Мужчина замолчал и вытер лоб зеленым хлопчатобумажным платком. Я просил его продолжать. Оказалось, что этот славный малый решил жениться, но не выбрал, на ком. Мужчина положил глаз – так он выразился – на двух девушек, и у него были основания полагать, что обе относятся к нему более чем благосклонно. Трудность заключалась в том, что он не знал, на ком остановиться – каждая из этих достойных молодых особ обещала стать отличной женой. Одна, Джулиана, единственная дочь отставного морского капитана, была, по его словам, просто «очаровашка». Другая, Ханна, старшая дочь в большой семье, отличалась домовитостью. Ее отец был человек богобоязненный, с успешным бизнесом в торговле древесиной. Мужчина просил моего совета, на ком из них ему лучше жениться.

Я был польщен. А кто бы на моем месте не был? Джосайя Хэкетт приехал издалека за мудрым советом. Он был готов – более того, горел желанием – доверить моему выбору счастье своей жизни. Я нисколько не сомневался в разумности его поступка, считая, что выбор жены требует спокойного, взвешенного обдумывания, на которое влюбленный вряд ли способен. В подобном случае я не постеснялся бы дать совет даже мудрецу. Отказать в подобной услуге этому несчастному простаку казалось верхом жестокости.

Джосайя вручил мне на рассмотрение фотографии обеих девушек. На обратной стороне фотографий я бегло набросал некоторые подробности о каждой, которые, по моему мнению, могли бы помочь разобраться, кто из них больше подходит на открывшуюся вакансию невесты. Я пообещал внимательно изучить проблему и через пару дней письменно сообщить ему свой вердикт. Мужчина трогательно поблагодарил меня.

– Не тратьте свое драгоценное время на письмо, сэр, – сказал он. – Просто черкните на листке бумаги «Джулия» или «Ханна» и суньте в конверт. Тогда я пойму, на ком должен жениться.

На прощание он крепко пожал мне руку и удалился.

Я провел немало времени, размышляя над кандидатурами. Я искренне желал Джосайе счастья.

Джулиана, несомненно, была красавицей. Игривый изгиб губ словно говорил о том, что еще секунда, и мы услышим ее звонкий смех. Если бы я поддался первому импульсу, то прямиком отправил бы ее в объятья Джосайи.

Но в жене ищут более основательные качества, чем красота лица и игривость, размышлял я. В Ханне, не столь хорошенькой, ощущалась энергия и здравый смысл – качества, необходимые для жены простого человека. Отец Ханны, набожный и успешно ведущий дела, наверняка бережливый и благоразумный человек. Дочь с малых лет приучена к рачительности и честности, а со временем ей кое-что перейдет в наследство. Она старшая в большой семье, и, следовательно, ей приходится много помогать матери. Значит, у нее есть опыт в ведении домашнего хозяйства и воспитании детей.

Про отца Джулии известно, что он бывший капитан дальнего плавания. Моряки – ненадежный народ. Возможно, оказываясь на берегу, он слонялся по дому, грязно ругался и высказывал взгляды, которые не могли хорошо отразиться на формировании характера подрастающей дочери. Джулиана – его единственный ребенок. Единственные дети редко бывают хорошими мужьями и женами. Обычно им все позволяется. Хорошенькая дочка отставного капитана, почти наверняка, эгоистка.

Нельзя забывать, что Джосайя явно слабохарактерный человек. Им нужно руководить. А в глазах Ханны было нечто, указывающее на то, что это у нее хорошо получается.

Прошло два дня, и я наконец решился. Написав на листке «Ханна», я отослал письмо. Спустя две недели пришел ответ от Джосайи. Он благодарил меня за совет, мельком прибавив, что предпочел бы видеть невестой Джулию. Однако мне виднее, писал он, в этом у него нет сомнений, и когда я получу письмо, они с Ханной уже станут мужем и женой.

Письмо растревожило меня. Меня охватили сомнения, ту ли девушку я выбрал. А что, если Ханна совсем не такая, какой я себе представлял! На какие беды я тогда обрек Джосайю! Разве я располагал достаточными сведениями, чтобы делать правильные выводы? А вдруг Ханна ленивая, сварливая особа, источник постоянного беспокойства несчастной, изможденной трудами матери и бич, нависший над головами младших братьев и сестер? Как знать, хорошо ли она воспитана? А отец, прикидывающийся добрым христианином, возможно, просто старый плут. От него она могла унаследовать только ханжество.

С другой стороны, озорная ребячливость Джулианы могла перерасти в нежную, дарующую радость женственность. Отец, в противоположность общепринятому мнению о моряках, мог быть достойным, ушедшим на покой капитаном, удачно вложившим скопленную круглую сумму в какое-нибудь надежное дело. А Джулиана – его единственный ребенок. Какое право имел я лишить это прелестное юное существо счастья быть женой Джосайи?

Я достал из ящика письменного стола фотографию Джулианы. В больших глазах мне виделся немой упрек. Я представил себе, как далеко в небольшом домике первые слухи о женитьбе Джосайи упали, подобно гибельному камню, в мирно текущие воды ее жизни. Я видел, как девушка стоит на коленях у отцовского кресла, а седой старик с бронзовым лицом нежно гладит ее белокурые волосы. Прижимаясь к отцовской груди, она с трудом сдерживает подступающие рыдания. Угрызения совести терзали меня.

Отложив фотографию Джулианы, я взял другую – победительницы Ханны. Мне показалось, что она смотрит на меня с холодной, торжествующей улыбкой. Теперь Ханна вызывала у меня неприязнь. Я боролся с этим чувством. Называл его предубеждением. Но чем больше я ему сопротивлялся, тем сильнее оно росло. С течением времени неприязнь сменилась отвращением, а отвращение – ненавистью. Подумать только, и такую женщину я избрал для Джосайи в спутницы жизни.

Несколько недель я не знал покоя. Я боялся вскрывать письма, опасаясь увидеть письмо от Джосайи. При каждом стуке в дверь я вздрагивал, подсознательно ища, где бы спрятаться. Каждый раз, когда я наталкивался в газетах на заголовок «Домашняя трагедия», меня пробивал холодный пот. Вдруг я прочту, что Джосайя и Ханна убили друг друга и скончались, проклиная меня.

Время шло, никаких известий я не получал, страхи мои понемногу улеглись, и ко мне вернулась вера в правильность моего интуитивного выбора. Наверно, я сделал доброе дело для Джосайи и Ханны, они счастливы и благословляют меня. Так мирно протекли еще три года, и я стал понемногу забывать о существовании Хэкетта.

И тут он объявился снова. Однажды вечером, вернувшись с работы, я застал его в холле. Стоило мне бросить на него взгляд, как я понял, что мои худшие опасения сбылись. Я пригласил его в кабинет. Хэкетт послушно последовал за мной и сел на тот же стул, как и три года назад. Перемены в нем были разительные, он очень постарел и выглядел изможденным. Передо мной сидело само воплощение безнадежности и смирения.

Некоторое время мы молчали. Он, как и в первый раз, теребил свою шляпу, а я делал вид, что привожу в порядок бумаги на столе. Наконец, почувствовав, что молчание слишком затянулось, я заговорил.

– Похоже, дела у вас обстоят не лучшим образом, Джосайя, – сказал я.

– Да, сэр, можно сказать и так, – тихо произнес он. – Ваша Ханна оказалась сварливой особой.

В его голосе не было и тени упрека. Он просто констатировал скорбный факт.

– Но во всем остальном Ханна ведь хорошая жена? – с надеждой в голосе спросил я. – У нее, как и у всех нас, есть недостатки. Но зато она энергичная и хваткая. Согласитесь, ведь у нее все в руках горит.

В эту минуту мне было важно услышать что-нибудь положительное о Ханне. Ни о чем другом я думать не мог.

– Это да, конечно, – согласился Джосайя. – Иногда мне кажется, что она даже слишком энергичная для нашего маленького домика. Видите ли, – продолжал он, – ее иногда сильно заносит, да и мать ее не подарок.

– Ее мать? – воскликнул я. – А она тут при чем?

– Да ведь она живет с нами, сэр, – ответил он. – С тех пор, как старик отчалил.

– Отец Ханны? Отчалил? Вы хотите сказать, умер?

– Не то чтобы умер, сэр, – замялся Джосайя. – Около года назад он сбежал с одной из молодых женщин, что ведут занятия в воскресной школе, и стал мормоном. Все были крайне удивлены.

Я тяжело вздохнул и спросил:

– А его бизнес? Торговля древесиной? Кто им теперь заправляет?

– Вы о бизнесе? – переспросил он. – Бизнес пришлось продать, чтобы расплатиться с кредиторами – хотя бы частично.

Какой удар для всех вас, посочувствовал я, и предположил, что после такого несчастья семья распалась, и ее члены разбрелись кто куда.

– Нет, сэр, – простодушно ответил Джосайя. – Никто никуда не ушел. Все живут с нами. Но вы в этом не виноваты, сэр, – продолжил он, увидев выражение моего лица. – Осмелюсь предположить, что у вас и своих забот хватает. Я приехал сюда не с целью огорчить вас. С моей стороны это было бы черной неблагодарностью после всего, что вы сделали для меня.

– А как дела у Джулии? – спросил я. – У меня пропало всякое желание интересоваться его делами.

Его унылое лицо мгновенно озарила улыбка.

– Ах, – ответил он, сразу повеселев, – при одной мысли о ней на душе сразу теплеет. Она замужем за моим другом, Сэмом Джесопом. Иногда втайне от Ханны я отлучаюсь из дома и забегаю к ним. Господи, каждый раз словно в раю побывал. Сэм любит подкалывать меня. «Ну, ты дал маху, Джосайя», – часто повторяет он. Мы с Сэмом старые друзья, сэр, и я на его шутки не обижаюсь. – Потом улыбка пропала с его лица, и он прибавил, тяжело вздохнув: – Я часто думаю, сэр, как было бы хорошо, если б тогда вы сочли бы для меня возможным жениться на Джулиане.

Я понял, что нужно срочно переключаться на Ханну.

– Значит, вы с женой так и живете на прежнем месте? – спросил я.

– Да, – ответил он. – Только жизнью это не назовешь. Трудно живется, ведь теперь семья у нас большая.

Он даже не представляет, как сводил бы концы с концами, если б не помощь отца Джулии. Капитан – сущий ангел, другого такого не найти.

– Конечно, он не из таких умников, как вы, сэр, – пояснил Джосайя. – К нему не пойдешь за советом, как к вам, но он очень хороший человек. Кстати, это напомнило мне, зачем я приехал к вам, – прибавил он. – Не сочтите меня навязчивым, сэр, но…

– Джосайя, – перебил его я, – во многом, что с вами произошло, виноват я. Вы просили совета – я его дал. Не станем обсуждать, кто из нас поступил глупее. Но все же совет был мой, а я не из тех, кто уклоняется от ответственности. Что бы вы ни попросили, я помогу во всем, если это в моих силах.

Джосайя был вне себя от благодарности.

– Я знал, сэр, что вы мне не откажете. Так и сказал Ханне: «Поеду к тому джентльмену и все ему расскажу. Попрошу у него совета».

– Чего? – переспросил я в испуге.

– Совета в одном небольшом деле. Меня мучают сомнения – не знаю, какое принять решение.

Не издевается ли он, промелькнуло у меня в голове, но вид у Джосайи был чрезвычайно серьезный. Он сидел в моем кабинете и ждал от меня совета, куда вложить тысячу долларов, которые ему ссудил отец Джулианы. Купить прачечную или бар? Похоже, первого раза ему было мало (я имею в виду мой неудачный совет), и он снова жадно ждал моего приговора. Выбор жены – совсем другое дело, утверждал он. Возможно, тут он дал маху. Наверно, не стоило спрашивать моего совета. Но выбрать лучший бизнес из двух предложенных – под силу любому деловому человеку. По его словам, он еще раз перечитал мою книгу «Как стать счастливым…», и если джентльмен, написавший ее, не в состоянии оценить сравнительные достоинства прачечной и бара в одном и том же городе, тогда остается только прийти к заключению, что знание и мудрость не имеют в нашей жизни никакой практической ценности.

Задача показалась мне простой. В конце концов, я, как опытный бизнесмен, должен больше понимать в таких делах, чем этот простофиля. Было бы жестоко отказать ему в просьбе. Я обещал все хорошенько обдумать и сообщить свое мнение. Джосайя встал и пожал мне руку. Никакие слова не в силах передать его благодарность, сказал он. Уходя, он смахнул с глаз слезу.

Я так много думал об этой тысяче долларов, что за потраченное время мог бы сам учредить банк. Мне не хотелось повторять предыдущий промах. Внимательно изучив оставленные Джосайей бумаги, я не пришел к какому-то определенному мнению. Тогда я инкогнито съездил в город, где жил мой подопечный, и на месте ознакомился с обоими объектами. Втайне навел кое-какие справки в округе. Прикидываясь простодушным молодым человеком, который унаследовал небольшие деньги, я втирался в доверие к слугам. У половины горожан я взял интервью под предлогом, что пишу историю экономического развития Новой Англии и хотел бы узнать, как развивалась их карьера, а под конец беседы непременно спрашивал, какой бар они предпочитают и где стирают свои вещи. В городе я провел две недели. Большую часть свободного времени я сидел в баре, и намеренно запачкал одежду, чтобы отнести ее в прачечную.

В результате этого расследования мне стало ясно, что оба бизнеса равноценны, и отдать одному из них пальму первенства не представлялось возможным. Надо исходить из того, какой вид деятельности больше подходит Джосайе.

Я стал размышлять. У владельца бара много искушений. Слабохарактерный человек, находясь постоянно в компании сильно пьющих людей, сам может спиться с кругу. А у Джосайи исключительно слабый характер. И не стоит забывать, что у него сварливая жена и полный дом жениных родственников. Предоставить такому человеку свободный доступ к горячительным напиткам просто безумие.

С другой стороны, мысль о прачечной навевала спокойствие. Там требуется много рабочих рук. Родственники Ханны были бы пристроены и самостоятельно зарабатывали себе на жизнь. Ханна могла применить свою энергию в утюжке белья, а Джосайя крутил бы ручку отжимного катка. Вырисовывалась уютная картина семейного счастья. И я посоветовал Хэкетту приобрести прачечную.

В следующий понедельник Джосайя сообщил в письме, что последовал моему совету. А уже во вторник я прочитал в «Коммершл интеллидженс», что одной из поразительных примет нашего времени является невероятный рост доходности гостиниц и баров по всей Новой Англии. В четверг там же сообщалось о банкротстве не менее четырех владельцев прачечных, что, по мнению газетчиков, объяснялось возросшей конкуренцией со стороны китайцев, из-за них американские прачечные пребывали на стадии издыхания. Я ушел из дома и напился до чертиков.

Моя жизнь превратилась в ад. Весь день мысли о Джосайе не оставляли меня. Не было ночи, чтобы он мне не снился. Мало того, что я стал причиной его несчастливого брака, так теперь я лишил его возможности добывать средства к существованию, и щедрая помощь старого капитана оказалась на деле бессмысленной. В этой ситуации я выглядел гением зла, постоянно чинившим вред этому простому, но достойному человеку. Однако время шло, от Джосайи не было никаких известий, и понемногу груз вины становился легче. Но через пять лет Джосайя пришел снова.

Когда я открывал ключом входную дверь, он подошел сзади и положил мне на плечо дрожащую руку. Вечер был темный, но я разглядел при свете фонаря его лицо. Несмотря на красные отблески и мутную пелену его глаз, я тотчас узнал Джосайю. Я грубо схватил его за руку, втолкнул внутрь и потащил в кабинет.

– Садитесь, – прошипел я. – И начинайте с самого плохого.

Джосайя огляделся, ища взглядом свой любимый стул. Я нутром почувствовал, что если в третий раз увижу его на том же месте, то сотворю нечто ужасное с обоими. В последний момент я выдернул из-под него этот злосчастный предмет мебели. Джосайя тяжело плюхнулся на пол и залился слезами. Я не сделал никаких попыток его поднять, и он остался сидеть на полу. Всхлипывая и икая, он поведал мне печальные события своей жизни.

Дела прачечной шли все хуже. Подведенные к городу железнодорожные пути изменили его топографию. Деловой центр и жилые кварталы сместились к северу. Теперь тот бар, которому я предпочел прачечную, оказался в торговом центре города. Человек, купивший бар вместо Джосайи, продал его за круглую сумму и сказочно разбогател. Что до южной части города, где находилась прачечная, выяснилось, что она расположена на болоте, где условия не соответствуют санитарным нормам. Поэтому осторожные хозяйки перестали отдавать белье в прачечную из неблагоприятного района.

Несчастье не приходит одно. Единственный сынок Джосайи, радость его жизни, упал в котел с кипящей водой и сварился заживо. Мать Ханны получила увечья при работе с отжимным катком и стала беспомощным инвалидом, требовавшим постоянного ухода. Беды сыпались одна за другой, и Джосайя стал искать утешение в вине, превратившись со временем в законченного алкоголика. Он остро сознавал свое падение и безудержно плакал. В радостной обстановке бара, считал он, можно ощущать себя сильным и решительным, а в гнетущей атмосфере прачечной с устоявшимся запахом мокрого белья и мыльной пены теряешь остатки мужества.

Я спросил, что думает по этому поводу капитан. Джосайя вновь разрыдался и сказал, что тот умер. Это напомнило ему, зачем он пришел. Добрый старик завещал ему пять тысяч долларов, и Джосайя хотел, чтобы я посоветовал, куда их лучше вложить.

Первым моим желанием было убить его на месте. Жалею, что этого не сделал. Я сдержался и только предложил ему выбор: либо он, не говоря ни слова, уходит через дверь, либо я немедленно выбрасываю его в окно.

Джосайя сказал, что готов вылететь в окно, если я прежде скажу, куда лучше вложить деньги – в компанию нитратов «Терра-дель-Фуего» или в банк «Юнион Пасифик». Жизнь больше не представляет для него ценности. Все, что ему надо, – это знать, что денежки лежат в надежном месте и родные люди после его смерти не будут нуждаться.

Джосайя настаивал, чтобы я высказал суждение о нитратах. Я ничего о них не знал и отказался отвечать. Из моих слов он сделал вывод, что я о нитратах невысокого мнения, и объявил о своем намерении вложить деньги в банк «Юнион Пасифик». Это его право. Пусть поступает, как считает нужным, сказал я.

Джосайя замолчал, и было видно, что он задумался над моими словами. Потом понимающе улыбнулся и сказал, что догадывается, что я имею в виду. И благодарит за намек. Все деньги, до последнего доллара, ему следует вложить в нитратную компанию «Терра-дель-Фуего».

Он с трудом поднялся, чтобы уйти. Я остановил его. У меня не было сомнений, что с той же непреложностью, с какой ежедневно встает солнце, любой мой совет по части инвестирования или предположения Джосайи, каким он мог быть (что, по сути, одно и то же), приведут к тому, что эта компания обанкротится. Моя бабушка инвестировала все свои небольшие сбережения в «Терра-дель-Фуего». И я не хотел, чтобы в старости она бедствовала. Что же касается Джосайи, деньги он потеряет в любом случае. Я посоветовал ему вложить полученное наследство в акции банка «Юнион Пасифик». Он ушел и последовал моему совету.

«Юнион Пасифик» продержался восемнадцать месяцев. Потом его акции пошатнулись. Известие огорошило финансовый мир: банк считался одним из самых надежных в стране. Все недоумевали, но я-то хорошо знал истинную причину. Банк отчаянно сражался, но против судьбы не попрешь. Спустя девять месяцев наступил полный крах.

Все это время нитраты (вряд ли нужно говорить об этом) стремительно росли в цене. Бабушка умерла владелицей миллионного состояния и оставила все деньги на благотворительность. Знай она, что это я спас ее от разорения, возможно, приняла бы другое решение по части наследства.

Спустя несколько дней после банкротства банка на пороге моей квартиры появился Джосайя. В этот раз он был не один, а привел с собой всех своих родственников. В общей сложности я насчитал шестнадцать душ.

Что мне оставалось делать? Шаг за шагом я привел этих людей к нищенскому состоянию. Лишил их радости и надежды на лучшее будущее. Теперь я мог только позаботиться о том, чтобы в дальнейшем они ни в чем не нуждались.

С тех пор прошло семнадцать лет. Я по-прежнему слежу, чтобы у них было все необходимое, и сознание того, что они довольны жизнью, греет мне душу. Число домочадцев с тех пор выросло до двадцати двух, а весной мы ждем еще прибавления.

Вот такая история, – закончил рассказ джентльмен. – Надеюсь, теперь вы простите мне неприличный эмоциональный взрыв, вызванный тем, что вы попросили у меня совета. С определенного времени я никому и ни по какому поводу их не даю.

Все это я пересказал Макшонесси. Тот согласился, что случай поучительный, и он обязательно его запомнит хотя бы для того, чтобы рассказать некоторым знакомым, которым, по его мнению, подобный урок пойдет на пользу.