр. Ник Вуд последовал за ней. Мимо отгороженных перилами кресел они прошли к задней стене. Висящие здесь тяжелые бархатные портьеры, на его взгляд, ничем не отличались от портьер на других стенах. Но Бетти сдвинула одну из них в сторону, открыв темную нишу с мягкой обивкой. Присмотревшись, Ник увидел мягкое кресло едва ли не с диван шириной, установленное на возвышении.

– Ваша августейшая особа, – пояснила Бетти, – пребывала здесь в уединении и безопасности.

– Но как ей удавалось что-то увидеть?

– Входите и узнаете, – пригласила Бетти.

Заинтригованный, он вошел в альков и опустился в кресло. Бетти вошла следом и мягким движением задернула портьеру. Объявшая их тьма была бы беспросветной, если бы не продолговатая узкая прорезь, расположенная примерно на уровне глаз, через которую, словно через серую плетеную марлю, была видна сцена.

– Вся хитрость в плетении, – объяснила Бетти. – Прорезь практически незаметна, если только не направить на нее сильный свет.

Комната в комнате, альков в алькове. С того места, где сидел Ник, открывался хороший вид на сцену с мраморным камином в глубине. Вытянув шею вправо, он даже мог увидеть бар с его цветными этикетками вторгшейся современности.

– Этих прорезей было несколько, – сказала Бетти. – Среднюю, самую большую, отец использовал, когда включал кинопроектор. Душно, да?

Вот в этом самом месте Ник и коснулся Бетти тыльной стороной ладони.

Легкое прикосновение, такое случайное и непреднамеренное, может всколыхнуть эмоции, совершенно непропорциональные вызвавшему их действию. Оно способно пробудить определенные мысли даже там, где этих мыслей отродясь не водилось.

В голове у Николаса Вуда вспышкой пролетело напоминание о том, что он здесь не гость и его планы предусматривают своего рода предательство Дуайта Стэнхоупа и его мирских ценностей.

Но он ничего не мог с собой поделать. Он слышал и почти чувствовал легкое дыхание сидящей рядом Бетти. Тьма, секретная комната, тяжелый, несвежий запах портьеры – и вот теперь еще это прикосновение. Сквозь щель в занавеске просачивался слабый свет. Бетти быстро отвернулась, так что он увидел только один ее глаз, испуганный. Он понял, что у нее мелькнули те же мысли и они тоже застали ее врасплох.

– Нам бы лучше… – начала она и не договорила.

Ожидание. Вот что это было – ожидание. «Что ты станешь делать? Да, а что ты станешь делать? Думаешь ли ты о том же, о чем думаю и я? Или это пришло в голову только мне?» В таких обстоятельствах, в таком безмолвном разговоре секунды – даже полсекунды – могут показаться минутами.

Он опустил руку, и она попала на тыльную сторону ее ладони. Она не отодвинулась и вообще не шелохнулась. Его плечо под тонким сукном смокинга касалось ее плеча под черным тюлем.

Он чувствовал на своей коже ее дыхание, а когда повернулся к ней, в тишине громко и отчетливо прозвучал новый голос. Они оба вздрогнули.

– Ну вот! Кто-то включил и не выключил свет.

Здесь следует отметить, что Бетти дернулась, будто ее обожгло. Но Ник, выставив руку, чтобы не потерять равновесия и не вывалиться из-за портьеры, как труп в детективном романе, резко повернул голову вправо.

– Спокойно, – прошептал он на ухо девушке. – Это всего лишь Винс… Нет, господи, да это же ваш отец!

– Ладно, – послышался мягкий голос Дуайта Стэнхоупа. – Что ты хотел мне сказать?

В свои пятьдесят с лишним Дуайт Стэнхоуп отличался бодростью и жизненной силой, которым позавидовал бы и тридцатилетний. В поле зрения пары в алькове попала его спина в ладно скроенном пиджаке. Подойдя к бару, он повернулся и облокотился о стойку.