Глава 3

Шейми Финнеган думал, что тюремная обстановка ему знакома. Он и сам провел несколько дней в тюрьме. Было это восемь лет назад в Найроби. Его брата Сида арестовали и поместили в тюрьму за преступление, которое тот не совершал. Тогда Шейми вместе с Мэгги Карр, владелицей кофейной плантации, у которой работал Сид, сумели вызволить его из тюрьмы. Шейми и Сид поменялись местами. Сделать это было несложно: в тюрьме дежурил единственный надзиратель, а само здание, по словам миссис Карр, представляло собой жалкий курятник, наспех превращенный в тюрьму.

Но сейчас, глядя на громаду Холлоуэя, Шейми сознавал, что ничего не знает о тюрьмах, ибо таких тюрем он еще не видел.

Холлоуэй напоминал мрачную средневековую крепость с донжоном, железными воротами и зубчатыми орудийными башенками. Пара грифонов окружали арку ворот, достаточно широкую, чтобы внутрь мог въехать экипаж. За воротами виднелись прямоугольные тюремные корпуса с рядами узких окон, расположенных под потолком камер.

Один только вид тюрьмы вызвал у Шейми ощущение удушья. Его натура путешественника жаждала громадных открытых пространств вроде заснеженных просторов Антарктики или устремленных в небо вершин Килиманджаро. Сама мысль о заточении в отвратительные каменные застенки Холлоуэя действовала на него угнетающе.

– Дядя Шейми, нам сюда. Идем, – сказала Кейти, дергая его за руку.

Джо в коляске уже миновал ворота и теперь катился через лужайку, направляясь к внутреннему зданию с крупной надписью «ПРИЕМНАЯ». Шейми и Кейти быстро его догнали.

В приемной царил хаос. За письменным столом сидел полицейский в форме. Джо подъехал к нему, чтобы внести залог за Фиону и ее подругу Мод Селвин Джонс. Тем временем Кейти брала интервью у женщины, прижимавшей к голове окровавленный носовой платок. Здесь же находилось множество других женщин: многие – в порванной, забрызганной кровью одежде, а некоторые – с синяками и ссадинами. Надзиратель и несколько надзирательниц обращались с ними нарочито грубо. Родные и друзья активисток умоляли и убеждали их покинуть помещение, но те и слушать не желали.

– Где миссис Фосетт? – кричала одна. – Мы не уйдем, пока вы ее не освободите!

– Где миссис Бристоу и доктор Хэтчер? – вопрошала другая. – Что вы творите с ними? Отпустите их!

Отдельные крики сменились скандированием.

– Отпустите их! Отпустите их! Отпустите их! – повторяли десятки голосов.

Шум стоял оглушительный. Напрасно какая-то надзирательница требовала от женщин убраться отсюда. Ее голос быстро заглушили голоса активисток. Шейми заметил пожилого встревоженного мужчину в черном костюме и белом воротничке. Тот попеременно обращался к разным надзирателям.

Джо тоже его заметил и окликнул:

– Никак это вы, преподобный Уилкотт?

Мужчина обернулся. На вид ему было около шестидесяти. Гладко выбритый, в очках, с седеющими волосами и недоумением, застывшим на его добром лице.

Услышав, что его зовут, он прищурился, приподнял очки и сказал:

– О! Здравствуйте, мистер Бристоу. Вас радушно встретили в Ислингтоне?

– Едва ли, ваше преподобие. Никак и Дженни арестовали?

– Представьте себе. Я приехал за ней, но ее среди этих женщин нет. Пока я здесь нахожусь, тюремные власти передали родственникам уже многих женщин. А где Дженни – понятия не имею. Только что видел мистера фон Брандта. Он разыскивает Харриет. Ага! Вот и он.

К ним подошел высокий, элегантно одетый блондин. Состоялась церемония знакомства. Шейми узнал, что Макс фон Брандт, немец, родившийся в Берлине и ныне живущий в Лондоне, приходился доктору Харриет Хэтчер дальним родственником. Его сюда прислала мать Харриет, волнующаяся за дочь.

– Вы ее нашли? – спросил у него Джо.

– Нет. Но мне удалось переговорить с начальником тюрьмы. Он рассказал, что Харриет и еще несколько членов Национального союза суфражистских обществ были размещены по разным камерам.

– Зачем? – удивился Джо.

– Начальник сказал, что для их же безопасности. Ему пришлось отделить женщин из группы миссис Фосетт от женщин другой группы, возглавляемой миссис Панкхёрст. Между обеими группами возникла яростная словесная перепалка, и он опасался, как бы она не переросла в потасовку. Начальник утверждал, что задержанных скоро отпустят, но это было час назад. С тех пор никаких признаков освобождения.

Раздосадованный, Джо направил коляску в сторону издерганной надзирательницы, надеясь узнать больше подробностей. Макс отправился вместе с ним. Кейти продолжала расспрашивать участниц марша, заполняя страницы блокнота. Шейми и преподобный Уилкотт попытались затеять учтивый разговор. Священник знал о Шейми и сейчас расспрашивал о его антарктических приключениях. Шейми, в свою очередь, узнал, что священник возглавляет приход в Уоппинге, а его дочь, живущая вместе с ним в приходском доме, преподает в церковной школе для детей бедняков.

– Фактически это не только школа, но и благотворительная кухня, – пояснил преподобный Уилкотт. – Как любит говорить Дженни: «Голодные дети не в состоянии учиться, а дети, которые не учатся, всегда будут голодать».

Пока Уилкотт рассказывал, ворота в дальнем конце приемной открылись, и оттуда вышла группа потрясенных, уставших женщин. Шейми мгновенно заметил среди них сестру, однако радость тут же сменилась негодованием. Лицо Фионы пострадало. Ссадина на лбу, кровь в волосах. Жакет сестры был порван.

Едва эта группа вошла в приемную, раздались приветственные крики. Это кричали те, кого освободили раньше и кто отказывался уходить. Начались объятия, слезы и обещания устроить новые марши. Джо и Кейти поспешили к Фионе. Шейми двинулся следом. Вокруг звенели взволнованные женские голоса. Большинство участниц марша были ему не знакомы, но нескольких он знал.

– Боже, мне зверски нужна сигарета! – громко заявила одна женщина.

Шейми узнал Харриет Хэтчер, подругу Фионы.

– Сигарета и стакан джина. Макс, это ты? Слава Богу! Дай сигаретку.

– Хэтч, тут сигареты раздают? А еще одна найдется?

Этот голос тоже был знаком Шейми и принадлежал Мод Селвин Джонс, сестре Индии Селвин Джонс, вышедшей замуж за их с Фионой брата Сида.

– Как ты, Фи? – спросил Шейми, когда ему наконец удалось пробраться к сестре.

Джо и Кейти уже стояли рядом и забрасывали вопросами.

– Шейми? А ты как здесь оказался? – спросила Фиона.

– Я находился дома, когда принесли твою записку. Мы с Кейти сразу отправились к Джо.

– Извини, дорогуша.

– Не надо извинений. Я рад, что побывал здесь. Фиона, я и представить не мог. Совсем. Я… словом, я рад, что с тобой все в порядке.

Синяки на лице сестры опечалили и разозлили Шейми. Фиона вырастила его. Они лишились родителей, когда ей было семнадцать, а ему – четыре. По сути, сестра заменила ему мать. Из всех, кого он знал, Фиона была самым любящим, верным и бескорыстным человеком. Мысль, что кто-то посмел причинить ей вред… Жаль, что этот мерзавец не стоял сейчас перед ним.

– Что случилось? – спросил жену Джо.

– Эммелин и Кристабель – вот что, – криво усмехнулась Фиона. – Наша группа двигалась мирно. Народу было полным-полно. Естественно, были и полицейские, но их никто не задевал и не оскорблял. Затем появились мамочка и дочка Панкхёрст. Кристабель плюнула в полицейского, потом запустила камнем в витрину паба. С этого все и началось. Сначала крики и ругань, потом потасовки. Разъяренная жена владельца паба набросилась с кулаками на Кристабель, а потом и на других участниц. Полиция начала аресты. Те из нас, кто шел мирно, стали сопротивляться и, как видишь, дорого за это заплатили.

– Начальник тюрьмы говорил, что вас развели ради вашей же безопасности, – сказал Джо. – Даже здесь женщины обеих групп кричали друг на друга и были готовы затеять драку.

– Он вам так сказал? – устало рассмеялась Фиона.

– Ма, а что, это неправда? – спросила Кейти.

– Нет, дорогуша. Начальник тюрьмы упрятал нас в подвал совсем не ради безопасности. Никаких препирательств между нами не было. Начальник хотел напугать нас, и это ему удалось. Но запугать у него не получится. Ни сейчас, ни в будущем.

– Что значит запугать? – насторожился Шейми.

– Он велел поместить всех нас в одну камеру. В соседней находилась женщина-суфражистка, объявившая голодовку. Надзирательницы насильственно ее кормили. Начальник специально это сделал, чтобы мы слышали. Просто жуть. Нам пришлось слушать, как эта несчастная кричала и сопротивлялась. Потом ее вытошнило. Тогда надзирательницы