Роуз ненавидит этот комод, потому что ей нравятся пастельные цвета и мягкая обивка, но Люк не сдается: в конце концов, у мужчины должна быть солидная мебель, чтобы внести баланс в новый, бледно-серый и небесно-голубой дизайн его жизни.

Комод тяжелый, массивный, а углы ящиков – сами по себе опасное оружие.

– Он упал на выдвинутый ящик? – спрашивает Люк.

– Он не упал, – говорит Роуз. – Я его толкнула.

– Ты его толкнула, – повторяет Люк.

– Я заорала и… ну, бросилась на него, а он упал навзничь. Я хотела сделать ему больно. Хотела убить. А потом услышала хруст, и… – Роуз умолкает и зажимает рот ладонью.

У Люка каменеют внутренности.

– Все в порядке, – говорит он. – Роуз, послушай меня, все нормально. Твой поступок… это была самооборона, понимаешь? Ты имеешь право защищаться. Это он не имел права…

Люк не в силах закончить фразу. Он крепко обнимает Роуз, но та снова отстраняется.

– Люк, как же ты не понимаешь! Все могло быть нормально. Теперь не будет.

– Что ты имеешь в виду?

Роуз смотрит на него, как на умалишенного.

– Люк, я оставила его лежать на полу. Собрала чемодан. Вышла в соседнюю комнату и стала просматривать онлайн расписание полетов. Я собиралась сбежать. От него. От тебя. А потом… я просто не смогла уехать одна. Поэтому собрала и твои вещи, снова вышла в интернет и заказала два билета сюда, а потом поехала к тебе на работу и сообщила, что наш медовый месяц все же состоится – сюрприз! Неужели ты не понимаешь, что это значит?

Люк отрицательно мотает головой, но постепенно до него начинает доходить.

На Роуз напали. Роуз защищалась. Она случайно убила нападавшего.

Затем сбежала с места преступления. И вообще из страны.

И он сбежал вместе с ней.

Люк смотрит на жену.

Они глубоко в дерьме, по самые уши.

– Нам нужна помощь, – говорит Люк.

– Никто нам не поможет, – возражает она.

– Нет, мы могли бы…

– Люк, никто нам не поможет. Но ты сам можешь помочь себе. Тебе нужно вернуться домой.

– Что?

– Ты должен вернуться домой, войти в квартиру и сообщить о том, что́ обнаружил. Вернуться один, без меня. Я хочу, чтобы ты заявил о моем преступлении в полицию. Ты меня слушаешь? Скажи им, что я ни в чем не сознавалась до последнего дня. Твои коллеги заверят, что в день нашего отъезда ты был на рабочем месте. Таксист подтвердит, что отвез нас прямиком в аэропорт. Расскажи правду. Так ты сможешь себя обелить.

Люк слышит каждое слово. Но не слушает.

Он встает и подходит к окну.

Время бежит. Скоро сюда придут уборщики.

Ему надо подумать.

Ему нужен план.

И нужна помощь.

Лондон

Настоящее время

Никто из них не хочет подниматься в квартиру.

Это ясно как день, и обе медлят, сидя в припаркованной машине.

Однако время поджимает.

Микки Шейлз поворачивается и смотрит на женщину рядом, на пассажирском сиденье.

Петра Юргис, отвернувшись, глядит в боковое окно сквозь льющий стеной ливень на свой бывший дом. Во многих квартирах элитного здания в этот пасмурный промозглый день теплыми маячками горит свет. Но окна пентхауса Петры темны.

– Вам не обязательно подниматься. Можете дать мне список. Мой помощник…

– Нет. – Петра непреклонна.

Микки вздыхает. Значит, пойдем трудным путем. Трудным, но зачастую необходимым.

– Ладно, – говорит она. – Пора двигать. – Она с намеком переводит взгляд на старомодные часы на приборной панели «бентли».

Иногда Микки поражается, до чего же все‑таки странно. Всего в сорок два водить «бентли». С другой стороны, Микки постоянно влипает в невероятные ситуации, так что эта странность не самая большая.

К тому же машина куплена на деньги мужа.

Микки отдает себе отчет, в насколько контрастных мирах живет. Вчера вечером она сидела в мишленовском ресторане в Ковент-Гарден, ела устриц и запивала их шампанским «Крюг».

Сегодня… Что ж, сегодня все будет по-другому.

Петра кивает, но не двигается с места.

Рыжие волосы почти скрывают синяки на той стороне лица, что повернута к Микки. Но она знает: синяки свежие, и воспоминания о них тоже. Потому‑то Петра и застыла на пассажирском сиденье.

Телефон Микки звонит. Она достает мобильный из кармана, хмурится, увидев номер, и сбрасывает вызов. Неожиданный звонок. Но дело терпит, так что можно отложить. Она переводит телефон в авиарежим, чтобы тот не начал трезвонить, если в квартире придется сохранять тишину.

Микки берет инициативу в свои руки. Заправив каштановые, чуть ниже плеч волосы под воротник пальто, она открывает водительскую дверь.

Несколько секунд спустя Петра следует за ней.

Они припускают через дорогу бегом.

Просто две женщины, которые торопятся под крышу, пока не промокли.

Лифт в здании занят. Ни Микки, ни Петра не хотят задерживаться – только не теперь, когда они перешли к делу, поэтому сворачивают на лестницу.

Пентхаус расположен на восьмом этаже.

Когда они поднимаются на последнюю площадку, Микки опускает руку в карман плаща и нащупывает электрошокер.

Он заряжен и готов к работе.

У двери в квартиру Петра мешкает, перебирая ключи.

Находит нужный, но тот не поворачивается в замочной скважине.

– А вдруг он поменял замок? – спрашивает она у Микки, и в голосе звучит отчаяние.

Микки спокойно протягивает руку из-за спины Петры и поворачивает ключ.

Дверь открывается.

Зайдя внутрь, Микки оглядывается, обозревая царящий вокруг беспорядок. Квартира роскошная, но теперь она полна свидетельств последнего раза, когда Петра была здесь. Разбитый хрусталь, поломанная мебель, кровь, размазанная по ореховому паркету.

– Как можно скорее, – напоминает Микки. – Только самое необходимое.

Петра согласно кивает. Она не рассматривает обломки прежней жизни, а устремляется прямиком в спальню, чтобы забрать уцелевшую одежду и личные вещи.

Микки проверяет время на экране телефона, стараясь унять тревогу. Сегодня она нервничает сильнее обычного. А она приучилась не игнорировать свои предчувствия.

Она поощряет женщин забирать у бывших свои вещи. Не говоря уже о том, что сама получает удовольствие, принимая в этом участие. За годы работы она обнаружила, что женщины, которые уходят от мужчин, не взяв с собой ничего, позже, окрепнув, жалеют об этом. Сетуют, что следовало бороться за кусок своей жизни. Даже если это были обычные, практичные вещи вроде паспорта или водительских прав.

Раньше Микки поражало, как кто‑то может уйти, не взяв с собой из прежней жизни даже малейшей крохи. Но такое случается чаще, чем наоборот. Беглянки появляются на пороге офиса Микки, не имея с собой ничего, кроме одежды, в которой были, и решимости, которая их сюда привела.

Когда клиентке требуется что‑то из вещей первой необходимости, а заставить себя вернуться она не может, Микки едет вместо нее со своим деловым партнером, Эллиотом Ибекве. И хотя он отнюдь не громила, а скорее большой добряк, Эллиот ходит качаться в спортзал, так что хлюпиком тоже не выглядит. Обычно его присутствия хватает, чтобы заставить большинство бывших мужей и бойфрендов дважды подумать.

Петре нужно исчезнуть. А тут, в квартире, остались средства, чтобы это осуществить. Она не успела сбежать по собственной воле. Дело кончилось больничной койкой, прежде чем она смогла собрать вещи. Так что пачка денег, припрятанная в квартире, все еще здесь.

Они обе на это надеются.

Проходит несколько минут. Микки нервничает, поглядывая то на часы, то на входную дверь.

– Петра, вы закончили?

Клиентка появляется из спальни с чемоданом. Она не улыбается, но на лице написано удовлетворение.

– Уходим, – торопит Микки.

– Еще одно, последнее, – отвечает Петра.

Микки не хочет ждать ни секунды. Дурное предчувствие орет в голос.

Нужно было взять с собой Эллиота.

Она тщательно оглядывает квартиру. Все в ней просто кричит о богатстве, начиная от мраморных столешниц на кухне с открытой планировкой и заканчивая ореховым паркетом. Многие полагают, что домашнее насилие ходит рука об руку с бедностью и случается с теми, кому меньше повезло в жизни. Микки знает, что это не так. За закрытыми дверями… насильники остаются насильниками. И неважно, есть у них деньги или нет.

Микки следит, как Петра снова заходит в спальню и возвращается с футбольной майкой – одной из команд литовской лиги, как определяет Микки, поскольку ее муж Нейтан любит футбол не меньше денег.

– Он страстный болельщик футбольного клуба «Жальгирис», – говорит Петра вместо объяснения.

Микки моргает. Похоже, к ее клиентке уже вернулось самообладание.

– Тогда убирайте в сумку, и пошли отсюда.

Но Петра не кладет футболку в сумку. Она расстилает ее на полу.

А потом Микки видит, как она расстегивает джинсы, стаскивает их вместе с трусами и присаживается на корточки над майкой.

Женщины, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза, пока Петра опорожняет мочевой пузырь.

Потом Петра застегивает джинсы, а Микки таращится на безобразие на полу.

– Однажды он проделал это со мной, – пожав плечами, говорит Петра.

Микки осторожно дотрагивается до ее руки и мягко замечает:

– Да и черт с ним.

В холле перед лифтом Петра поднимает руку, чтобы нажать на кнопку, но тут же отдергивает пальцы.

Лифт уже движется.

Окошечко экрана над дверями показывает, что кабина едет в пентхаус.

Петра и Микки быстро обмениваются взглядами. Это может быть уборщица или курьер с доставкой. Ничего страшного.

Петра смотрит в окно, выходящее на улицу.

И по тому, как искажается ее лицо, Микки понимает: едущий наверх лифт – не совпадение.

Машина бывшего припаркована перед домом.

– Бегом, – командует Микки.

Ухватившись за чемодан с двух сторон, они бросаются к лестнице и мчатся вниз, стараясь производить как можно меньше шума.

Сердце колотится у Микки в горле.

Поймет ли он, что они только что ушли? Погонит ли его инстинкт вниз, за ними следом?

Женщины выскакивают из здания.

Петра хочет оглянуться, но Микки не позволяет.

Они бегут к «бентли». Микки забрасывает чемодан на заднее сиденье, Петра запрыгивает на пассажирское место.

Микки огибает машину, чтобы метнуться за руль. На дом она по-прежнему не оглядывается.

Трясущимися руками толкает ключ в зажигание.

– Микки! – вскрикивает Петра, и ее голос уже больше не похож на голос решительной женщины, только что из чувства мести помочившейся на любимую футболку бывшего мужа. Это вопль настоящего ужаса.

Микки поднимает глаза и видит, как через дорогу к «бентли» несется озверевший литовец – почти два метра и сто с лишним килограммов чистой агрессии.

Машина наконец заводится.

Втопив педаль в пол, Микки сдает назад, даже не проверив, нет ли там проезжающих машин.

Бывший Петры успевает только хлопнуть по багажнику, и они уезжают.

Микки ведет быстро, делая поворот за поворотом, пока не выезжает на главную дорогу.

Обе женщины молчат.

Когда они останавливаются на красный свет, Микки, пошарив в кармане, достает телефон. Сняв режим полета, она включает беспроводную гарнитуру. Маловероятно, но, если бывший Петры сядет в машину и нагонит их, она немедленно вызовет полицию.

Микки как раз собирается взглянуть на Петру – не случился ли у той сердечный приступ, – как вдруг раздается смех.

Она косится на пассажирское место.

Петра смеется от облегчения после схлынувшего адреналина.

– Капец, – говорит она, заметив, что Микки смотрит на нее.

– Капец, – соглашается Микки.

– И вы занимаетесь этим постоянно? – спрашивает Петра.

Микки кивает. И тоже позволяет себе улыбнуться.

Телефон начинает звонить.

Номер прежний.

Снова Люк Миллер? Он годами о ней не вспоминал, а за сегодня уже второй звонок. Что ему нужно и почему он так упорно дозванивается?

Микки сбрасывает вызов. Повернувшись, улыбается Петре.

И все еще улыбается, когда вылетевший из переулка внедорожник врезается в бентли.

Последнее, что слышит Микки, – звон бьющегося стекла.

Остров Святой Терезы

Черт.

Люк сверлит взглядом экран телефона. Почему она не отвечает?

Роуз меряет виллу шагами.

Часы тикают. Как ни важно проконсультироваться с Микки Шейлз о будущих действиях в Лондоне, прежде Люку нужно разрешить ситуацию здесь, на Святой Терезе.

– Роуз, надо ехать в город и снять номер в отеле.

– Что?

– Пора уезжать с виллы.

– Люк, до тебя дошло хоть что‑нибудь из того, что я говорила? За последние полчаса ты не выдавил ни слова. Это тебе нужно уезжать. Возвращаться в Лондон.

– Я тебя услышал, Роуз. Но если ты думаешь, что я отправлюсь в аэропорт и улечу один после всего, что ты рассказала, ты просто не в своем уме.

Роуз перестает шагать по комнате.

– Ничего другого ты сделать не можешь, – говорит она. – Я убила человека. Совершила ужасный, отвратительный поступок и утянула тебя за собой. Неужели ты на меня не злишься?

– Злюсь? Почему я должен на тебя злиться?

Роуз смотрит на него с выражением крайнего изумления.

– Люк, я заявилась к тебе на работу и обманом склонила… Даже не знаю, как сказать, – удариться со мной в бега? Вполне вероятно, что я втравила тебя в серьезные неприятности.

– Роуз, я в бешенстве оттого, что ты не рассказала сразу. Это единственное, из-за чего я злюсь. Но в своей жизни я не раз оказывался в странных ситуациях и поэтому знаю, что люди творят невероятную дичь, находясь в помутненном сознании. Особенно если они крайне напуганы. Учитывая предысторию ваших с Кевином взаимоотношений, могу лишь предположить, что шок заставил тебя действовать схожим образом: ты сбежала и попыталась заблокировать воспоминания о случившемся. И я безмерно благодарен, что на этот раз ты сбежала со мной.

Роуз моргает, и глаза ее наполняются слезами.

– Ты и вправду так думаешь?

– Да! – восклицает Люк. – А теперь послушай меня. Необходимо убраться с виллы. Когда приедет такси, отправимся сразу в город. Нужно где‑то остановиться, но лучше не использовать настоящие имена. У тебя есть наличные? В любом дорогом отеле потребуют паспорта, поэтому остается выбрать гостиницу попроще и надеяться на лучшее. Можем соврать, что нас ограбили, украли паспорта, что‑нибудь придумаем…

Роуз качает головой.

– Люк, как ты… как ты можешь рассуждать с такой уверенностью, будто знаешь, как поступить? Лично я вообще не представляю, что делать.

Люк тоже мотает головой. У него нет ответа. Он снова смотрит на телефон.

Он продолжит дозваниваться Микки.

Потому что хоть и ведет себя так, будто у него все под контролем, но на самом деле действует вслепую.

И нуждается в помощи специалиста.

Лондон

Микки просыпается с большим трудом.

Это сколько же вина она выпила накануне?

Она пытается вспомнить. Боже, такого похмелья у нее не бывало с тех пор, как… да нет, на ее памяти она ни разу не испытывала такого похмелья.

Интересно, Нейтан рядом? Она готова умолять его о стакане воды и таблетке нурофена. Нет, лучше морфина. Крайний случай требует крайних средств. Интересно, где нынче добывают морфин? В аптеке?

Микки открывает глаза. Яркий белый свет, заливающий палату, мгновенно ослепляет ее. Она снова зажмуривается.

Погодите.

Она что, умерла?

Но когда умираешь, разве чувствуешь себя так паршиво?

– Микаэла, ты очнулась. Все в порядке. Ты поправишься.

Микки чуть приоткрывает щелочки глаз.

Тень, нависающая над ней, уплотняется в ее мужа Нейтана. На нем тот же костюм, который он надел утром, перед тем как выйти из дома. Но муж сам на себя не похож. Обычно он выглядит собранно, профессионально. Сейчас он в панике.

– Ты в больнице, – говорит он, – но скоро поправишься. Ничего не сломано.

– Что? – хрипло каркает Микки.

– Понимаю, ты чувствуешь себя отвратно. У тебя все тело в синяках и ушибах. Но это заживет.

– Микки, ты помнишь, что случилось?

Новый голос. Знакомый.

Микки поворачивает голову влево. Свет становится более терпимым. Она полностью открывает глаза. Эллиот. Прямо из спортзала. Наверное, бежал всю дорогу. Футболка промокла, черное лицо блестит от пота. Она представляет, как Эллиот отвечает на звонок, опустив штангу, и стремглав выбегает из зала.

– Петра? – спрашивает она.

– Петра… – Мужчины странно переглядываются. Она догадывается, что это значит и что последует дальше.

– О ней мы можем поговорить позже, – предлагает Эллиот.

– Нет. Петра… она была на пассажирском сиденье… – Микки морщится оттого, что память возвращается.

– Она жива, Микки, – говорит Эллиот. – Остальное не имеет значения. Нужно было взять меня с собой.

– Ты умеешь останавливать машины рукой, как супермен?

Эллиот фыркает, а Микки снова морщится. Ясно, мужчины думают, что раз уж она способна шутить, значит, уже на полпути к выздоровлению.

Нужно было взять Эллиота с собой. Он силен и умен, Микки потому и наняла его, что он именно тот партнер, который ей необходим. Но Петра так боится мужчин…

Петра.

Она жива.

Микки, игнорируя боль, выдыхает от облегчения.

Но правда ли остальное не имеет значения?

Она встречала женщин, с которыми бывшие творили совершенно немыслимые вещи. Поэтому знает: когда люди говорят этим женщинам, что им повезло выжить, думают они совсем другое.

Шрамы от некоторых поступков хуже смерти.

Микки чувствует, как веки наливаются тяжестью. Она изо всех сил борется с сонливостью. Неизвестно, то ли это ответ организма на травму, то ли циркулирующие в крови лекарства. Если ей вкололи наркотик, то боль должна идти на хер в быстром темпе.

– Все нормально, – говорит Эллиот. – Отдыхай. Ни о чем не переживай, Микки. Он свое получил.

– Кто? – переспрашивает она, снова резко распахивая глаза.

– Бойфренд Петры, который в тебя въехал. Он погиб.

Эллиот похлопывает ее по руке. Обычно он не дает волю эмоциям и врожденной мягкости. Их отношения сводятся скорее к шутливой болтовне, чем к глубоким задушевным беседам.

Наверное, переволновался.

Микки пытается кивнуть, хотя шевелить головой больно. Хорошо. Она рада.

– Прости за «бентли», дорогой, – шепчет она.

Нейтан невнятно бормочет слова ободрения.

Откуда‑то издалека слышно, как звонит телефон.

Нужно ответить, думает она и снова проваливается в беспамятство.

* * *

Когда Микки просыпается в следующий раз, стоит уже глубокая ночь. Добродушная медсестра-ирландка, сверкая великолепными зубами, белее которых Микки в жизни не видела, сообщает, что Нейтан вышел ответить на звонок по работе. «Quelle surprise» ^[2], – думает Микки и тут же чувствует вину, поскольку даже не хочет представлять, сколько всего муж успел передумать, когда ему позвонили из больницы.

Сейчас сознание ощущается более ясным. Что бы ей ни ввели, все уже выветрилось. Микки осматривает обстановку. Платная больница, частная палата. На подоконнике уже благоухают два огромных букета цветов.

Наверное, ее привезли на скорой в обычное отделение экстренной помощи, но Нейтан устроил перевод, не теряя времени. Она подозревает, что и о Петре позаботился он же.

– Сестра, – говорит она, – вместе со мной в аварию попала женщина. Как у нее дела?

Лицо сиделки сразу принимает строгое нечитаемое выражение, присущее всем медицинским работникам.

– Выкарабкается. Большего я сказать не могу, вы не член семьи.

– Она моя подруга, – жалобно возражает Микки.

Медсестра колеблется.

– Вы ирландка? – спрашивает она.

– По рождению и воспитанию. Но уже пятнадцать лет живу здесь. А вы?

– Приехала три года назад. Сами знаете, здесь больше платят. Я родом из Голуэя. А вы, похоже, из Дублина. У вас сохранился акцент.

– Приятно встретить соотечественницу вдали от дома. Я до сих пор скучаю.

Сиделка смотрит на Микки, и выражение ее лица смягчается.

Теперь они подруги. Их связала любовь к утраченной родине.

– Парень, который в вас въехал, натворил дел. У нее раздроблен таз. Ходить сможет, но далеко не сразу. Да и других травм хватает. Знаете…