8

Перед тем как смотреть на прибытие паровоза, нас напоили горячим терпким чаем. Лорд предложил и перекусить; по его указанию в здании ратуши нам накрыли стол, но мне кусок в горло не лез, а Элеанор даже от чая отказалась. Тогда я принесла ей флягу с водой, что мы взяли утром еще во дворце, и она схватила ее, словно та была самым драгоценным сокровищем во всем мире.

Жутко было видеть, как она жадно пьет простую воду и не может напиться, не может смыть привкус горечи и пепла с языка, не может избавиться от вездесущего запаха железа.

Это место убивало ее. Убивало чары в ней.

Гленн и не замечал ничего. Он шутил с Ингимаром, внимательно выслушивал рассказы Агли и отмахивался от рассуждений брата о том, какое богатство может принести Альбрии железная дорога. Юного Гленна, как и раньше, интересовали только веселые байки да развлечения. Кажется, больше него прибытие паровоза ждал только сам лорд Вильгельм.

Но на него я старалась не смотреть. Пламя в его глазах было самым жутким – оно могло спалить не только меня, но и весь мир.

В густых зимних сумерках, грязно-синих и пыльных, нас привели к каменной платформе, отполированной множеством ног. Рабочие посматривали на нас напряженно, косились на лорда Вильгельма, кивали Ингимару – его здесь уважали. Похоже, наше присутствие сбило что-то в размеренной повседневной работе.

В громоздком высоком здании позади нас зажгли огонь, и желтые прямоугольники света легли на землю, стекли с платформы и выхватили из густых теней что-то черное и длинное. Змея, подумала я сначала, но потом поняла, что это блестит металл. Тонкая полоса металла, тянущаяся в непроглядную темноту.

– Не подходите к краю платформы, милая леди. – Ингимар удержал меня за локоть и заставил шагнуть назад. – Когда прибудет паровоз, это может быть опасно.

– Что там блестит? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от металла. Сколько же его здесь? Кажется, я в жизни не видела столько железа. Да и была ли в Альбрии кузница, которая могла бы породить что-то такое же немыслимое и бесполезное?

– Это рельсы, – охотно пояснил Ингимар; кажется, ему льстило мое удивление, смешанное с испугом. Ведь это так греет сердца мужчин, когда их знание или сила дает ощущение власти над женщиной, особенно если женщина знатнее их! – Их отливают из закаленного железа, по ним и движется паровоз.

– Он такой большой? На что он похож?

Ингимар пожал плечами и неуловимо улыбнулся:

– Терпение, милая леди, скоро вы увидите сами. Только прошу: не кричите и не убегайте – вы можете угодить под колеса!

Столько нехорошего, мрачного предвкушения прозвучало в его словах, что я поспешила отойти в сторону. Он знал, что мы испугаемся, и ждал этого.

Первой приближение поезда ощутила Элеанор: она стиснула руку Гленна, выпрямилась натянутой тетивой, едва ли не звеня от напряжения. Я бросила рассеянный взгляд на блестящие рельсы, и мне почудилось, что свет на них дрожит, словно они проседают, впиваясь в поперечные доски под ними – и в саму землю.

«Словно оковы», – мелькнула неожиданная мысль и тут же исчезла. Темнота вокруг вздрогнула от приближающегося гула, он отдавался в костях и зубах, и хотелось зажать уши, зажмуриться и броситься прочь. Но вместо этого я шагнула ближе к краю платформы, остановилась в шаге от него и замерла, жадно вглядываясь в темноту.

Гул нарастал, все разговоры за спиною смолкли – все равно слов уже стало не разобрать. Странное волнение сжимало нутро: смесь страха, предвкушения и трепета, как перед явлением божества. Ледяной ветер ударил в лицо, и слезы вскипели в глазах, и за их пеленой мир размывался и дрожал, и яркая вспышка прорезала густую зимнюю темноту. Я смахнула выступившие слезы, и свет – белый, обжигающий – ударил в глаза, ослепил на миг, а за ним обрушился гул, и грохот, и низкий, пробирающий до нутра свист.

Огромное чудовище неслось из темноты, и черный дым поднимался над ним, такой густой и непроглядный, что в сумерках казался дырой в небытие. Чьи-то руки вцепились в мои плечи, повлекли назад, но я осталась стоять недвижима, во все глаза глядя, как мчится ко мне сам свет, а тьма за ним становится гуще и плотнее. Тогда кто-то встал со мной рядом, сдавил пальцы в горячей ладони. Я не оглянулась.

От гула заложило уши. Я вскинула ладонь к лицу, прикрывая глаза. «Опусти взгляд, – шептал в уши страх, сливаясь воедино с грохотом, словно весь мир вокруг рушился, – опусти взгляд, склонись, не смотри, ты не в силах понять это величие, склонись же, склонись!»

Но я не склонилась.

Грохот стал тише, хоть чудовище было уже совсем близко. Оно замедлилось, а мимо платформы уже едва проползло, словно позволяя разглядеть себя, устрашая и восхищая. Огромное, все из темного железа, оно подавляло, утверждая свое величие и ничтожность хрупкого, мягкого человека.

Неудивительно, что лорд Вильгельм готов был рухнуть перед ним на колени.

Губы слиплись и покрылись сухой коркой, я с трудом смогла их разлепить.

– Это и есть паровоз? – сипло спросила я, оборачиваясь. Я думала, рядом стоит Ингимар, но нет, это был Рэндалл. Ветер разлохматил его волосы, а на лице застыло странное выражение, смесь ужаса и облегчения, словно он только пробудился от кошмара, что холодом терзал его сердце.

Надо думать, на моем лице было написано то же самое.

Он сморгнул, приходя в себя, оглянулся на меня, все еще не до конца понимая, что происходит, все еще находясь во власти огромного железного чудовища. Маска спала с лица королевича, оставив его таким же растерянным и беззащитным, как и я сама. Должно быть, он увидел отражение своих чувств в моих глазах и тут же взял себя в руки, снова стал надменным и спокойным и отвел глаза, и словно в одно мгновение между нами встала стена морока и чар. Но перед тем как шагнуть прочь, он крепче сжал мою ладонь и нежно провел большим пальцем по тыльной стороне.

– Вы удивительно смелы, леди Джанет, – обронил он скупую похвалу, словно милостыню, прежде чем повернуться к лорду Вильгельму. Тот снисходительно улыбался, и только расширенные зрачки и легкая дрожь выдавали, как тяжело ему обуздать экстаз перед его железным богом.

Смотреть на него было неприятно, меня замутило. Как можно до полного самозабвения преклоняться перед тем, что породили руки человека, а не боги или природа? Я вновь отвернулась к паровозу, так и не решив, пугает он меня или завораживает. Железо дышало жаром, не спеша остывать на ночном морозце, белый пар моего дыхания касался шершавой и пористой поверхности и исчезал. Черный дым все еще курился над паровозом, а яркое пламя билось в стеклянном фонаре.

Точно ли человечьи руки сотворили это чудовище? Или, может, его породило божество из огня и железа, такое же огромное и уродливое, что таится в темных глубинах континента, в тайных пещерах?

Я не знала ответа. И, пожалуй, не хотела знать.

Это Рэндалл обсуждал строительство железной дороги, считал затраты, прикидывал выгоду. Это Гленн восторженно смеялся, что дурные селяне будут разбегаться с воплями с пути паровоза, да и горожане по домам попрячутся, не правда ли, замечательная выйдет потеха, господа? Это сандеранцы сыпали терминами, похожими на заклятия, и спорили об условиях своего контракта.

Я чувствовала одно: здесь, рядом с железным монстром, мне не страшно. Впервые за долгое время я не ощущала ледяного дыхания добрых соседей у затылка, впервые их взгляды не сверлили мою спину, не следили за каждым шагом. Впервые за долгие месяцы было им не до смеха над глупой дочерью древнего рода.

Может, план сандеранцев и увенчается успехом. Может, их железное творение окажется сильнее добрых соседей.

Я не вслушивалась в чужие слова, в грубые крики рабочих, разгружавших вагоны. Мелкая угольная пыль носилась в воздухе, оседала на одежду и кожу, забивалась в глаза и горло. Элеанор начала подкашливать, и лорд Вильгельм поспешил увести всех с платформы. Он улыбался так широко, что меж губ поблескивали крупные зубы, а глаза горели, в них полыхал такой же яростный пламень, как и внутри паровоза. Вот только черный дым лорд не выдыхал, черными были его мысли.

– Надеюсь, Ваше высочество, вы довольны тем, что увидели. – Лорд Вильгельм улыбался масляно, перебирая пальцами цепочку часов. Нас снова привели в ратушу, где уже накрыли к ужину. Никто не обмолвился о том, чтобы возвращаться в столицу сегодня – кто ж в преддверии Йоля решит пуститься в путь затемно? Зимние ночи опасны не только морозами.

– Более чем. Я расскажу отцу об успехах вашего проекта.

– Думаю, вам будет интересно, – вкрадчиво произнес Ингимар, не сводя с Рэндалла пристального взгляда… слишком пристального для простолюдина, – что железная дорога могла бы существенно упростить добычу некоторых ископаемых… интересных не только для мирного производства.

Рэндалл выслушал его, не спуская с Ингимара взгляда не менее внимательного, чем тот не отводил от королевича. На мгновение мне почудились скрежет металла и искры над столом. О, я прекрасно помнила, как взгляд старшего королевича мог пронзать, раня не тело, но разум.

– Я понимаю, к чему вы клоните, – готова поклясться богиней, от сахарной улыбки королевича зубы заныли не только у меня, – но я не могу обещать, что мой отец найдет ваше предложение столь же интересным и многообещающим, как и я.

– Вы говорите о невероятно скучных вещах, так что неудивительно, если отец и слушать о них не захочет, – со смешком заметил Гленн, пока служанка снова наполняла его бокал вином. – Лучше скажите, лорд, может ли ваш паровоз… предположим, издавать не этот ужасный грохот и свист, а музыку? И запускать в небо огонь, целый сноп огней! Просто представьте, каким бы необыкновенным было это зрелище! О, я верю, тогда любой бы полюбил вашу железную дорогу! И даже добрые соседи!

Во все глаза я смотрела на младшего королевича, с замиранием сердца запоминая его – настоящего, яркого, живого… избалованного, капризного, глупого. Влюбленный рыцарь, преклоняющийся перед своей невестой, оказался всего лишь маской, пусть и надетой на королевича чарами, помутившими его рассудок.

Жаль было и красивой, сказочной картинки, сошедшей со страниц легенд.

Жаль было и мальчика, так и не успевшего повзрослеть.

Рэндалл тоже постоянно косился на брата, и чем больше он смотрел, тем сильнее хмурился – но не встревоженно, как во время нашего знакомства, нет, а устало. Кажется, и он отвык от настоящего лица Гленна, заменив его в памяти идеальной картинкой. А младший королевич все пил и пил, не зная меры, и шутки его становились все более жестокими и грубыми. Я косилась на Элеанор, следила, как та становится бледнее, как тускнеют ее глаза и тени ложатся на лицо, и когда Гленн в очередной раз расхохотался над своей же вульгарной шуткой, я не вытерпела и, выпрямившись до боли, сказала холодно:

– Ваше высочество, разве достойно вас такое поведение? Не лучше ли удалиться спать, пока вы не расстроили свою невесту?

Легкая тень скользнула по его лицу, на миг глаза его снова заволокло сладким дурманом чар, но воздух здесь был слишком горек, слишком сильно пах огнем и железом, чтоб чары добрых соседей имели силу. Гленн отмахнулся от меня с улыбкой равнодушной и веселой:

– Это моей невесте следует удалиться спать, если она не хочет расстраиваться.

Элеанор поднялась – так резко, что стул ее покачнулся и рухнул с грохотом. Землистое, осунувшееся лицо ее на миг обрело краски, словно чистая сила лесов и туманов ворвалась в нее, наполняя до краев. Дивной магией сверкнули ясные глаза.

– Гленн! – гневно воскликнула Элеанор, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, и королевич тут же вздрогнул, меняясь, исчезая за пеленой чар.

На лице его не осталось эмоций, кроме покоя и восхищения.

А Элеанор покачнулась и упала в обморок.