Глава 5

Спеша по Резервуар-роуд к станции метро на углу Висконсин и Кью-стрит, Кэтрин едва не натолкнулась на мисс Дюпре и ее экономку Мэгги, вышедших на утреннюю прогулку. Сначала она не узнала их, поскольку обе плотно укутались от утренней осенней прохлады, а Кэтрин, поглощенная размышлениями о предметах, найденных за фальшивой стеной в своей спальне, перла вперед, не обращая внимания ни на что вокруг. Однако голос, который она услышала, едва они успели разминуться, заставил ее остановиться.

– А вы похожи на нее, – вот что было произнесено.

– Прошу прощения? – отозвалась Кэтрин, резко поворачиваясь к женщинам. Те тоже остановились, и Мэгги оглянулась на нее.

– Она мне кое-что сказала. Что я на кого-то похожа, – сказала Кэтрин.

Прежде чем Мэгги успела ответить, мисс Дюпре шагнула вперед.

– На Ребеку, – сказала она, указывая на таунхаус Кэтрин. – Она там жила.

– Она умеет читать по губам, – объяснила Мэгги, отвечая на вопрос Кэтрин, прежде чем та успела его задать. А затем взяла мисс Дюпре под руку, и обе двинулись дальше.

– Простите, мисс Дюпре! – крикнула Кэтрин, бросаясь за ними. Мэгги вновь мягко остановила свою хозяйку и развернула ее к ней.

– Вы знали ее? Ребеку Райт? Вы знали ее?

– Ее убили, – ответила мисс Дюпре. – Прямо там, где вы сейчас стоите.

– Вы это видели? Видели, что произошло в тот вечер, когда она погибла? – Кэтрин четко артикулировала каждое слово, бездумно добавляя какие-то совершенно случайные жесты, словно при разговоре с ребенком.

Старуха пренебрежительно посмотрела на нее.

– Только мальчик, – отозвалась она, вновь указывая на таунхаус Кэтрин. – Вон из того окна. Он все это видел.

С этими словами мисс Дюпре отвернулась и продолжила путь по тротуару к своему собственному дому, увлекая Мэгги за собой и оставив смятенную и разинувшую рот Кэтрин стоять на том самом месте, на котором рассталась с жизнью Ребека Райт.

* * *

Сообщение о ее убийстве появилось на первой полосе «Вашингтон пост» 1 ноября 1984 года. Коронер приблизительно определил время смерти как восемь пятнадцать вечера, поскольку няня припомнила, что как раз в тот момент, когда «госпожа и ее супруг» вышли из дома, пробили каминные часы. Известность Кэтрин как бывшей супермодели и ее свадьба с Робертом Райтом, одним из самых завидных холостяков города, гарантировали, что эта «трагедия» привлечет внимание общественности как минимум на два-три дня – гораздо дольше, чем обычные убийства обычных людей, которые в этом городе были частью повседневной рутины. Казалось, не было никаких сомнений в том, что Роберт и Ребека Райт стали жертвами жестокого ограбления. Удар нападавшего вверг Роберта в кому, так что его пришлось госпитализировать, и у него забрали бумажник, который так и не был обнаружен. Ребека была убита, по-видимому, в тот самый момент, когда бросилась ему на помощь, а затем пыталась отбиться от попыток сорвать у нее с шеи жемчужное ожерелье. Но поскольку не нашлось ни свидетелей данного нападения, ни подозреваемых, после нескольких недель, на протяжении которых энтузиазм полиции и интерес публики постепенно угасали, дело потеряло свой статус «громкого», а вскоре было передано в полицейское подразделение по нераскрытым делам и поставлено на полку, где благополучно с тех пор и пылилось. Газетные материалы об убийстве постигла та же участь, поскольку вскоре их затмили сообщения о более свежих злодействах.

Проведя в то утро в библиотеке «БКЛ» около часа, Кэтрин в конце концов отказалась от поиска чего-либо нового и любопытного об этом деле.

В интересах полного раскрытия информации Кэтрин, естественно, поставили в известность об этом убийстве еще до покупки таунхауса на Резервуар-роуд, но тогда она не придала этому особого значения, поскольку была слишком поглощена своими собственными проблемами – своим «освобождением» из психиатрического чистилища УДВ, своей новой работой, своей потребностью «сосредоточиться». Тем не менее обнаружение замурованного за фальшивой стеной туалетного столика и памятных вещиц, оставленных Ребекой или кем-то еще, разожгло ее любопытство. Она предостерегла себя, что не стоит на них зацикливаться. По словам ее матери, доктора Фрэнкл и даже ее лучшей подруги Алекс, это была опасная тенденция. Сейчас не время излишне возбуждаться по поводу… по поводу чего угодно. И все же тот час, который Кэтрин отвела себе на прочесывание интернет-архивов в поисках статей об убийстве Ребеки, оставил у нее чувство опустошенности. Ее чувство справедливости было уязвлено, но все-таки и что-то еще не давало ей покоя – что-то, чему она пока не могла подобрать определения.

Во время обеденного перерыва Кэтрин решила унять этот внутренний зуд.

Прогулка от ее офиса по Нью-Гэмпшир-авеню до отеля «Ритц Карлтон», где располагался модный спортклуб «Равноденствие», заняла всего десять минут. Однако, едва переступив порог, она сразу пожалела о своем решении. Клуб оказался чересчур уж шикарным и неестественно тихим. Обстановка здесь была хоть и функциональной, но стильной. Цветовая гамма представляла собой гармоничное сочетание бежевых и песочных оттенков, создающее безобидный монохроматический эффект. Воротилы национального бизнеса явно всерьез относились к своей физической форме и не могли допустить, чтобы их хоть что-то отвлекало. На каждом шагу висели предупреждения, запрещающие пользоваться мобильными телефонами, а разговаривать тут предпочитали вполголоса, если разговаривали вообще. Множество телевизионных мониторов, электронными сталактитами свисающих с потолка, круглые сутки беззвучно транслировали деловые, новостные и спортивные программы, послушать которые можно было лишь при помощи беспроводных наушников. Занятия йогой и пилатесом проводились под прикрытием толстых стеклянных стен, деликатно приглушающих хрюканье и стоны потных и измученных тел, гоняемых неумолимыми, как армейские сержанты, инструкторами. Повсюду роились сотрудники обслуживающего персонала и персональные тренеры, а грохот штанг, лязг разнообразных тренажеров и непрекращающееся жужжание беговых дорожек смягчались постоянным бубнежом плейлистов от «Спотифай»^[20] с танцевальными мелодиями темпом сто ударов в минуту, составленных удаленными садистами для полной гарантии того, что тела будут пребывать в постоянном движении, а ни в коем случае не в покое. Вид и звуки сливались в единую головокружительную пульсацию, изолирующую это место от остального мира. Это было настоящее святилище для сосредоточения человеческой агрессии.

А святая святых здесь представлял собой боксерский зал в задней части клуба – с двумя рингами и достаточным количеством тренировочного снаряжения вокруг них, чтобы измотать самого Флойда Мейвезера^[21]. Пристроившись в углу, Кэтрин попыталась привлекать как можно меньше внимания, но все же была откровенно поражена неистовством блестящих, подтянутых мужских и женских тел, самозабвенно колотящих мешки, груши и друг друга. Служащий, с которым она разговаривала минуту назад, прошел на другой конец зала и прервал спарринг между тренером и его клиентом, который выплюнул капу, снял защитный шлем и повернулся к ней. Джек Райт – тот симпатичный парень, который на днях принес чертежи в ее таунхаус.

– Простите, что заставил вас проделать весь этот путь сюда, – сказал он ей, спрыгивая с ринга. – Шон берет с меня за эти сеансы целое состояние. Отмена бронирования не допускается.

– Без проблем, – улыбнулась Кэтрин, изо всех сил стараясь не сводить глаз с его лица, а не блуждать взглядом по его тренированному телу.

– Просто в офисе нас постоянно прерывали бы, а бывать у папы мне всегда несколько неловко… – Он на секунду примолк. – В смысле, у вас.

– Я понимаю.

Джек указал на небольшой соковый бар позади них.

– Что вам предложить?

– Гм… Пожалуй, яблочный сок. Спасибо.

Усевшись за высокий стол, Кэтрин воспользовалась случаем побаловать себя визуальным осмотром, пока Райт отвернулся. Он почти поймал ее на этом, когда вернулся с ее соком и каким-то жутковатого вида смузи, приготовленным не иначе как из сорняков.

– Впечатляет, – произнесла она, оглядываясь на боксерские ринги.

– Любите бокс?

– Стыдно признаться, но я никак не могу оторваться от телевизора, если там вдруг передают бой. Думаю, в этом есть что-то первобытное, что мне и нравится.

– А, родственная душа… – сказал Райт, чокаясь с ней своим смузи. – Кстати, как продвигается работа для души?

– Или работа душевнобольного – в зависимости от того, с кем разговариваешь.

– Да, у меня сложилось впечатление, что ваша мать была не в особом восторге.

Кэтрин невольно поморщилась.

– Она думает, что я хочу сбежать, – произнесла она, не подумав.

– От чего? – Его голос стал мягче и, как показалось Кэтрин, чересчур уж доверительным. Ей потребовалась пара секунд, чтобы ответить.

– От нее, – наконец ответила она.

– А это так?

Его взгляд все не отрывался от нее. Кэтрин отчаянно хотелось сменить тему.

– Я предпочитаю думать об этом как о моей личной декларации независимости.

– Хороший ответ. Никогда не оглядывайтесь назад. – Отхлебнув смузи, Джек улыбнулся.

И ей это понравилось. Его улыбка, его позиция. Но тут Кэтрин вспомнила, зачем пришла, и потянулась за своей сумочкой.

– Вообще-то я не хотела совать нос не в свое дело. Но эта шкатулка… Она просто открылась. Не думаю, что внутри есть что-то особо ценное. Просто всякие памятные вещицы. Расчески, какие-то старые духи… Хотя платье просто сногсшибательное. Я подумала, что вам захочется узнать. Особенно про это. – Она вытащила обрывок фотографии, обнаруженный в шкатулке. – Ваша мать, насколько я понимаю.

Кэтрин положила снимок на стол и придвинула к нему, но лицо у него мгновенно потемнело, и она была уверена, что Джек даже слегка отшатнулся.

– О господи… Не стоило вам это показывать, – прошептала она.

– Нет, нет, всё в порядке, – отозвался Райт, опять попытавшись улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – Послушайте, на самом деле мне все равно, как вы со всем этим поступите.

Перевернув фотографию, он подвинул ее обратно. Кэтрин могла бы поклясться, что рука у него при этом немного подрагивала.

– Вообще-то можете просто все это выбросить. – Джек пожал плечами. – А платье кому-нибудь подарить. На ваше усмотрение.

– Простите. Я не хотела вас расстраивать. – Она была уверена, что румянец, заливший ей щеки, наверняка хорошо заметен.

– Да что тут меня может расстроить? – Он пытался произнести это невозмутимо, но вышло резко и грубо. Отвернувшись, приложился к соломинке, с хлюпаньем втягивая остатки смузи до дна пластикового стаканчика. Последовавшая за этим тишина была ужасной. К счастью, на ринге звякнул гонг, нарушая ее, и чей-то голос крикнул Джеку, чтобы он прекратил волынить и занялся делом.

– Спас только гонг, как в конце раунда, угу? – произнес Райт.

– А мне лучше вернуться в офис. – Кэтрин протянула ему руку, и он вежливо, хотя и явно безразлично пожал ее.

– Глядите не перетрудитесь, – сказал Джек, отходя, чтобы выбросить свой стаканчик от смузи в мусорное ведро и вернуться в ринг. Кэтрин посмотрела ему вслед. И зачем она только притащилась сюда? Всего лишь выставила себя полной дурой. Она поспешила к двери, и тут в глубине души у нее шевельнулся червячок негодования. «Какого черта? – подумала Кэтрин. – Почему я чувствую себя такой неполноценной жопой? Никакая я не неполноценная, мы с этим уже определились. Я просто пыталась оказать ему любезность. Почему он не захотел узнать, что я такого нашла?» Развернувшись на каблуках, она уже совсем собралась было подойти к Райту и высказать ему все это в лицо, но остановилась, увидев, как он с такой силой врезал кулаком по тяжелому боксерскому мешку, что тренер, державший его, едва устоял на ногах. То, что при этом было написано у него на лице, можно было описать лишь одним словом. Ярость.

После этого Кэтрин поспешила обратно по Нью-Гэмпшир-авеню в сторону Дюпон-Серкл – форсированным маршем, избегая смотреть попадавшимся навстречу в глаза, пока кто-то, нагнавший ее, не схватил за руку и не развернул к себе. Глаза у нее вспыхнули паникой и враждебностью, пока она не узнала наглеца.

– Господи… – произнес Джек, слегка запыхавшись. – С таким темпом вам только в марафонах участвовать! Я кричал вам целых два квартала.

– Я вас не слышала.

– Уже понял.

Оба вдруг ощутили на себе устремленные на них подозрительные взгляды. Ну конечно – какой-то полуголый потный тип, явно качок и далеко не урод, почему-то дергает хорошенькую женщину за руку, когда она ему не отвечает. Не нацелились ли на них смартфоны? Райт наконец понял, что по-прежнему держит ее за руку, и быстро отпустил.

– Послушайте, я обошелся с вами по-свински. Избыток адреналина или что-то в этом роде… Прошу прощения. Искренне. Иногда я предпочитаю просто забыть историю своей семьи и терпеть не могу, когда мне о ней напоминают. Как будто я должен чувствовать… ну не знаю… что-то по поводу того, что произошло. Но ничего я не чувствую. Мне был всего год, когда она погибла. Она для меня – просто история в старых газетах, вот и всё. И тогда это еще больше меня бесит. Заставляет ощутить собственную беспомощность, понимаете? Хотя откуда вам это знать, верно? Вы просто проявили внимательность. А я повел себя как полный урод. Этому нет оправдания. Правда простите.

Джек говорил так быстро, что Кэтрин не успевала за ним. Ей требовалось, чтобы он расслабился, поэтому она взяла его за руку.