Глава четвертая
Убийство с доставкой в номер

Когда их знакомили с управляющим отелем «Королевский багрянец», Кент ожидал увидеть перед собой какого-нибудь учтивого диктатора в утреннем сюртуке, некую высшую разновидность старшего официанта, иностранного, скорее всего семитского, происхождения. Но мистер Кеннет Хардвик, напротив, оказался простым, сдержанным и дружелюбным островным уроженцем, в самом заурядном сером костюме. Кеннет Хардвик был седеющим мужчиной средних лет, с волевым лицом, крючковатым носом и живыми глазами: его главной установкой, как и установкой всего отеля, похоже, была несокрушимая работоспособность – он, конечно, потрясен убийством, но готов со всем разобраться без лишней суеты.

Суперинтендант Хэдли, доктор Фелл и Кент сидели в апартаментах управляющего на седьмом этаже. Его обычный рабочий кабинет находился внизу, но на новом этаже, в крыле Д, для Хардвика было выделено две комнаты. Окна гостиной, отделанной мореным дубом, весьма удобной, но без излишеств, выходили во двор-колодец, выложенный белой плиткой. Хардвик сидел за большим письменным столом с включенной настольной лампой, разгонявшей сумрак зимнего дня, и постукивал по плану крыла А, разложенному перед ним. Он то и дело надевал и снова снимал очки – единственный признак волнения, нарушавший деловитое изложение фактов.

– …и вот, – подытожил он, – прежде чем другой мистер Кент прибыл сегодня утром, положение было таково. Мистер Рипер забронировал номера на всю компанию за полтора месяца, подчеркнув, что желает разместиться на новом этаже. Разумеется, мне сообщили о трагической смерти мистера Родни Кента две недели назад. – Хардвик, кажется, заставил себя собраться с духом, покрепче насадив очки на нос. – Хотя в прессу об этом почти ничего не просочилось и, разумеется, не было никаких намеков ни на что… гм… кроме пьяного нападения…

– Верно, – подтвердил Хэдли. – Министерство внутренних дел приказало нам не делать подробности достоянием общественности. Следствие было временно приостановлено.

– Понимаю. – Хардвик чуть подался вперед. – И вот теперь еще и это, суперинтендант. Разумеется, было бы глупо с моей стороны спрашивать, нельзя ли как-то замять случившееся. Я не собирался и не собираюсь задавать подобные вопросы. Но все же каково наше положение? Если смерть мистера Кента была в определенной степени засекречена, произойдет ли то же самое со смертью миссис Кент? До сих пор никто ничего не знает, за исключением тех людей, которые занимались этим непосредственно. Дела в отеле идут заведенным порядком, как вы сами видите. Это было несложно, поскольку гости мистера Рипера – единственные постояльцы в крыле А, они в некоторой степени отрезаны…

– Отрезаны, – повторил Хэдли. – Пока я не получу указаний, все, разумеется, должно сохраняться в секрете. А теперь перейдем к подробностям. Какие именно комнаты кто занимал?

Хардвик передвинул план по столу.

– Я все здесь отметил, – пояснил он. – Вы увидите, что в номере семьсот семь значатся «мистер и миссис Кент». И в наших книгах записано точно так же, никто ничего не менял. Именно поэтому сегодня утром официанты не заподозрили ничего странного, когда второй жилец номера спустился и потребовал завтрак.

Раздался стук в дверь. Сержант Беттс, помощник Хэдли, вошел, выразительно помахивая блокнотом.

– Сэр, доктор только что закончил, – сообщил он. – И он хочет с вами переговорить. Я проверил все, о чем вы меня просили.

– Прекрасно. И где же наши… гости?

– Все у себя в номерах. У меня возникли некоторые сложности с мистером Рипером, однако в коридоре стоит на страже Престон.

Хэдли пробурчал что-то, придвигая стул ближе, чтобы рассмотреть план. Повисло долгое молчание. Свет настольной лампы заливал лицо Хардвика, окаменевшее от напряжения, с застывшей полуулыбкой. Доктор Фелл, огромный и похожий в своей черной накидке с капюшоном на разбойника с большой дороги, смотрел на план через плечо Хэдли, положив на колени свою шляпу с широкими загнутыми полями. До них доносились слабые звуки оркестра из лобби-бара, поднимавшиеся через двор-колодец, однако они больше походили на вибрации воздуха, чем на музыку.

– Я так понимаю, – внезапно заявил суперинтендант, – во всех номерах свои ванные комнаты. И только один из них не занят.

– Да, номер семьсот шесть свободен. Рядом с лифтами. Поскольку монтажники еще работают, я побоялся, что шум будет тревожить жильцов в примыкающем к шахте номере.

– Вы лично занимаетесь расселением гостей?

– Обычно нет, не я. Но в этом случае я занимался лично: мы с мистером Рипером давно знакомы, и я когда-то сам жил в Южной Африке.

– Эти номера были выбраны заранее?

– О да. Единственная загвоздка состояла в том, что гости прибыли на день раньше, чем собирались изначально.

– Почему так получилось? Вам известно?

– Ну, мистер Рипер позвонил мне из Нортфилда вчера после обеда. Он сказал… вы ведь понимаете, что нервы у них были на пределе, – Хардвик с легким неодобрением взмахнул рукой, – ему кажется, что лучше не задерживаться в деревне еще на день, и полиция не возражает против их переезда в Лондон. Устроить всю компанию было нетрудно – сейчас ведь не разгар сезона. На самом деле занят был всего один номер – семьсот седьмой – той самой дамой, которая вчера после обеда и выехала.

Хэдли бросил взгляд на Кента.

– Это та американка, которая уверяла, будто бы забыла в бюро своего номера ценный браслет?

– Будто бы? – повторил управляющий. – Не совсем понимаю, что именно вы имеете в виду. Она действительно забыла браслет в бюро. Майерс, дневной портье, нашел его там в тот же момент, когда обнаружил и… миссис Кент.

Кристофер Кент пристально поглядел на него. Слишком свежи были его воспоминания о том кленовом бюро с мягко выдвигающимися ящиками, застеленными бумагой, чтобы он пропустил такое замечание мимо ушей.

– Погодите. Здесь кроется какая-то ошибка, – вставил он. – Во время моего короткого приключения я сегодня утром осмотрел все бюро и могу поклясться на чем угодно, что никакого браслета там не было.

Хардвик заговорил после паузы. Его лоб прорезали короткие морщинки, словно нарисованные рукой художника. Он быстро переводил взгляд с одного из своих визитеров на другого.

– Даже не знаю, что тут сказать. Мне известно только, что браслет сейчас у меня: чертовски красноречивое доказательство. Майерс принес его мне, когда пришел сообщить о другом деле. Вот, можете сами посмотреть.

Хардвик выдвинул левый ящик письменного стола. Разорвал заклеенный конверт и положил браслет под лампу. Он представлял собой цепочку из крупных звеньев белого золота, и в центре красовался единственный камень весьма любопытного вида. Квадратный, черный, отшлифованный и тускло поблескивающий, с гравировкой: две строчки на латыни мелкими, едва читающимися буквами. «Claudite jam rivos, pueri, – гласила гравировка, – sat prata biberunt». Доктор Фелл над плечом Хэдли шумно и бурно захмыкал от волнения.

– Да, необычная вещица, – заметил Хардвик. – Этот камень – обсидиан, черный опал, что вообще это может быть? – выглядит так, словно его вынули из кольца и вставили в браслет. Однако надпись еще более удивительная. Моей когда-то вполне сносной латыни не хватает, чтобы понять. Я бы перевел в общих чертах так: «Завязывайте с выпивкой, парни, луга уже напились до отвала», что кажется мне полной чепухой.

Он уставился на доктора Фелла с невеселой вопрошающей улыбкой, в которой вдруг мелькнула догадка.

– О Бахус! – проворчал доктор Фелл, оставляя своих собеседников в прежнем недоумении. – Ну и дела, неудивительно, что она желает получить браслет обратно! Сам камень не бог весть какой ценности, однако некоторые музейные хранители за такой горло бы перерезали. Если моя догадка верна, таких камней осталось в мире всего несколько штук. Что же до надписи, вы недалеки от истины. Это метафора в образном стиле Вергилия, его наставление пастухам, и в учебнике это перевели бы поделикатнее: «Время, ребята, закрыть канавы, луга утолились»^[11]. Хм… Ха! Да, я бы сказал, что камень точно извлечен из кольца и вставлен в браслет. Белое золото, широкие звенья – это ерунда. Только камень здесь старинный. И конечно же, изначально идея принадлежала грекам, а римляне лишь переняли ее. Уникальная вещица! Ого! Черт побери, Хэдли, вы сейчас видите перед собой одно из самых остроумных изобретений древнего мира.

– Остроумных изобретений? – удивился Хэдли. – Остроумных изобретений для чего? Вы хотите сказать, в этом камне носили яд или в браслете?

– Профессиональный подход, – произнес доктор Фелл сурово. И внимательно поглядел на камень. – Нет, ничего подобного, и все же это для сугубо практического применения. Римляне были практичными людьми. Кому принадлежит вещица, мистер Хардвик?

Управляющий выглядел озадаченным.

– Некой миссис Джопли-Данн. У меня тут есть ее адрес.

– Но сами вы с ней не знакомы?

– Отчего же, очень хорошо знаком. Она всегда останавливается у нас, когда бывает в Англии.

Доктор Фелл, сипло дыша, уселся на место и покачал головой. Хэдли сердито ждал, пока он снова заговорит, однако, когда взгляд доктора устремился куда-то в пустоту, Хэдли не стал настаивать и перешел к более насущным делам.

– Браслет может подождать: всему свое время. В настоящее время мы занимаемся компанией мистера Рипера. В котором часу они прибыли в отель?

– Около шести вечера.

– И какие они были в тот момент? В смысле, каково было настроение в компании?

– Совершенно точно безрадостное, – ответил Хардвик с серьезностью, за которой, как почувствовал Кент, кроется легкая усмешка. Это не осталось не замеченным для Хэдли.

– Продолжайте, – потребовал суперинтендант. – Что было потом?

– Я встретил их, проводил наверх. Как вы уже знаете, с мистером Рипером я знаком лично. Так вот, учитывая обстоятельства, я посоветовал ему сводить куда-нибудь друзей, на какое-нибудь представление, желательно веселое. Вы ведь понимаете.

– И он согласился?

– Да, он заказал шесть билетов на «Стоит лишь расхотеть».

– И что, все они пошли?

– Да. Мне показалось, миссис Кент не желала идти, но ее уговорили. Так получилось, что я как раз вышел из кабинета – того, который внизу, – примерно в четверть двенадцатого ночи, и встретил всю компанию, возвращавшуюся из театра. Настроение у всех явно улучшилось. Мистер Рипер задержался, чтобы купить сигару, и сказал мне, что всем без исключения понравилась постановка.

– Что потом?

– Они отправились наверх. Во всяком случае, – добавил Хардвик, склонив голову набок и с особенным тщанием выбирая слова, – они вошли в лифт. Больше я никого из них не видел. И только на следующее утро я узнал о случившемся, когда Майерс пришел и сообщил о найденном теле. – Хардвик снял свои очки, убрал их в футляр и захлопнул со щелчком. Несколько мгновений он отрешенно глядел на бювар. – Больше мне, – продолжил он, – не хотелось бы обсуждать это безобразное происшествие. Вы всё знаете; я всё знаю; и это настолько ужасно, что говорит само за себя. – Он поднял голову. – Вы видели лицо этой женщины?

– Еще нет, – признался Хэдли. – Остался, в сущности, только один вопрос. Вы говорите, в одном из лифтов работают монтажники. Они работали там всю ночь?

– Да.

– Вам известно, когда у них начинаются и заканчиваются смены?

– Да. Именно эта смена – три человека – заступила вчера вечером в десять и проработала до восьми утра. Они еще были здесь, когда обнаружили тело.

– Предположим, кто-то другой – некий посторонний человек, никак не связанный с компанией мистера Рипера, – вошел бы в крыло А или вышел бы оттуда в какой-то момент среди ночи. Рабочие заметили бы его, как вы думаете?

– Я бы сказал, наверняка. Свет в коридоре горит всю ночь. Подняться или спуститься можно либо на лифте, либо по лестнице, а рабочие находятся как раз между тем и другим.

Хэдли вопросительно поглядел на сержанта Беттса, который согласно кивнул.