Глава 3

«Я пришел убить тебя».

Слова эхом разнеслись в голове Аньи – жестокое обещание, которое ничем нельзя заглушить. Люсьен никогда не шутит. Она хорошо это знает, ведь, наблюдая за ним столько недель, не заметила на его губах ни единой улыбки, ни намека на шутку. Более того, сейчас в нем отчетливо виден дух Смерти – просвечивающий сквозь кожу скелет.

Воздух наполнился ароматом роз, почти гипнотическим, умоляющим ее сделать все, что он ни попросит. Даже умереть.

У Аньи екнуло сердце. Однажды она видела, как он забирает душу, – это было невероятно красивое зрелище, – но никогда не думала, что станет непосредственным участником. Она как-никак бессмертная. Однако ей ли не знать, что и бессмертных можно уничтожить.

Впервые мыслью о смерти она прониклась в ту ночь, когда вырезала сердце из груди Капитана Бессмертной Гвардии, раз и навсегда положив конец его нечестивому существованию. А после ее ареста и последующего заключения, пока боги обсуждали, как с ней поступить, мысль эта обрела еще более реальные очертания.

Анье казалось, что с каждым проведенным в заточении днем тюремные решетки все плотнее сжимаются вокруг нее, а крики и стоны других заключенных звучат все громче. А может, то были ее собственные вопли. Невозможность утолить жажду создания беспорядка причиняла ей невыносимые страдания.

Она быстро поняла, что даже жизнь бессмертного существа имеет пределы. И решила бороться за свою до конца. Невзирая ни на что. Никто и никогда не лишит ее снова свободы – ни физической, ни эмоциональной.

Боги посчитали иначе, решив в конечном итоге сделать ее сексуальной рабыней для своих воинов. «Подходящее наказание», – сказали они. Раз она убила Капитана, пусть утешает всех бывших под его командованием воинов.

Это уничтожило бы ее – разум, тело и душу, ослабило бы решимость. К счастью, за ней пришел отец, спас ее, не побоявшись кары богов. Она снова получила свободу и шанс обрести счастье, которого всегда жаждала.

А теперь Люсьен – мужчина, которого она желала, которого поцеловала, – хочет оборвать ее жизнь, лишив всего? Внутри ее бурлили тысячи разных эмоций, и она не знала, какую выбрать первой. Гнев? Удивление? Боль?

– Почему ты хочешь убить меня? – потребовала она ответа.

– Я не хочу тебя убивать, но должен. Ты, похоже, слишком дикая, чтобы разгуливать на свободе.

Его слова ранили! Одно дело, что ее отвергает весь Олимп, – к этому она привыкла. Но по какой-то причине, несмотря ни на что, мнение Люсьена имеет для нее значение.

– Как ты меня нашел? – снова спросила она.

На его холодном лице не появилось ни проблеска эмоций.

– Это не имеет значения.

– Я могу исчезнуть, не успеешь ты и глазом моргнуть.

– Если сбежишь, я снова тебя разыщу. Куда бы ты ни отправилась, я всегда приду за тобой.

Его слова показались Анье пугающими и соблазнительными одновременно.

– Почему тогда ты на меня не нападаешь? Давай, делай свое дело, и не придется за мной гоняться.

Он вздернул подбородок и упрямо сжал челюсти.

– Так и будет. Но прежде хочу выбросить тебя из головы.

Изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, она прислонилась спиной к цепи качелей.

– Уж и не знаю, чувствовать мне себя польщенной или оскорбленной, миленький. Неужели дикая маленькая Анья так плохо целуется, что отвращение от осознания того, что твой язык побывал у нее во рту, преследует тебя до сих пор? – Ее беззаботные слова были под стать внешнему виду, – во всяком случае, она на это надеялась, хотя внутри трепетала.

Почему при виде Люсьена она по-прежнему испытывает смятение? Что еще хуже, теперь, зная, каков он на вкус, каково ощущение его прижатого к ней тела и обнимающих ее рук, притягивающих ближе, ее реакция на него усилилась в сотни раз.

Она жаждет большего. «Похоже, нужно наведаться к психоаналитику».

– Ты, я уверен, и сама прекрасно знаешь, как хороши твои поцелуи. – В его словах чувствовалась легкая примесь горечи.

– Говоришь так, будто это преступление.

– Так и есть.

Глаза Аньи превратились в узкие щелочки. Нельзя сказать, что на протяжении долгого существования она полностью лишала себя плотских утех, но и распутницей не была. Зачем ей это, если даже до проклятия она познала боль от навешенного на нее ярлыка «легкодоступная»?

Однако, как и все, Анья жаждала восхищения и привязанности. Ей нравилось, как на нее смотрят мужчины, и нередко, лежа в постели без сна, она мечтала о сексуальных отношениях, которых не могла себе позволить.

– Анья, мы можем сделать все очень просто.

– Что, опять поцеловаться?

Люсьен натужно сглотнул:

– Я о твоей смерти.

«Не реагируй на него». Хороший воин всегда использует чувства противника против него, а Люсьен чертовски хороший воин. Но и она тоже.

– Расскажи-ка мне снова, почему ты хочешь меня убить, Кексик. Что-то я запамятовала.

У него под глазом задергался нерв.

– Уже рассказал. Я не хочу убивать тебя, но боги приказали мне сделать это.

И никто, даже Владыка Преисподней, не может ослушаться богов без серьезных последствий для себя. От страха у нее скрутило живот. Все же она порадовалась, что Люсьен действует не по своей инициативе.

– Все боги или какой-то конкретный? – поинтересовалась она, хотя ответ был ей отлично известен.

– Один. Кронос.

– Вот сволочь! – воскликнула она и мысленно добавила: «Надеюсь, ты слушаешь, жадный трус».

Люсьен поежился от страха, показывая, что в самом деле боится гнева предводителя богов. И не напрасно. Кронос явно прогулял школу в тот день, когда там учили милосердию.

Едва вырвавшись из небесной тюрьмы, титан быстро и жестоко расправился с олимпийцами, а выживших бросил в темницу. Именно тогда Анья вернулась на небеса и кое-кого освободила. Кронос поймал ее и снова заточил в темницу, требуя в обмен на свободу ее величайшее сокровище. Она сбежала, прежде чем он успел покарать ее за отказ. Очко в пользу команды «Анья». Вскоре после этого он нашел ее во второй раз и пригрозил натравить на нее Владык. Теперь они с Люсьеном вот-вот застрянут в «круге третьем». Очко команде «Кронос».

– Уверен, что стоит подчиняться такому подлецу, а? – спросила она.

Люсьен вперился в нее взглядом, порабощая, подавляя решимость.

– Я должен это сделать, поэтому, что бы ты ни говорила, меня не переубедишь.

Она изогнула бровь, изо всех сил стараясь выглядеть уверенно.

– Давай поспорим?

– Нет. Это лишь даст тебе ложную надежду.

Меж ними повеял легкий ветерок, разметав пряди волос вокруг лица Люсьена. Он убрал их за уши, чтобы ничто не нарушало невидимой связи между ним и Аньей.

Теперь черные стрелы его бровей, гордая линия носа и неровные очертания покрытых шрамами щек сделались более отчетливыми. Но Анья смотрела лишь ему в глаза. Коричневая радужка, казалось, приковывает ее к месту, в то время как голубая кружится в вихре, затягивая все глубже и глубже в мир, где существует только Люсьен.

«Слушайся меня. Покорись», – прошелестели в ее голове слова.

Она стиснула челюсти и сжалась. Она знает, знает, что он пытается сделать. Убаюкать ее ощущением спокойствия и заставить добровольно принять смертельный удар.

Черта с два. С ней такие штучки не пройдут. За века своего проклятия она хорошо овладела одним искусством – давать отпор мужчине. Тряхнула головой, освобождаясь от чувственной хватки Люсьена. «То-то же».

«Не реагируй на него», – напомнила себе, переводя взгляд на его мощный торс и раздумывая, что делать дальше. При этом она не переставала посасывать свой любимый клубничный леденец.

– Ты у меня в долгу, Цветочек, и сейчас пришло время платить по счетам. Ты не будешь меня убивать.

Повисла мучительная пауза, затем Люсьен произнес:

– Ты знаешь, что я должен. – Он напрягся, словно собираясь с силами. – Попроси меня сделать это безболезненно. Это в моих силах. Попроси поцеловать тебя прежде, чем заберу твою душу. Это тоже в моих силах.

– Извини, Пупсик, мое требование неизменно – ты не будешь меня убивать. Напомню, что несколько недель назад я пообещала убить тебя, если попытаешься улизнуть от выполнения своих обязательств.

Новая пауза, более тяжелая и длительная. Агонизируя, Люсьен запустил руку себе в волосы.

– Почему Кронос желает твоей смерти?

– Ты уже ответил на этот вопрос. Я слишком дикая.

Анья села обратно на качели и медленно провела рукой вниз по ноге, незаметно нырнув ладонью за голенище сапога и обхватив рукоятку спрятанного там кинжала. Хоть она и сходит с ума по этому мужчине, несмотря на его миссию, без боя не сдастся.

– Я не верю, что это единственная причина, – возразил Люсьен.

– Может, он хотел ко мне подкатить, а я над ним посмеялась. – Ложь. Однако правду признавать она отказывалась, так что приходится врать.

На лице Люсьена отразилась эмоция, которую Анья не сумела распознать. Знала лишь, что это что-то мощное и бескомпромиссное.

– А может, он был твоим любовником, а ты предпочла ему другого? Раздразнила и бросила, оставив в дураках.

Прищурившись, Анья снова пристально посмотрела на Люсьена и вскочила на ноги, пряча кинжал за спиной.

– Какие грубые слова. Нужно мне унижаться до игр с мужчиной, который меня не интересует.

Люсьен пробормотал нечто весьма похожее на «но со мной же ты играла».

Она гневно нахмурила брови:

– Можешь думать что угодно, но причин обижаться у тебя нет.

– Ты Анархия. Сомневаюсь, чтобы тебя волновали чувства других людей.

– Ты меня совсем не знаешь, – огрызнулась она.

– Я знаю, что ты танцуешь так, будто занимаешься сексом, и что на вкус ты как мужская погибель.

Будь он проклят. Он мог бы возбудить ее одними этими словами. А в сочетании с хриплым, текучим, как вино, голосом – и подавно. Позабыв о гневе, Анья готова была упасть в его объятия. Не желая признавать этого, она сказала:

– Внесу поправку. Ты не груб. И не жесток. – Не свидетельствовали ли его слова о том, что теперь ее влечет к нему еще сильнее?

– И тем не менее это правда. – Склонив голову набок, Люсьен окинул ее пристальным взглядом. Хотя он снова нацепил маску безразличия, вокруг него сияла раскаленная добела аура. – Ты всегда так беспечна в своих привязанностях?

В его тоне не было осуждения, но все же вопрос рассердил ее. Она вспомнила, как несколько богов спрашивали то же самое у ее матери и как в глазах Дисномии появлялся проблеск боли всякий раз, как любовник предполагал, что она недостаточно хороша для него. Люсьен за это заплатит.

Делая вид, будто ей все равно, Анья опоясала леденец языком, вкушая его фруктовую сладость, но тем временем сжала рукоятку спрятанного за спиной кинжала с такой силой, что ногти глубоко впились в ладонь.

– Что, если и так? – наконец протянула она. – Большинство мужчин свободны в своих привязанностях и восхваляемы за это. Их почитают, как богов секса.

Люсьен проигнорировал ее замечание. Очевидно, Владыки знают в этом толк.

– Прежде чем я… – Сжав губы, он покачал головой. Должно быть, передумал, потому и оставил фразу незавершенной. – Объясни-ка мне кое-что. – Будто бы сообразив, что так он от нее ответов не добьется, добавил: – Пожалуйста.

Она игриво похлопала ресницами.

– Для тебя что угодно, Пирожок.

– Скажи мне правду. Зачем ты целовала меня? Ты могла бы заполучить Париса, Рейеса, Гидеона или любого другого. Они бы не возражали. Наоборот, возжелали бы тебя в ответ.

«Возжелали бы тебя в ответ», – мысленно передразнила она. В отличие от него, который никогда ее не захочет. Черт подери, она не собачий корм! И почему он просто не может принять, что она хочет именно его, а не кого-то другого?

Возможно, и к лучшему, что он счел ее страсть наигранной, решила Анья. По крайней мере, это поможет ей сохранить лицо, ведь она «ничего для него не значит» и он «не хочет ее». Осел.

– Возможно, я прознала, что Крони-Вони собирается приказать тебе убить меня, и намеревалась подмаслить тебя как булочку на завтрак, чтобы ты не подчинился ему. – Вот. Как ему это понравится?

Его резкие, дикие черты осветило понимание.

– Наконец что-то начало проясняться, – процедил Люсьен с едва заметной ноткой разочарования.

Или разочарование ей только послышалось? Он вообще-то явился убить ее. Едва ли он испытывает к ней нежные чувства.

«Покорись мне».

Черта с два. Она взглянула ему в лицо и снова попала в ловушку. Его голубой глаз по-прежнему словно кружил в вихре, а карий смотрел так притягательно, что она добровольно утонула бы в нем. У нее в животе запорхали бабочки.

Нет, нет, нет! Оскалившись, Анья резко отвела взор. «Пырни его кинжалом, чтобы притормозить, а затем убирайся отсюда». Эту мысль и нужно претворить в жизнь. Люсьен бессмертен, он исцелится. Но, гори все синим пламенем ада, она не готова покинуть его. Она неделями ни с кем не разговаривала, так как была слишком увлечена преследованием, подглядыванием. Вожделением Люсьена.

«Не имеет значения, что ты хочешь. Нанеси удар прежде, чем это сделает он».

– Даю тебе последний шанс отплатить мне услугой за услугу, защитив меня от Кроноса, – обратилась она к нему.

– Извини, но это невозможно.

– Что ж, ладно. Раз мы во всем разобрались, – произнесла она своим самым знойным тоном, – давай повеселимся.

Облизав леденец, Анья перенесла вес на левую ногу, отчего юбка на правом бедре приподнялась, приковав внимание Люсьена к обнажившейся коже. Именно на это Анья и рассчитывала.

В его глазах промелькнул едва заметный огонек желания, которое он не мог скрыть. «Слишком поздно». Она метнула кинжал.

Прежде чем он догадался о ее намерениях, в воздухе просвистело серебристое лезвие и вонзилось ему в сердце. Его тело забилось в судорогах, глаза вылезли из орбит.

– Ты меня ранила, – недоверчиво выдохнул он. Скривившись, выдернул окровавленный кинжал и, прижав ладонь к ране, взглянул на свои окрасившиеся багрянцем пальцы. Гнев оказался сильнее недоверия.

– Можешь оставить себе кинжал как сувенир.

Послав ему воздушный поцелуй, Анья телепортировалась на ледяную глыбу в Антарктике, зная, что он последует за ней, и намереваясь заставить его страдать. Ее немедленно атаковал морозный ветер, от которого легкая одежда, конечно, не спасала. Холод пробрался сквозь кожу и мышцы прямо до костей, и Анья застучала зубами.

Пингвины, переваливаясь, поспешили убраться от нее подальше. Вокруг вихрились бурлящие водовороты. На многие мили окрест глаза не различали ничего, кроме мрака, единственным светом в котором были золотые лунные лучи, отражающиеся от ледников.

Будь она человеком, замерзла бы до смерти за считаные секунды. Будучи богиней, Анья просто чувствовала себя несчастной.

– Оно того стоит, – сказала она.

Вырывающееся изо рта дыхание превращалось в густой клубящийся у лица туман. Если ей сейчас плохо, то насколько хуже будет раненому Люсьену, когда он…

Люсьен материализовался прямо перед ней. Анья увидела его явственно, как при свете дня.

Он имел весьма хмурый вид и скалил свои идеальные белые зубы. Рубашку он снял, являя взору Аньи скульптурные мускулы живота. Дорожки волос, обычно сбегающей у мужчин от пупка к паху, у него не было, и торс также был лишен растительности. Его кожа медового оттенка с жемчужным напылением с одного бока казалась гладкой, как прикосновение бархата к стальному клинку, а с другого – испещренной неровными шрамами. При этом Анье так хотелось полизать оба бока, что слюнки текли.

Его крошечные коричневые соски были тверды, как наконечник стрелы. Как было бы восхитительно провести по ним языком! Грудь перепачкана кровью, и прямо над сердцем зияет глубокая рана, которая, однако, уже начала затягиваться.

Его вид – окровавленного после битвы, разгневанного и готового к продолжению – возбуждал Анью. Ноги ее ослабели. «Ты же ненавидишь слабость». Но, черт возьми, как же это приятно. Неужели Люсьен всегда будет так на нее влиять?

«Глупая девчонка».

Порыв ветра с силой ударил в него, заставив пережить мучительное мгновение, когда кровь и кислород замерзают внутри тела.

– Анья! – рявкнул он.

– Рада видеть тебя снова, Цветочек.

Не медля больше ни секунды, напрягая все силы, она столкнула его в воду.

Он мог бы схватиться за нее, чтобы удержаться, но не сделал этого, предпочтя упасть, но не утянуть ее за собой. Как… мило. Мерзавец! Нет у него права быть с ней милым.

Плюхнувшись в воду, он зарычал от ярости, удивления и мучительной боли. Несколько капель брызнули Анье на бедро, и она задохнулась от холода.

– Анья! – взревел Люсьен, выбираясь на поверхность.

– За ванну можешь не благодарить. Это меньшее, что я могла для тебя сделать, после того, как залила кровью твою грудь. Нужно же было тебя отмыть. Ну ладно, пока!

– Не уходи, – поспешно произнес он. – Пожалуйста.

Не в силах совладать с собой, она замешкалась:

– Почему нет?

Вместо того чтобы перенестись на ледник, он, удерживаясь в воде в вертикальном положении, посмотрел на нее снизу вверх.

– Ты же не хочешь меня сердить.

Облако уплыло прочь, и с шелкового чернильночерного неба прямо на Люсьена полились густые золотые лучи.

– Иначе что? Превратишься в громадного зеленого монстра? Не хочу тебя огорчать, Цветочек, но этим ты меня не возьмешь. Веселой разморозки.

Со смехом помахав ему кончиками пальцев, Анья телепортировалась на свой любимый частный пляж на Гавайях.

Ее мгновенно окутало тепло, и солнечные лучи растопили иней на коже. Обычно, бывая здесь, она раздевалась и валялась на песочке, наслаждаясь покоем и безмятежностью. Иногда запиралась в окруженном пальмами домике в четверти мили отсюда, чтобы расслабиться и посмотреть фильмы.

На этот раз она осталась на берегу и не стала снимать одежду, выбросила леденец и вытащила из сапог еще два кинжала. Зажав их в руках, она затаилась в ожидании.

Мгновение спустя в поле ее зрения появился хмурый дрожащий Люсьен. Его посиневшие от холода губы сжались в недовольную ниточку, волосы обледенели, а кожа мерцала кристаллизировавшейся влагой.

– Благодарю…. за пляж, – процедил он сквозь зубы.

– Как, черт подери, тебе удается следовать за мной? – требовательно спросила Анья, вздернув подбородок и пронзая Люсьена убийственным взглядом.

По какой-то неведомой причине на этот раз Люсьен соблаговолил ответить:

– Ты оставляешь энергетический след везде, где бываешь. Я просто иду по нему. Если бы ты не явилась мне в клубе, я ни за что не смог бы тебя вычислить.