В доме прохладно и слабо пахнет апельсиновым маслом.

Обслуживающий персонал – чьи услуги больше не понадобятся Люку до конца пребывания на вилле, как он сообщил агентству, – уже побывал здесь, произведя легкую уборку и оставив кондиционер включенным.

Приветственная корзинка с кучей экзотических фруктов ждет на стойке рядом с бутылкой «Вдовы Клико». Холодильник наверняка забит продуктами, а в ванной полно крохотных бутылочек с шампунями и кремами именитых брендов. Все включено, спасибо заоблачной цене.

Люк садится на диван и достает телефон. Ему предстоит совершить один из самых сложных звонков в жизни.

Но разве у него есть выбор?

То, что поможет им с Роуз выкрутиться из этого безобразия, хранится в единственном месте, куда ему сейчас нет доступа.

Он не рассказал Роуз о своих планах. Жена была права вчера вечером, назвав его желание вернуться в Лондон безумной авантюрой. Тут не поспоришь.

Как он избавится от трупа? Он же, твою мать, не профессиональный убийца. Как вообще такое проворачивают? Растворяют тело в кислоте в ванной? Заворачивают в ковер и выбрасывают в реку?

Роуз наверняка подумала, что он выжил из ума.

Но кое в чем она не права.

У него есть средство вытащить их из передряги.

Только оно не с собой, и существует лишь один способ до него добраться.

С тяжелым сердцем Люк еще раз набирает номер Микки.

Она снимает трубку после первого гудка и говорит:

– Так и знала, что ты позвонишь.

– Я всегда был так предсказуем?

– Ха!

Оба позволяют себе помолчать несколько мгновений.

Люк смотрит на потолочный вентилятор, бесшумно вращающий лопасти у него над головой.

– Любой, кто звонит по такому поводу, нуждается в дальнейших уточнениях, – подсказывает Микки.

– Голос у тебя сегодня гораздо бодрее, – замечает Люк. Он тянет время, пытается отсрочить неизбежное. – Из-за чего ты вчера так перенервничала?

– Помимо гипотетического сценария, который ты на меня вывалил? Я попала в аварию. И это был не несчастный случай: парень въехал в меня сознательно.

– Микки! Как так?

– Вот так.

– Ты не пострадала?

– Ну, когда ты вчера позвонил, я была в больнице, сегодня уже дома. Отделалась сильными ушибами. Моя пассажирка пострадала сильнее. Она тоже поправится, хоть и не сразу… но ты бы видел, как досталось тому парню.

– Рад слышать.

Люк крепко зажмуривается. Он представляет Микки, лежащую в постели, побитую и усталую; чтобы принять звонок, ей пришлось сесть. Много лет минуло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Она тогда плакала, но даже заплаканная была прекрасна. Микки всегда оставалась прекрасной, но совершенно не заботилась о том, как выглядит, отчего ее красота делалась невероятной.

Люк даже не надеялся, что встретит женщину, подобную Микки. А когда встретил, ею оказалась Роуз.

Он до сих пор обожает Микки. Ему больно думать, что придется обратиться к ней с неуместной просьбой. Особенно теперь, когда он знает, что та и сама не в лучшей форме.

– Микки, я знаю, что не имею никакого права…

– Просто скажи, что надо сделать, – перебивает Микки.

Люк нервно смеется.

– Как тебе удается так легко читать мои мысли? Да еще по телефону, находясь в другой стране, когда ты даже лица моего не видишь!

– Кстати, где ты? – спрашивает она.

– Лучше не стану говорить. В затруднительном положении.

– Это точно.

– Я бы не стал тебя впутывать, но могу обратиться только…

– …К человеку, которому доверяешь.

– Именно.

– Речь пойдет о трупе и побеге с места преступления?

Люк проводит языком по зубам. Во рту вдруг пересыхает.

Он встает и идет к холодильнику, слушая тихое дыхание Микки в трубке.

Достает бутылку охлажденной минералки, откручивает пробку, прижимая телефон ухом к плечу.

– Мне нужна одна вещь из моей квартиры.

– Хорошо.

– Но в квартире находится… кое-что еще.

Молчание.

И следом:

– Люк, я не могу…

– Дослушай меня. Я не хочу, чтобы ты меня покрывала. Я хочу, чтобы ты донесла на меня в полицию.

– Что?

– Я лишь прошу, чтобы прежде ты забрала нужную вещь из сейфа. Ты сможешь спрятать ее на себе, она маленькая. А потом позвони в полицию и сообщи о том, что обнаружишь.

– И что я там обнаружу?

Дыхание Микки в трубке становится громче – единственный признак того, что она паникует.

– Труп мужчины в спальне.

– Могу я спросить, как он там оказался?

– Микки…

– Люк, раз уж ты обратился ко мне с такой просьбой, я тоже имею право задавать вопросы.

Люк снова прикрывает веки. Слабая головная боль, затаившаяся за глазами с момента признания Роуз, угрожает разойтись не на шутку.

– Да, – говорит он, – конечно. Ты права. Этот человек пытался напасть на… ту, кого я люблю.

– У тебя в квартире?

– Да.

– То есть это была самозащита.

– Да.

– И почему ты сразу не позвонил в полицию?

– Запаниковал, Микки! Разве знаешь, как себя поведешь, случайно убив человека, пока действительно кого‑нибудь не убьешь?

– Тоже верно. Значит, этот мужчина напал на ту, кого ты любишь… и что было дальше? Ты случайно их застал?

– Примерно так все и было.

Он знал, что она станет расспрашивать. Микки далеко не дура. Ложь она способна почуять за тысячу километров. Даже по телефону ее не проведешь.

– Микки, большего я сказать не могу. Мы оба знаем, что у меня крупные проблемы. И… я уже дважды звонил тебе, записи звонков останутся.

Микки снова молчит.

– Ты настоящий подонок, Люк, – наконец сообщает она.

Он вешает голову.

Оба понимают, что он имел в виду. Либо Микки поступает так, как он просит, и остается чиста перед законом, либо позже ей придется объяснять полиции, почему Люк Миллер, с которым она не поддерживала связь годами, на этой неделе звонил ей дважды – после того как убил человека в собственной квартире.

– Возможно, – тихо говорит она со злостью, – мне стоит позвонить в полицию прямо сейчас, чтобы избавить себя от лишних хлопот.

– Можешь так и сделать, – предлагает он.

И ждет. Слушает, как у нее в мозгу беззвучно щелкают счеты, вычисляя, подбивая баланс между ними двумя. И Люк знает, что сальдо будет не в его пользу.

Проходит минута. Может, больше. Молчание тянется бесконечно.

– Что тебе нужно забрать из квартиры?

– Микки…

– Просто скажи.

– В гостиной есть сейф. Под книжными полками. Я продиктую код. И адрес, на который нужно прислать вещь. Но только быстро и безопасно, ты меня поняла? Самой быстрой и безопасной курьерской службой.

– Если вещь так важна, ты уверен, что ее следует отправлять почтой? Может, лучше передать лично? Не существует абсолютно безопасной пересылки, Люк.

– Если вещь потеряют, ее можно будет восстановить, но мне бы не хотелось с этим возиться.

– Прекрасно. Я забираю ее, что дальше? Прячу у себя в заднице или как? А потом звоню в полицию и сообщаю, что обнаружила в твоей квартире неприятный сюрприз. И что я там забыла, Люк? Почему я отправилась к тебе домой и как попала внутрь?

– У меня кодовый замок на двери. Комбинацию ты знала. Мы старинные друзья и договорились встретиться до моего отъезда из Лондона. Я не явился в назначенное время. Ты начала беспокоиться. Я дважды звонил тебе, придумывал какие‑то отговорки, но голос по телефону звучал рассеянно и озабоченно. Ты решила прийти ко мне домой и убедиться, что все в порядке. Я не открывал дверь. Тебе почудилось, что изнутри тянет неприятным запахом. Ты решила войти.

– Господи Иисусе.

Он слышит, как Микки переводит дыхание.

– Если я почуяла запах за пределами квартиры, почему его не унюхали соседи? – спрашивает она.

– На площадке только две квартиры, и вторая пустует до ноября. Она принадлежит профессору, который сейчас преподает во Франции. Я поливал у него цветы.

– Как удачно.

– Должно же когда‑то и мне повезти.

Микки тяжело вздыхает.

– Какую же важную вещь ты хранишь в сейфе, что хочешь добраться до нее любым способом?

– Узнаешь, когда увидишь.

– Люк… Я понимаю, ты думаешь, что другого пути нет, но клянусь, если бы ты вернулся…

– Я не могу, Микки. Будь хоть малейшая возможность, я бы вернулся.

Несколько долгих секунд оба молчат.

– Потому что дело не в тебе, – говорит Микки. – Дело в ней.

Люк прижимает ладонь ко лбу.

– Надеюсь, она того стоит, – продолжает она. – Я взяла ручку. Диктуй то, что нужно.

Люк возносит безмолвную молитву Богу, у которого нет ни одной причины быть на его стороне.

Через несколько часов Люка объявят в розыск.

Но он знает, что Роуз того стоит.

Лондон

Декабрь 2021 года

Люк предложил забрать ее из дома, но Роуз предпочла встретиться в баре.

Похоже, Люк счел это вполне нормальной реакцией. В конце концов, женщинам и впрямь безопаснее назначать свидания в общественных местах, а не давать домашний адрес первому встречному.

Но с Роуз все намного сложнее.

Она боится, но не незнакомцев.

Роуз останавливается перед баром. На улице тихо. К вечеру стало подмораживать; тротуары блестят, затягиваясь тонким ледком, а рекламы рождественских распродаж бледнеют в надвигающихся сумерках: после четырех темнеет стремительно.

Приглушенный свет льется из окон паба, который он выбрал. Теплый и зовущий. Роуз заглядывает внутрь. Зеркала за барной стойкой мерцают огоньками подсветки; свечи на столах отражаются в винных бокалах; посетители, мужчины в костюмах и роскошно одетые женщины, поздравляют друг друга с тем, что пережили Рождество.

Люк пришел рано. Роуз видит, как он сидит бочком на высоком барном стуле за столом с массивной столешницей и основанием из старой дубовой бочки. Она ненавидит барные стулья. Они вызывают у нее безотчетный страх опрокинуться назад.

На нем обычные джинсы и рубашка, а на столе стакан, в котором, похоже, минералка с газом. Он тревожно поглядывает то на телефон, то на дверь. Роуз, наблюдающую за ним в окно, он не видит: угол обзора неподходящий.

То, что он пьет воду, производит хорошее впечатление. Это говорит о предупредительности и уверенности в себе. Ему не нужно накатить для храбрости перед приходом собеседницы. Учитывая, что познакомились они в пабе, а их второй разговор состоялся, когда он пребывал «в легком подпитии», как сам обозначил, Роуз простительно предполагать, что для поддержания светской беседы ему требуется алкоголь.

Она собирается с духом.

У нее все получится.

Роуз решается войти, и тут телефон в сумке подает сигнал о новом сообщении. Дрожащими от мороза пальцами она выуживает трубку.

И читает сообщение.

Сердцебиение внезапно учащается.

Неизвестный номер. На экране слова «думаю о тебе», без подписи.

Возможно, кто‑то просто ошибся одной цифрой. Хмурясь, Роуз закидывает телефон обратно в сумку.

* * *

Люк встает при виде нее. Настоящий джентльмен.

– Здравствуйте, – говорит он. – Вы пришли.

Роуз чувствует стеснение в груди. Его лицо полно робкой надежды и предвкушения счастья.

А она просто пришла сказать, что совершила ошибку. Непонятно, чем она думала в Рождественский сочельник. Должно быть, на нее повлияли магия этого дня, воспоминания и одиночество. Так или иначе, нельзя было ослаблять защиту, это непростительно.

Она не имеет права вовлекать постороннего мужчину в свою исковерканную жизнь, о чем ему и скажет. Честно, без утайки.

Объяснит, что не хотела никого подводить и это единственная причина, почему она здесь. Что в ее жизни сейчас такой период, когда лучше не общаться с людьми, и без более близкого знакомства с ней ему же будет лучше. Но прежде, чем она успевает сказать хоть слово, Люк заговаривает первым. И Роуз осознает, что он волнуется и всеми силами хочет избежать неловкого молчания между ними.

– Могу я предложить вам напиток? – спрашивает он. – Я не знаю, что вы любите, а то уже заказал бы. Просто подумал, что для крепкого алкоголя еще рано, но тогда, в пабе, я обратил внимание, что вы пили только шоты.

Роуз краснеет.

Он продолжает говорить и выдвигает для нее барную табуретку, но когда Роуз уже собирается сесть, останавливает ее:

– О! Погодите, там освободился стул со спинкой! – После чего идет к опустевшему столу и приносит оттуда стул. – На этих табуретках у меня иногда кружится голова, – делится Люк. – А я ведь достаточно высокий, чтобы доставать ногами до пола.

У Роуз ухает в животе. Он внимателен. От этого только тяжелее.

– Спасибо, – говорит она. И хотя не планировала остаться, теперь снимает пальто и садится. Люк помогает подвинуть стул ближе к столу. А он силен: почти поднял ее вместе со стулом.

– Вы прекрасно выглядите, – уверяет он.

Роуз окидывает себя взглядом. Кремовый вязаный свитер, синие джинсы, почти полное отсутствие макияжа. Сойдет – так она охарактеризовала бы свой внешний вид.

– Люк, я…

Он обошел стол и снова занял место напротив нее.

– Не надо, не говорите.

– Чего именно?

У него делается удрученный вид.

– Ну, вы собираетесь сказать, что не хотели меня подводить, но жалеете, что согласились встретиться.

Роуз хмурит брови.

– Я сразу понял, как только вы вошли. У вас на лице было написано, – продолжает он. – Послушайте, я плохо вас знаю… Нет, позвольте исправиться: совсем не знаю. Возможно, вас привлекает профессиональное развитие и построение карьеры. Или вы предпочитаете одиночество. Или ваш бывший молодой человек оказался мудаком и теперь вы думаете, что все мужчины такие…

– Вовсе я так не думаю.

– Что ж, отлично. Но, полагаю, вы до сих пор не хотите ни с кем встречаться, и насколько я понял…

– Мой бывший молодой человек бросил меня умирать.

Как только у Роуз вырываются эти слова, дыхание у нее перехватывает. Темно-серые глаза Люка резко распахиваются, челюсть отвисает. Он молча таращится на нее.

Ни к чему вытанцовывать вокруг неприятной темы, думает Роуз. Зачем тянуть, позволяя ему надеяться, что у них есть будущее, если ее уже ничто не исправит?

Роуз не позволит себе никаких чувств по отношению к Люку Миллеру.

– Это правда, – говорит она. – Мой бывший – психопат. Больше и добавить нечего. Я знаю, что нравлюсь вам. Я могла бы сходить с вами на несколько свиданий, улыбаться и демонстрировать дружелюбие, скрывая, что в душе нестабильна и глубоко травмирована, но какой в этом смысл? Рано или поздно вы обо всем узнаете. Убедитесь, что я шарахаюсь от собственной тени. Что мне невыносимо находиться с вами рядом. Рядом с большинством мужчин. Я вас оттолкну. Вы обидитесь. Для нас обоих это окажется пустой тратой времени. Простите. Вы были правы: я пришла сказать, что мне не стоило подавать надежды. Лучше бы я обманула вас и не пришла вовсе, и сейчас бы вы просто считали меня сукой. За это я прошу прощения. Только не надо меня жалеть. Просто поймите.

Роуз начинает сползать с высокого стула. Люк смотрит на нее потрясенно.

– Подождите, – говорит он.

Она избегает смотреть ему в глаза.

– Пожалуйста, – просит он. – Дайте мне пять минут, чтобы все это осмыслить. Вы мне ничем не обязаны, но умоляю, если вы сейчас просто уйдете…

– Зачем вам это? – устало спрашивает Роуз. – Вы ведь уже поняли, что я психическая развалина со сломленной волей, безнадежный случай. Вы правы, Люк, мы друг друга не знаем, но вы кажетесь мне симпатичным парнем, милым и забавным, наверняка у вас отбою нет от девушек…

– Мой отец бил мою мать.

Теперь черед Роуз испытать потрясение. Она падает обратно на стул. На лице у Люка написано отвращение, будто он проговорился нечаянно и был бы рад взять свои слова обратно.

Роуз смотрит на него.

– Сочувствую вам, – произносит она, – но я… не ищу спасителя.

– А я и не предлагаю себя на эту роль. Просто говорю, что понимаю вас. Нет, не так: я не знаю ни вашей жизни, ни того, что с вами случилось, но могу представить, почему вы не хотите ни с кем встречаться. Я не стану осуждать любой ваш выбор или доказывать, что я мужчина совсем другого сорта. Но позволите высказать всего одну просьбу?

Роуз, вздохнув, еле заметно кивает.

– Давайте выпьем вместе. Кажется, нам обоим это сейчас не помешает. Во всяком случае, я закажу себе стаканчик независимо от того, уйдете вы или останетесь. И мне почему‑то кажется, что вы предпочли бы напиток покрепче, так стоит ли пить в одиночку?

Роуз колеблется. Правильнее будет встать и уйти. И она это знает. Каждая клеточка тела кричит ей, что надо бежать от этого столика, из бара, от мужчины и того, во что все это выльется.

И все же…

– Белое вино, – говорит она.

Люк перехватывает официанта, который притормаживает ровно настолько, чтобы принять заказ.

– Даме, пожалуйста, белого вина, а мне виски, чистого.

– Пино гриджио, шардоне или…

– Совиньон, – перебивает Роуз официанта. Тот уходит, спинным мозгом чувствуя, что за этот столик не стоит подавать дешевую разливуху из бара.

– Однако вы не ходите вокруг да около, – отмечает Люк.

– Да. Извините. Просто… не в первый раз. Не здесь, а вообще.

– Я понял. На неловком первом свидании. А вы, гм… обычно всем рассказываете о том, что с вами случилось?

– Нет. Но я устала избегать упоминаний об этом. И притворяться нормальной.

– Я рад, что со мной вы решили говорить напрямик.

– Еще бы. Я не сомневаюсь, что это ваш лучший День подарков за многие годы: встреча в баре с сумасшедшей женщиной, которая словно явилась на кастинг реалити-шоу с шокирующими разоблачениями.

– Бывали у меня Дни подарков и похуже, тут вы угадали.

Роуз поднимает на него взгляд. В глазах у Люка пляшут смешинки. Почему он еще не сбежал без оглядки, вопя от ужаса?

– Сожалею по поводу вашей мэм.

– Кого?

– Мамы. Простите. Там, откуда я родом, говорят «мэм». Я из Донегола; может, слышали?

Роуз смотрит, как Люк моргает, смутно припоминая, в каком графстве может быть этот город, а потом, прищурившись, задумывается на несколько секунд.

– Да, я знаю Донегол, – сообщает он.

– Большинство англичан знают только Дублин и Белфаст.

– Вы удивитесь, но я знаком с людьми из самых разных уголков Ирландии.

Люк морщится, как будто нахлынувшие воспоминания не слишком приятны. Роуз наблюдает, гадая, что происходит у него в голове.

– Если вы собираетесь спросить, не знаю ли я кого‑то из ваших знакомых, ответ, скорее всего, будет отрицательным, – предупреждает она. – Ирландия намного больше, чем принято считать, но почему‑то англичане уверены, будто мы там все друг друга знаем.

– Понимаю. Удивительно, что там еще кто‑то остался: такое чувство, что все ирландцы давным-давно здесь.

– Ну, вы, англичане, тоже проводите много времени в наших краях.

Он улыбается, и она отвечает полуулыбкой.

– Многие эмигрируют. Из Донегола, наверное, уезжает больше народу, чем из других регионов Ирландии, вместе взятых. Изоляция влияет. Вы знали, что это крайняя точка Европы, от которой по прямой ближе всего до канадской Новой Шотландии? Впрочем, я ушла от темы. Мы говорили о вашей маме.

Он моргает, как будто вынырнул из посторонних мыслей, и взглядывает на нее.

– Не люблю об этом говорить, да и рассказывать особо нечего. Такое случалось всего пару-тройку раз, когда отец был пьян. В конце концов он бросил пить, но еще раньше я достаточно повзрослел, чтобы тоже успеть помахать кулаками. Он… подавал не самый хороший пример.

– Ваш отец жив?

– Ага. Но я с ним не общаюсь. С тех пор, как умерла мама.

Роуз выжидательно молчит. Взгляд Люка затуманивают, похоже, не самые счастливые воспоминания, но он встряхивает головой и возвращает все внимание ей.

– Впрочем, речь не обо мне, – говорит он. – И вообще, ненавижу, когда так делают: рассказываешь людям, что с тобой случилось, а они в ответ: о, понимаю, со мной такое тоже было! Так вот: со мной такого, как с вами, не было. Но понять я могу, пусть и не полностью, и сожалею о том, через что вам пришлось пройти.

Она пожимает плечами.

– Я тоже сожалею.

– Но вам удалось вырваться.

На этот раз Роуз не отрывает взгляд от стола.

Стоит ли с ним откровенничать? Выдать отредактированную версию или всю правду? Представить себя выжившей героиней или трусихой, которой она в глубине души и является?

Семь бед – один ответ, решает Роуз.