3
Под рекой

Блинчики Марья все-таки съела – сначала заставляя себя проглотить хоть кусочек, затем жадно давясь. Пришлось даже заказать добавку и горький чай – кофе не развеивал сон. Но стоило голоду чуть уняться, как ее сморило, даже ноющая боль в царапинах не отвлекла. Веки налились свинцовой тяжестью, а по телу растекалось сонной одурью тепло. Адреналин, гнавший через весь город, схлынул, оставив ее опустошенной и равнодушной.

«Я только на минутку закрою глаза, – подумала она. – Только на минутку опущу ресницы. Я не усну – и так уже наспалась». – И опустила веки.

Марье снится ледяной терем с резными столбами, прозрачными стенами, искрящимися занавесями. С тихим перезвоном плывет мелодия – то ли колыбельная, то ли капель. Все пронизано светом – серебряным, замерзшим, застывшим в воздухе. Марья знает: она не одна здесь. Среди пустых ледяных комнат спит чудовище, страшнее которого нет, безобразное черное пятно на белизне. Марье тоскливо и холодно в тереме, но ей нельзя искать путь наружу, чтоб не разбудить ненароком монстра, не указать ему дорогу в мир. Только спать и остается. И Марья замирает в горнице, у затянутого белой пеленой окна, закрывает глаза. Мелодия становится громче, и Марья слушает ее жадно, находя в ее переливах успокоение. Тянется звук за звуком, длится хрустальный перезвон крошечных колокольчиков, а затем обрывается грубым диссонансом. Марья распахивает глаза, видит, как рушится вокруг нее ледяной дворец, рассыпается на острые осколки – а за ним густая враждебная темнота.

Резко вдохнув, Марья тряхнула головой, обхватила себя за плечи – после дремоты ее тряс озноб, словно и вправду в ледяном тереме побывала. Напротив снова скрипнул стул – именно этот звук вырвал ее из дремы, разрушив ледяную колыбельную.

И Марья была ему за это благодарна.

Он уселся напротив, поставил локти на стол, опустил на переплетенные пальцы подбородок. Глубокий капюшон тенью скрывал почти все лицо, только губы и видны.

Улыбнулся.

– Ты звала, маленькая сестрица. Неужели соскучилась?

Марья до боли сжала кулаки, чтобы ногти впились в кожу. Нет, это не сон. Если он и снился ей, то огромной птицей, теряющей перья, вихрем из крыльев и когтей. Обычно во снах не бывает запахов, но с ним ее сны всегда полнились гнилью и тленом.

Сейчас же от него едва заметно пахло дымом.

– Я даже не верила, что ты явишься.

– Как я мог не прийти после такой настойчивой просьбы? – Он демонстративно махнул рукой. – Должен признать, ты нашла довольно оригинальный способ передать приглашение. И даже в мелочах ты была верна себе, маленькая сестрица, – себя не жалела, и все ради того, чтобы мне несколько лишних неприятных минут доставить!

Марья смущенно поморщилась.

– Ну извини, ничего поострее под рукой не нашлось. И вообще пришлось импровизировать.

Финист склонил голову к плечу совершенно птичьим движением, черно-седые волосы рассыпались по плечам. Помедлив, он стянул капюшон и снял темные очки с крупными стеклами. Марья скользнула взглядом по бельмам, вздрогнула и отвела глаза.

Еще вчера она и представить не могла, что будет искать помощи у ночного кошмара.

Сегодня смотрела на него с надеждой.

– Зачем ты меня звала?

– Моя сестра… – Слова застряли в горле, и пару секунд Марья беззвучно открывала и закрывала рот. Одержима? Стала монстром? Ее подменили? Она и сама не знала. – В общем, она хочет запереть меня.

– О. – Финист откинулся на спинку стула. – Разве это на нее не похоже?

– Конечно, нет! – Марья расфыркалась, как кошка. – Она и раньше не пыталась, понимала, что только больше воевать будем! Ну и она не смогла бы запереть меня внутри сна. А еще у нее черные глаза. Вообще черные.

– Это, конечно, очень занимательно, моя дорогая, но чего ты хочешь от меня?

– Помощи, конечно.

Он тихонько рассмеялся, прикрыв глаза ладонью.

– Каждый раз забываю, какая ты… непредсказуемая. Ненавидишь меня, боишься, но именно ко мне бежишь за помощью. Должен признать, мне это даже нравится. Но с чего бы мне тебе помогать?

Марья резко вздохнула и нахмурилась. Она и не думала, что Финист может отказать, и сейчас ее пробрала дрожь, словно она стояла у края пропасти, и мелкие камни срывались вниз из-под ног.

И потому Марья не придумала ничего лучше, чем в эту пропасть шагнуть.

– Ну уж точно не по доброте душевной! Не хочешь так оплатить свой билет в мир живых?

– Моя дорогая, а разве примирение с сестрой и четыре почти счастливых года были недостаточной платой? Ведь признайся, если б не я, вы бы до сих пор друг другу глотки грызли!

Марья скрипнула зубами и медленно выдохнула.

– Конечно, легко сломать чужие жизни, а потом оправдываться, что только лучше стало! Стало – но не твоими усилиями! Да и откуда тебе знать, как мы с сестрой жили?

Финист снова оперся на локти, навис над столом, приблизив свое лицо к Марье. Ей едва хватило выдержки не отстраниться и не вцепиться ему в глаза – хотя хотелось, и очень сильно. Она чуяла – он издевается над ней, иначе встал и ушел бы сразу после просьбы, расхохотавшись ей в лицо. Или вовсе бы не приходил.

В кафе резко стало промозгло и неуютно, словно влажным дыханием леса повеяло. Внимания на них никто не обращал – ни официантка, ни единицы ночных посетителей, словно стоило войти Финисту, как эта часть зала провалилась в другой слой мироздания, невидимый для остальных.

– Ты же знаешь сама, – прошептал он с ядовитой улыбкой, – я следил за тобой. Я всегда был рядом. Не как тень, конечно же, но достаточно близко. Что же ты так удивляешься? Не ты ли замечала меня в толпе?

– Я думала, мне показалось, как и многое другое.

– О, маленькая наивная сестрица, знала бы ты, сколько из того, что тебе казалось, было на самом деле!

Марья нервно дернула уголком губ.

– Зачем? – Раздражение прорвалось в ее голосе, глубоко в груди клокотал гнев, замешанный на страхе, и эта адская смесь согревала и разгоняла кровь, жаром приливала к лицу. – Какого черта ты вообще рядом крутился?

Финист пожал плечами и снисходительно улыбнулся.

– Я же привязан к тебе, маленькая сестрица. Увы, в прямом смысле этого слова. Побратимство не дает покинуть тебя – так далеко и надолго, как хотелось бы. Вот и приходится присматривать за тобой: ты все же залог моей жизни.

Марья встрепенулась, уловив, как на последних словах дрогнул голос Финиста. Если и было в его словах что-то важное среди велеречивого мусора, то именно это – побратимство. Навязанная ей связь с нежитью, исподволь пьющая ее силы.

– Только ты забываешь, что и ты – залог моей жизни, – тихо сказала Марья, не отводя взгляда от его лица. – Нет, дорогой братец, тебе придется мне помогать. Аня… то, что теперь ходит вместо нее, требовало остаться, требовало вернуться домой. Чтобы я была в безопасности. Как думаешь, я могу быть в безопасности, пока ты волен ходить где вздумается и искать приключения себе на задницу?

Финист только хмыкнул, больше заинтригованный ее отповедью, чем раздраженный.

– Вполне. Я же себе не враг.

– Вот только моя сестра – то, что осталось вместо нее, – этого не знает. Если она найдет меня, если снова запрет или усыпит – я расскажу ей о тебе. Расскажу, как болят общие раны, я ведь все еще помню о той стреле в Нави. Расскажу о твоем дурном характере и что ты уж точно нажил себе пару врагов за эти годы… что ты так морщишься, я угадала?

– Угадала. – Финист улыбнулся во все зубы, и улыбка вышла больше жуткой, чем милой. – Ты удивительно умна, маленькая сестрица, и в чем-то мне это даже нравится. Но с чего ты взяла, что я не справлюсь с нашей дорогой Соколицей?

– Так справься сейчас! – Марья вцепилась в его запястье. – И все вернется на круги своя. Оглянись.

Она медленно шла мимо окна-витрины кафе, словно плыла, преодолевая сопротивление течения. Неторопливо поворачивала лицо в разные стороны – осматривалась, хоть глаза и были закрыты. Мигнула рекламная вывеска кафе, на ее кожу упали красные и желтые отсветы, безобразные тени расчертили его и тут же исчезли. Когда она обернулась к окну, Марья и Финист замерли, но она не заметила их или не почуяла, так же медленно пошла дальше, словно вместо стекла была сплошная стена.

Они сидели молча и неподвижно, пока Аня не прошла мимо и не исчезла в темноте.

– Видишь? – зашептала Марья. Внутри все ныло от страха. – Я не знаю, как она меня находит, и знать не хочу, что может еще со мной сделать. Но будь уверен, с тобой случится то же самое. Не думаю, что ты так рвался в мир живых, чтобы здесь спать в янтаре приторных сновидений.

– Навьи дети! – Финист резко отвернулся, уставился в столешницу. – Беру свои слова назад – с ней я не справлюсь.

Он повертел в руках матовый пузырек с перекисью водорода, который официантка так и забыла забрать, вздохнул с горечью и иронией:

– Умеешь же ты находить нам приключения, сестрица!

– Все-таки нам?

– Твоя сестра одержима, и одержима добровольно, – тихо сказал Финист. – Если от нее что-то и осталось, то только тело. А с тем, что внутри, я сталкиваться не хочу.

– С чего ты взял, что добровольно? – Марья тут же ощерилась, даже и думать не желая, что Аня по своей воле могла стать монстром и желать ей зла.

Финист только усмехнулся, подняв на нее глаза:

– Когда недобровольно – тело не такое целое. Так говоришь, она никогда бы тебя не заперла?

Марья сердито засопела, заново проматывая в голове последние несколько лет, на этот раз пытаясь взглянуть на них беспристрастно. Да, она всячески отрицала Навь, не замечала странное и жуткое, старалась жить обыденной жизнью, но никогда не забывала, что было на самом деле. Благодаря кому все началось и благодаря кому закончилось. Она умела быть признательной и потому стала удобной, огрызаясь и скаля зубы только там, где можно. Где это не обидит Аню, не рассердит и будет сочтено всего лишь игрой. Так жилось спокойно – почти. Только болью в груди сидело что-то зловещее, словно то, что раньше было дурным характером и капризами, после Нави обрело свою волю, зубастую пасть и острые когти. И стоило хоть чуть-чуть ослабить самоконтроль, как монстр просыпался и смотрел ее глазами. И Марья добровольно спряталась в ледяной кристалл, позволила холоду забрать себя, нарасти слой за слоем инею, и сама отгораживаясь от чудовища, и пряча его от глаз сестры. Лишь бы ее не разочаровать.

Но она сама выгнала меня, напомнила себе Марья, пока злость и обида снова не разгорелись в груди. Зачем запирать, если видеть сестру не хочешь? Не проще ли зачаровать и прочь прогнать?

Из темных мыслей ее вырвал приказ Финиста:

– Дай руку.

– Зачем?

Финист раздраженно нахмурился.

– Давай договоримся. Раз ты попросила моей помощи, то ты меня слушаешься. Ты же знаешь сама, ничего плохого я тебе сделать не могу.

– Просто у нас разные представления о плохом, – проворчала Марья, но руку протянула.

Финист оставил ее выпад без ответа, осторожно засучил рукав, и Марья поморщилась, когда присохшая шерсть начала отходить от царапин. Они снова начали кровить. Финист бережно протер царапины ватным диском, смоченным в перекиси, провел следом кончиками пальцев – и их холод тут же унял жжение.

– Спасибо, – немного удивленно поблагодарила Марья, когда Финист помог расправить ей рукав. Всю процедуру она просидела молча, не сводя с Финиста недоверчивого взгляда. – А твоя рука?

– Как мила твоя забота, моя дорогая, но обо мне можешь не переживать. В лесу и ветка больнее ударит, чем ты царапаешь.

Ватный диск со следами крови он бросил Марье:

– Забери. Потом надо сжечь.

Он взглянул за улицу и дернулся – мимо снова призраком плыла Аня, но теперь ее сосредоточенное лицо было обращено к окну. Марья коротко оглянулась на нее и тут же отвернулась, поежившись. От одного взгляда на сестру становилось и жутко, и тоскливо, и стыдно.

Финист резко выдохнул сквозь зубы:

– Надо уходить скорее. И так, чтоб с ней не столкнуться.

– Почему она не заходит?

– Не может. Ждет, когда кто-то дверь откроет. Неживые твари, знаешь ли, не могут войти сами даже в кафе.

– Как вампиры? – Марья слабо улыбнулась. – А ты как вошел?

– Ты же меня позвала. Этого достаточно. Поэтому не смотри на нее – взгляд тоже можно посчитать за приглашение.

Финист деловито огляделся, недовольно побарабанил пальцами по столу. Часы у барной стойки показывали половину шестого – слишком рано для зимнего рассвета, но тьма снаружи уже становилась все менее непроглядной, а свет фонарей все более тусклым.

– Идем, – Финист поднялся, снова надел очки и накинул капюшон куртки, протянул Марье руку. – Надеюсь, ты хорошо бегаешь.

– Знаешь, за сегодня я уже набегалась. – Марья недовольно поморщилась, но накинула и застегнула пальто.

Он повел ее к черному входу, мимо официантки, смотрящей сквозь них стеклянными глазами. Толкнул дверь навстречу утренней темноте, жадно втянул воздух. Не отпуская руки Марьи, потянул за собой в лабиринт грязных дворов, настолько темных, словно свет никогда в них не попадал. Финист легко находил путь, и Марья старалась не оглядываться – подозревала, что увидит за спиной только сплошную стену.