Возможно, хотела убедиться, что остальной план сработает. Если кто-то из мужчин проснется, женщины придумают какое-то объяснение. Ничем нельзя будет объяснить труп. Теперь Петра была уверена, что женщины замышляют недоброе, и она единственная способна остановить преступление. Надо выбраться наружу и разбудить мужчин.

А что, если их нельзя разбудить?

Ей придется сражаться с женщинами одной.

Если бы у нее было оружие получше! У Робина наверняка есть пистолеты. Петра знала, как взвести курок, нажать на спусковой крючок и выстрелить.

Может быть, у него также есть шпага? Благодаря Лудо, будь проклята его черная душа, она умела пользоваться шпагой.

Вдалеке снова скрипнула дверь и опять со стуком захлопнулась. Петра рискнула пробраться к занавеске.

– Все храпят, – угрюмо сообщила Солетт. Не мертвы, не мертвы. Слава тебе, Господи! Мадам Гулар что-то спросила.

– Трое около лошадей. Милорд, наверное, в карете.

– Слишком хорош, чтобы спать на земле, – усмехнулась старуха. – Богатый милорд, это точно.

– И мы получим тот красивый собачий ошейник и другие его сокровища, – сказала мадам Гулар. – Приготовьтесь, девочки.

Надо действовать немедленно. Выбраться из дома она могла только через окно. Петра проскользнула назад в свой закуток и взобралась на подоконник.

Балансируя, она поняла, что выбраться не так легко, как она себе представляла. Она могла пролезть через проем, но он был слишком мал. Единственный способ выбраться – это головой вперед.

Прямо в грязь.

Молча.

Истово молясь, она наклонилась вперед, сползла по стене и рухнула на землю. Здесь, вблизи от дома, земля была сырой, но твердой. А это означало, что завтра она вся будет в синяках.

Если доживет до завтра.

Петра вскочила на ноги, ища костер Робина. Должно быть, он погас, но виднелся другой слабый огонек – свеча в фонаре кареты, подумала она. Петра попыталась пробежать по темному двору, но через несколько футов ее сандалии увязли в грязи. Лучшее, что она могла сделать, это скользить и брести, как это делал Робин, когда нес ее.

Милый, грешный Робин. Ему, без сомнения, предстоит мешать угли в аду, но, пожалуйста, Господи, не сейчас.

Ставни в кухне, должно быть, все еще были закрыты, а луна скрывалась за облаками. Петра вспомнила, что сняла накидку, и накинула капюшон на белый чепец, потом с трудом двинулась дальше, сосредоточившись на фонаре кареты, прислушиваясь к звукам, доносившимся из дома.

Наконец она вышла на более твердую землю. Она была под навесом и задержалась на мгновение, чтобы перевести дыхание. Никакого движения со стороны дома. Она стала пробираться к фонарю, стараясь не споткнуться. Тут позади нее открылась дверь.

Петра замерла, благодаря Бога, что на нее не падает свет, и медленно обернулась.

На пороге стояла мадам Гулар. Сейчас выйдут остальные женщины, а Петра еще никого не разбудила и не нашла оружия. Под прикрытием своего плаща она приблизилась к карете, наблюдая за женщиной. Оглянулась и увидела: ось кареты упирается в стену лошадиного стойла. Поблизости не было никого из мужчин. Робин спит. Надо его разбудить.

Она стояла спиной к колесу, значит, дверца находилась справа от нее, но высоко. Наблюдая за мадам Гулар, Петра повернула ручку.

Из дома донеслись голоса, и мадам Гулар вернулась внутрь, оставив дверь открытой.

– Вы не спите? – выдохнула Петра, войдя в карету.

Ответа не последовало. Может, Робин одурманен зельем? Она взобралась на одну ступеньку. Карета чуть наклонилась.

Она сбросила плащ, чтобы не мешал ей. Сиденье находилось справа от нее, но было слишком коротким, поэтому Робин, видимо, устроился в одном из углов.

Где Кокетка? Собаку тоже, видимо, отравили, иначе она затявкала бы.

Петра услышала позади тихие голоса. Она резко сунула руку вперед и зашипела, ударившись пальцами обо что-то жесткое всего в нескольких дюймах от нее. Руки нащупали что-то твердое. Это оказался накрытый толстой тканью сундук. Импровизированная кровать! Она пошарила рукой в поисках Робина и наткнулась на пистолет. Петра прижала его к груди, вцепившись в рукоять. И повернулась, чтобы встретить опасность.

Они были там, мадам Гулар и ее дочери приближались, но очень медленно, скользя по грязи.

Мадам Гулар несла фонарь. Скоро свет упадет на карету. Петра выдвинула вперед правую руку, готовая поднять пистолет, а левой пыталась нащупать какую-нибудь часть тела Робина Бончерча, наиболее уязвимую. Нащупала бедро и сжала выпуклость под его бриджами.

– Проснитесь! – прошептала Петра. Неожиданно он схватил ее, и она оказалась под ним.

– Ты отчаялась, моя хорошая? – спросил Робин, смеясь.

– Это я! – прошипела она. – Сестра…

Он поцеловал ее.

Петра замерла на мгновение, потом стала сопротивляться.

– Те женщины. Они собираются вас убить и сейчас будут здесь.

– Что?

Петра оттолкнула его. Женщины должны были услышать. Они могли даже видеть, что карета раскачивается. Она схватила пистолет, выскочила из кареты и взвела курок. Щелчок прозвучал пугающе громко.

Женщины остановились, но всего в нескольких ярдах. Жиззи, похоже, держала что-то вроде дубинки, а у Солетт был кухонный нож.

– Ну-ну, – злобно произнесла мадам Гулар. – Возможно, она не стоит так много, как я думала.

Петра нахмурилась:

– Я? Я монахиня.

– Которая держит пистолет? И ускользает тайком, чтобы пробраться к брату в карету?

– А что вы делаете здесь? – спросила Петра.

– Мы услышали воров, – ответила женщина. – Возможно, кто-то крадет кур.

– Мы не крадем ваших кур, так что все в порядке.

– Все в порядке, кроме вашего страшного греха, сестра. Это позорно.

– К тому же с братом! – воскликнула Солетт. – Это отправит вас прямиком в ад, вот так!

Они разговаривали так, будто никто не держал в руках оружие, но Петра была готова продолжать игру, если после этого они вернутся в дом.

– Но она не девственница, Mere,^[7] – сказала Солетт. – Жаль.

– Я могу ее зашить.

– Она хорошо изображает монашку.

Петра крепче сжала пистолет.

– Возвращайтесь в дом. Мы уедем утром и никому не расскажем, что видели ваш низкопробный бордель.

Мадам Гулар расхохоталась.

– Я великолепно стреляю, – солгала Петра, – так что одна из вас определенно умрет.

– Убей одну из нас, и я отрежу тебе язык. В некоторых местах немая шлюха ценится достаточно хорошо.

Петра содрогнулась и направила на нее пистолет:

– Тогда я убью вас.

– В таком случае Солли сделает это. Правда, девочка?

Солетт захихикала:

– С удовольствием.

– Расступитесь, девочки, – приказала мамаша Гулар. – Так труднее стрелять.

Девицы повиновались, но явно нервничали. Руки у Петры дрожали. Она не сомневалась в том, что они выполнят свою угрозу.

– Робин! – закричала Петра. – Кто-нибудь! Помогите!

– Оружие на землю!

Мамаша Гулар резко обернулась, ее фонарь бешено раскачивался, высвечивая двух ее испуганных дочерей и Робина, похожего на привидение в белой рубашке, светлых бриджах и чулках, с пистолетом в правой руке и шпагой в левой.

Жиззи и Солетт уронили оружие, а мамаша Гулар жалобно заныла:

– Сэр, сэр, вы все неправильно поняли. Мы не собирались никому причинять вреда! Куры…

– Заткнись. Ты не ранена, сестра?

У Петры кружилась голова, но она с трудом выдавила:

– Нет.

Он посмотрел на женщин.

– Ты, – сказал он Жиззи, – сними юбку и разрежь на полоски.

– Что? – Голос Жиззи дрожал от страха.

– Разрежь юбку на полосы и свяжи двух других, начиная с мадам. Пошевеливайся!

Жиззи взвизгнула и стала теребить завязки юбки. Юбка упала, открыв грязную рубашку. Она на коленях подползла к ножу, чтобы разрезать ткань.

Робин Бончерч наблюдал за всеми тремя, готовый в любой момент пустить в ход и шпагу, и пистолет. Петра глазам своим не верила.

Она вспомнила о других опасностях и посмотрела на дом.

Дверь закрыта, никаких признаков жизни, лишь проблески света вокруг закрытых ставней.

– Поставь фонарь.

Мамаша Гулар повиновалась. Он приказал женщине вытянуть руки, чтобы Жиззи могла их связать. Жиззи тряслась, но повиновалась. Она явно больше боялась Робина, чем своей матери. Нет, не матери. Она и Солетт вообще не родственницы.

Петра поняла, что надо привести помощь. Остальные мужчины, наверное, одурманены зельем и вряд ли скоро проснутся. Петра не отрывала взгляда от женщин и дома.

Ее ноги нащупали что-то. Она посмотрела вниз. Пауик. Толкнула его ногой. Поставила ногу ему на грудь. Он закашлялся, но не проснулся.

– Ну как? – крикнул Робин.

– Они одурманены. – Она говорила по-английски, так что женщины не могли понять. – Почему это не подействовало на вас?

– Я съел совсем мало похлебки, – ответил он. – Полагаю, все дело в ней.

– Наверное. А я – всего ложку.

– Почему?

– Слишком много шалфея.

– Слишком много всего, но, к несчастью, остальные нашли ее съедобной. Сядь спиной к оси, – приказал он мамаше Гулар по-французски. Она подчинилась, и Робин приказал Жиззи привязать ее. Женщина выкрикнула проклятие.

Петра подошла к камердинеру и пнула его ногой. Никакой реакции. Жив ли он? Петра пощупала пульс. Он был медленный, ровный. Но проснется камердинер не скоро. Так же как и форейтор, который тоже был одурманен.

Робин заставил Жиззи связать Солетт, которая шипела, как разъяренная кошка. Петра вспомнила удовольствие, с которым эта молодая женщина с крысиными зубами и хозяйка борделя обсуждали превращение ее в шлюху. Они отвратительны и завтра будут переданы властям.

– Мария! Пойди свяжи Жиззи!

Жиззи не сопротивлялась, только умоляла не делать ей больно. Запястья у нее были полные. Эти «бедные крестьяне» очень хорошо питались.

Когда Жиззи с несчастным видом села рядом с двумя другими, мамаша Гулар поймала взгляд Петры и сказала:

– Язык и глаза, сестра. Тебя это ждет.

– Еще одно слово, и я убью вас! – Петра схватила пистолет. – Она найдет способ сбежать, – по-английски сказала Петра. – И старуха еще в доме. А ваших людей не скоро разбудишь.

– Нам нужно быть настороже.

– Это все из-за дурацкого ошейника Кокетки. Они решили, что он настоящий. Что вы богатый английский милорд.

– Он настоящий, – сказал Робин, – но, если вы помните разговор, виной всему ваша дурацкая красота. Тоже настоящая.

– Я не стою четырех жизней.

– Вы просто не знаете, сколько в некоторых местах стоит прекрасная девственница. Тем более монашка.

Женщины были связаны, но Петра так и не успокоилась.

– Не бойтесь, – сказал Робин. – Этого не случится.

– Мы будем следить за ними всю ночь. И за домом тоже…

– Сделайте несколько глубоких вдохов, моя дорогая. Я защищу вас.

Он все еще казался ненадежным воином, но глубокие вдохи помогли, и его спокойствие утешило ее.

– В монастыре я часто выдерживала ночные бдения, – сказала Петра. – Я справлюсь.

– А я наслаждался долгими ночами в далеко не святых местах, – сказал он. – Так что мы хорошо экипированы.

– Но в ночь накануне ночных бдений я прекрасно высыпалась, – сказала Петра. Тогда она не боялась. А сейчас ее бьет дрожь, но она глаз не сомкнет всю ночь. Иначе их ждет смерть.

Робин видел, какой измотанной выглядела сестра Иммакулата, и знал, что сам не совсем бодр, несмотря на то что ночные кутежи были для него обычным делом. Он съел две ложки супа, и это подействовало на него.

Все его люди одурманены зельем.

Даже Кокетка не в себе. Робин никого не смог защитить. Их спасительницей оказалась монашка, но теперь и она, похоже, в полном изнеможении.

Они стояли бок о бок, Робину хотелось приласкать Петру, но она воспротивилась, сказав, что они должны держать ухо востро. Робин хотел проверить завязанные Жиззи узлы, но не рискнул приблизиться к коварной Солетт и мадам – вряд ли у Жиззи хватило ума и смелости умышленно завязать свободные узлы.

Петра не выпускала из рук пистолет.

– Почему не положить его между нами? – сказал Робин по-английски. – Если понадобится, любой из нас может схватить его.

Мгновение подумав, Петра согласилась, но сказала:

– Дайте мне шпагу, а то у вас не будет свободной руки.

Робин передал ей рапиру. Петра взяла ее и снова стала наблюдать за связанными женщинами и домом.

Робин покачал головой:

– Может, объясните, где вы научились владеть оружием, сестра?

– Я не всегда находилась в монастыре, – ответила Петра.

– В Италии владение оружием – неотъемлемая часть образования девочек?

– Нет, но это не запрещено.

– Нужно ли напоминать, что мы здесь в опасности? Ваши секреты могли нас убить.

Она повернулась к нему.

– Это не имеет ко мне никакого отношения! – возмущенно заявила Петра.

Робин вдруг подумал, что весь этот кошмар может быть делом ее рук.

– Я приехала в Аббевиль с леди Содуэрт. Вы слышали, как она звала меня. Сколько еще одиноких монахинь могло быть в «Голове быка»?

Робин покачал головой:

– Только одна. Я прошу прощения.

– Вот именно. Как будто я могу иметь что-то общее с ними.

Когда она снова переключила внимание на женщин, он не мог не улыбнуться ее праведному гневу. Петра сняла с головы накидку, и тугой белый чепец открыл изящную линию ее шеи. На затылке выбились темные пряди волос.

Ему хотелось запустить пальцы в эти пряди и почувствовать ее трепет. Провести пальцем по ее позвоночнику, прежде скрытому под накидкой.

Словно прочитав его мысли, Петра бросила на него мрачный взгляд.

Он заставил себя отвести от нее глаза.

– Нам нужна помощь. Попытайтесь разбудить Пауика.

Петра направилась к груму. Пауик перестал храпеть.

– Это обнадеживает. Будьте с ним погрубее. Он не сломается.

Петра ударила Пауика по щеке, и он выругался. Петра нанесла ему еще один, более сильный удар.

– Проснитесь! Проснитесь! – кричала она. – Опасность!

– А? – Пауик приподнялся, но снова свалился.

Петра схватила его за рубашку и принялась раскачивать. В конце концов Пауик стал от нее отбиваться и замахнулся, чтобы ударить по щеке, но Петра ловко уклонилась.

Пауик, охваченный яростью, огляделся:

– Что за?..

– Небольшие неприятности, – сказал Робин. – Сестра, принесите из кареты кувшин с вином и посмотрите, как там Кокетка.

– Да, сэр, – сказала она, явно возмущенная его приказным тоном.

– Будьте любезны, – добавил Робин с улыбкой.

Когда Петра залезла в карету, Робин крикнул:

– Что с Кокеткой?

– Спит, но, по-моему, она в порядке.

Петра выбралась из кареты с кувшином вина в руке и остановилась, чтобы сделать большой глоток, прежде чем отнести его Пауику. Грум сидел, обхватив голову руками, но поднял глаза, когда она заговорила, взял кувшин и стал жадно пить. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он снова посмотрел на Робина:

– В какие неприятности ты вляпался теперь, дружок?

– Я понижен в звании до дружка? Но это не моя вина. Вот эти красавицы пытались убить нас.

– Что?

– Всех нас. Кроме моей сестры. Ей был уготован бордель, правда, гораздо более дорогой, чем этот.

Пауик выругался, потом попросил у Петры прощения и сделал еще один большой глоток вина.

Робин более детально рассказал ему о произошедших событиях, и Пауик покачал головой.

– Вечно какие-нибудь неприятности, – пробормотал он. – Ну и что нам теперь делать?

– Будем караулить, пока не сможем уехать, но для этого не требуется сторожить всем сразу.

Петра ослабела настолько, что прислонилась к столбу.

– Первой спать отправитесь вы, – сказал он ей. Она тут же выпрямилась.

– Я могу справиться.

– Я в этом уверен, но одному из нас нужно поспать сейчас, чтобы сменить нас позже, а мне нужно составить план с Пауиком. – Она все еще колебалась, поэтому он сказал: – Я непременно разбужу вас. Обещаю.

Он не сказал когда.

Петра не стала спорить. Робин не сомневался в том, что она заснула сразу же, как только легла.

– Она очень напоминает мне вашу матушку, сэр, – сказал Пауик.

Робин удивленно посмотрел на него.

– Для нее дело прежде всего.

Насколько Робину было известно, графиня Хантерсдаун никогда в жизни не держала в руках оружия, и он не мог представить ее себе вылезающей из окна, но Робин понял, что имел в виду Пауик.

– Понятия не имею, что она задумала.

– Не настоящая монашка?

– Она клянется, что настоящая, но что-то не верится. Ведь не поймешь, где у нее ложь, а где правда. Взять хоть ее имена. Петра д'Аверио, и сестра Иммакулата, и Мария Бончерч.

– Мария Бончерч, сэр? Но…

– Это сложно.

– Ну, теперь начнем по новой. – Пауик поднялся и встряхнулся, как большая собака. – Тебе тоже нужно немного поспать, дружок.

– Ты сам еще не совсем проснулся.

– Я могу справиться с этими красотками.

– В доме еще старуха.

– Подвижная?

– Больная.

– Тогда, полагаю, я смогу справиться и с ней тоже, и посмотрю, смогу ли разбудить остальных.

Робин чувствовал себя совершенно разбитым. Пауик прав. Но грязное одеяло на земле не выглядело заманчивым.

– Я замерзла. – Хныканье одной из женщин пробудило его от полусна. Юная шлюха с большими глупыми глазами жалобно смотрела на него.

– Ничего, не умрешь.

Пауик бросил ей одеяло. Она попыталась укрыться им связанными руками, но другая женщина норовила выхватить его у нее.

– Поделитесь, – приказала мадам Гулар. Робин посмотрел в ее пустые глаза. Если бы ей представился шанс, она снова оказалась бы грозным противником.

Словно прочитав его мысли, она сказала:

– Освободите нас, когда уедете. И отдайте нам собачий ошейник. В противном случае мы скажем, что вы напали на нас. Вломились силой. Украли нашу еду и питье.

Пауик рявкнул, чтобы она заткнулась. Но в ее словах был смысл. Кому поверят местные власти? Конечно, это шлюхи, но они местные, и наверняка мужчины пользовались их услугами. Всегда легче обвинить пришлых, особенно если это англичане.

Робин направился к карете.

– Сэр, – неодобрительно произнес Пауик.

– Я слишком устал даже для готовой женщины, а наша монашка совсем не готова. У меня есть царапины, которые могут доказать это. Она даже не проснется. Я же предпочитаю бодрствующих любовниц…

«Нечего болтать чепуху», – подумал Робин и забрался в карету.

Тусклый свет снаружи почти не проникал внутрь, но Робин разглядел Петру, накрытую шелковым гобеленом, который он где-то нашел несколько часов назад, чтобы накрыться.

Она лежала посередине. Робин закрыл дверь и скользнул под гобелен, стараясь держаться от нее подальше. Он не воспользуется своим преимуществом. Ведь монашка спала.

Кто преследует тебя, Петронилла Мария д'Аверио?

Робин лег, глаза у него слипались.

«Не бойся. Я никому не позволю причинить тебе зло. Но все твои секреты я узнаю до того, как мы расстанемся».